33. Люба. (1/2)
Фальшивый Себастьян исчез. Настоящий так и не появился.Сколько часов прошло с момента, как меня забрали из больницы? Много. Но если мерить днями, получится, что не прошло ещё и суток, а это мало. Это почти ничего…
Рано думать о плохом и делать какие-то выводы. У нас ведь неполноценный контракт… Вдруг, он не чувствует меня? Не знает где я и с кем…
Ему потребуется время, так?
Моя задача ждать…Ждать, когда он придёт…
Если он придёт…Чёрт…!Я очередной раз подошла к зеркалу. Зазеркальная я пристально смотрела в мои глаза. На наших лицах не было печати контракта. Ни её, ни меня с настоящим Себастьяном ничего не связывало. Но у неё, по крайней мере, был фальшивый. Такой же фальшивый, как она сама.Нужно как-то себя отвлечь. Пыталась найти отдушину в рисовании, но вдохновение обо мне забыло. Просто сидела и смотрела на бумажную плоскость.
Мне на миг показалось, что это и есть отображение моего настоящего.
Чистый лист.
Простор для творчества, который без этого самого вдохновения называется пустотой.И пустота почему-то была до боли родной и знакомой.
Себастьян, где же ты?
Что же это за чувство такое?Я снова назову это любовью. Ведь без любви не бывает вдохновения. А в тебе меня вдохновляет всё, даже твоё несуществование...Себастьян…В груди как будто сквозное отверстие, не затронувшее сердце. Дыра, ставшая ему обрамлением. Обнажённому и уязвимому, но пока ещё живому; всё ещё бьющемуся и способному на чувства. До первого удара извне. До первого и последнего.
Бумага завораживала своей нетронутостью. Я смотрела не на лист, я смотрела словно сквозь него; невидящим взором вглубь белоснежной пропасти.
В воображении проектировались образы, петляя гибкими сплошными линями между отрывистых штрихов. Одни сменяли другие, сотни невоплощённых идей и сюжетов мелькали на остающемся однотонным фоне.Что может быть прекраснее чистого листа?
На нём можно изобразить что угодно, если уметь рисовать...
Если…А если нет? Тогда… Что может быть бесполезнее?Светлое бумажное пространство перестало казаться объёмным и глубоким. Оно больше не походило на кладезь нереализованных шедевров.
Художник, покинутый вдохновением – не художник.
Я больше не могу рисовать…Наверное, в следующую секунду, я бы ужаснулась этой мысли, потому что художественный дар, был единственным моим ярко выраженным талантом. Но я не успела окончательно добить себя депрессивными умозаключениями.
Дверь спальни медленно открылась. Сначала показался серебристый поднос в женских руках, а уже потом и сама обладательница этих рук. Ею оказалась симпатичная девушка с очень странной причёской.
Первое, что бросилось в глаза, это фантастический цвет волос, окрашенных как по градиенту, от светло-персикового оттенка у корней, до насыщенного огненно-розового к низу. Поверх шли чёрные и бордовые пряди, которые смотрелись так, словно кто-то грубой кистью оставил вертикальные мазки разной длины.Сразу после этого, я увидела тёмно-синюю печать контракта на её правом глазу. Левый был вполне нормального голубого цвета. Как ни странно, девушка даже не пыталась хоть как-то скрыть глаза чёлкой, или ещё чем-нибудь.