1 часть (1/1)

— Что всё это значит, отец?Султан поморщился и промолчал. Если он хоть немного знал своего любимого сына, вопрос не требовал ответа и служил лишь преамбулой к обвинительной речи.— Императорская армия со дня на день войдет в столицу, наши люди в панике и готовятся покинуть свои дома, а ты вместо того, чтобы готовиться к обороне, устраиваешь пир?!В иное время Султан бы даже полюбовался этими нотками негодования в голосе сына — столь юное существо и такая страсть! — но к настоящему моменту он немного устал отвечать на один и тот же вопрос. И почему подданные не могут молча делать, что велено?— Отец, — теперь в общий тон добавились вкрадчивые нотки, — пусть армия Арвада не столь обширна, да и практики ей недостает, но наше положение не так уж безнадежно. С точки зрения географии...— Довольно, — оборвал сына Султан. Вышло резче, чем он хотел, и Султан продолжил уже мягче: — Хасан, ты смышленый мальчик, но в том, что касается большой политики...— Я давно уже не мальчик, отец! — вспылил тот. Предсказуемо. — И мог бы помочь, если бы ты хоть раз выслушал меня до конца!Султан обреченно вздохнул и в очередной раз подумал о том, что не будь мать этого сокровища так прекрасна, не вести бы ему сейчас этого разговора. Воистину, неисповедимы пути Аллаха.— Мальчик мой, — он тоже подпустил в голос вкрадчивости и положил ладонь на спину отпрыска, успокаивая, — как ты, верно, помнишь, я всё еще правитель нашей небольшой, но богатой страны. Неужели ты думаешь, что я бы по своей воле отдал её имперским шакалам или позволил хоть единому волоску упасть с головы её жителя?— Нет, — стушевался юноша, — конечно, нет. Но, отец...— Так вот, — с нажимом продолжил Султан, ласково поглаживая сына по спине и ненавязчиво подталкивая к выходу. — Решение, мальчик мой, уже есть, и всё, что ныне требуется от тебя и каждого добропорядочного гражданина Арвада, это верить своему Султану и делать так, как он велит. Это понятно?— Да, отец, — Хасан насупился, от чего — парадоксально — стал еще прекраснее. А главное: он больше не спорил. Султан был готов довольствоваться малыми милостями.— Очень хорошо, мой мальчик, — Султан удовлетворенно улыбнулся и напоследок похлопал сына по крепкому плечу. — А теперь ступай. Тебе следует подготовиться к визиту Абу-л-Вафы. Сегодня вечером ты лично будешь следить за наполненностью его кубка.Хасан сделал несколько неуверенных шагов прочь и вдруг обернулся так резко, что зародившийся было у Султана вздох облегчения обернулся раздражением.— Абу-л-Вафа? — юноша во все глаза уставился на отца. — Презренный наемник будет сидеть с тобой за одним столом?!Да что ж ты будешь делать с этой молодежью.— Амин Аль-Гази Абу-л-Вафа, — Султан нахмурил седые брови, чтобы придать себе более строгий вид, — смелый и уважаемый человек.— Скорее ужасающий, — пробормотал Хасан. И добавил более громко: — Я многое слышал об Абу-л-Вафе, отец, и ничто из этих слов не могло бы польстить. Говорят, он... не почитает Аллаха, как должно человеку веры.— Хасан Аль-Кавим ибн Рахман Рашид-ад-Дин, — чеканя каждое слово, произнес Султан. Полное имя всегда действовало на зарвавшегося отпрыска отрезвляюще, этот случай не стал исключением. — Я не потерплю, чтобы моего гостя оскорбляли в моем же доме.— Прости, отец, — юноша покорно опустил голову, но голос его по-прежнему был тверд. Упрямец.— Помни об этом, Хасан, — настолько же твердо сказал Султан, — и не опозорь меня сегодня.Он отвернулся к высокому окну, тем самым давая понять, что разговор окончен.***— "Да, отец", — Хасан влетел в свои покои, саданув дверью так громко, насколько хватило сил. — "Конечно, отец", — он сшиб со столика статуэтку, и та, звякнув, покатилась по полу. — "Как скажешь, отец", — юноша упал на кровать, широко раскинув руки, и уперся взглядом в расшитый балдахин.Соглашаться – всё, что оставалось в его положении. Конечно, Хасан всё равно спорил, и иногда отец шел на уступки, но не в тех вопросах, которые были по—настоящему важны. А ведь на этот раз он правда мог помочь, не зря же столько времени корпел над картами и свитками по тактике боя...Выходит, что зря. Султан даже выслушать его не пожелал, предпочтя обратиться к сомнительного происхождения наемнику, который славился своей жестокостью и беспринципностью. Да и так ли непобедима его армия, как говорят?Хасан оторвался на миг от изучения золоченого орнамента на балдахине и покосился на приготовленный на вечер костюм. Ничего особенного: привычные шаровары и простая рубаха до колен, разве что без рукавов; всё приглушенного молочно-белого цвета, никаких излишеств вроде вышивки или кистей, даже золотой шнур выглядел более чем скромно. Пожалуй, даже скромнее, чем полагалось принцу. Однако сукно, пошедшее на пошив этой одежды, было настолько тонким, что почти не ощущалось под пальцами. Только лишь глядя на вечерний наряд, Хасан чувствовал себя... голым. Однако выбрать что-то другое и тем самым снова навлечь на себя гнев отца юноша не решался. Он и без того истончил терпение родителя своим упрямством, рисковать и дальше было бы... неблагоразумно. В конце концов, это всего лишь костюм.***Во дворце давно протрубили о прибытии "дорогого гостя", а Хасан всё еще крутился перед зеркалом, всерьез раздумывая, не сменить ли ему наряд. Не то чтобы у него имелись нарекания к работе дворцовых швей — одежда сидела как влитая, подчеркивая и широкие плечи, и узкую талию, и нелегким трудом добытые мускулы; цвет сукна оттенял золотистый загар, от чего кожа казалась бархатистой. Даже глаза его как будто стали темнее и ярче. Хасан, никогда не могущий похвастать особой скромностью, смотрел на себя в зеркало и испытывал... смущение.— Всё любуешься, юный Нарцисс?В покои бесшумно вошла Исхан, третья — но любимая — жена Султана, много лет назад привезенная им из далеких земель. Принц отвернулся от зеркала так резко, будто его поймали за чем—то неприличным. Исхан мягко улыбнулась.— Нет нужды беспокоиться, Хасан, — голос ее звучал, как всегда, тихо и успокаивающе, — ты прекрасен.— Ты же знаешь, что беспокоит меня не это, мама.— Знаю, сынок, — Исхан подошла ближе и протянула руку, чтобы коснуться непослушных, под стать самому юноше, темных кудрей. Хасан склонился к ней, вновь удивляясь, какой любовью дышал каждый шаг, каждый жест этой маленькой женщины. — Сегодня тебе предстоит сыграть важную роль в судьбе своего народа.— О чем ты, мама, — усмехнулся принц, млея под прикосновениями нежной руки. — Едва ли роль виночерпия так уж важна.Пальцы в его волосах замерли, а затем Исхан и вовсе отняла руку, но когда принц снова выпрямился, она уже отвернулась, чтобы наполнить один из кубков и поднести его сыну.— Не стоит недооценивать тех, кто готовит нашу еду и наполняет для нас чаши, — ровным голосом произнесла Исхан. — Они обладают гораздо большей властью, чем думают.Залпом выпив предложенное вино, Хасан склонился, чтобы поцеловать мать в щеку, и решительно направился к двери. Еще долго после того, как он переступил порог собственных покоев, Исхан продолжала стоять на том же месте, с грустью глядя вслед сыну и побелевшими пальцами сжимая кубок, пока тот наконец не выпал из вмиг ослабевших рук.***— Признаться, я не ждал такого приема, — Амин Бей возлежал на месте почетного гостя и смотрел на всё вокруг именно с той холодной надменностью, какой Султан от него и ожидал. И в тоне его не было ни грана той скромности, которую подразумевали слова.— К чему обладать богатствами, — парировал Султан, — если не можешь разделить их с друзьями?Наемник недобро оскалился, искоса глянув на Султана.— С друзьями, значит, — он одним глотком осушил кубок. — Не слишком ли ты самонадеян, Султан? Я еще не дал своего согласия.— Однако, ты оказал мне честь, приняв приглашение, — легко отозвался тот, жестом подзывая юношу с кувшином. — Всё это — знак моего уважения к тебе, Амин Бей. Я лишь прошу принять его, а о делах мы будем говорить после.Наемник явно собирался что-то ответить, но передумал, когда к столу подошел виночерпий. Не поднимая глаз на господ, юноша опустился рядом с подушками на колени, наполнил кубок гостя и уже собирался встать и удалиться, но Султан жестом остановил его.— Амин Бей, позволь представить тебе моего четвертого сына.— Господин, — принц почтительно склонил темноволосую голову.— В знак моего особого расположения он будет прислуживать тебе на сегодняшнем празднике, — продолжал Султан, не без удовольствия отметив, что наемник слушает его вполуха. — И после, если того пожелает наш гость. Верно, Хасан?— Всё так, отец, — ответил юноша. Султан только дивиться мог, откуда в его взбалмошном сыне столько смирения.— Ступай, — милостиво разрешил Султан, лишь краем глаза проследив, как юноша споро, едва скрывая торопливость, поднялся с колен и удалился.Амин Бей проводил его тонкую фигуру задумчивым взглядом и молчал так долго, что Султан невольно усомнился в собственных выводах. Он всегда был чуток в том, что касалось невысказанного, однако так легко ошибиться, когда речь идет об особенном блеске в глазах или едва уловимой перемене настроения. Тем более, что сам Султан не разделял страстей, по слухам присущих его гостю, и так ли разумно было доверяться людской молве...— Я вижу, слава обо мне опережает меня самого, — произнес наконец Амин Бей, его губы медленно вытянулись в ленивую, кривоватую усмешку. — Султан.Он коротко коснулся кубка Султана своим и впервые за вечер обратил внимание на представление, устроенное в его честь.***Хасан изо всех сил старался быть как можно более незаметным, но всё равно то и дело ловил на себе взгляды "дорогого гостя". Странные, совершенно нечитаемые, но очень пристальные взгляды. Они будто ощупывали его, свободно и бессистемно блуждали по всему телу, оставляя за собой неловкость и смутное желание прикрыться. Этот проклятый наемник Хасану определенно не нравился.Зато отец, похоже, был от него в восторге. Если верить слухам, армия Абу-л-Вафы была неутомима и непобедима, так что в теории она могла бы отбить атаку Империи. Однако, согласно тем же слухам, заполучить эту армию в союзники непросто. Амин Бей был достаточно богат — одному Аллаху известно, сколько крови он пролил, чтобы заполучить это богатство — и достаточно привередлив, чтобы даже сильные мира сего лебезили перед ним.И всё же... чем дольше Хасан смотрел на него — украдкой, разумеется — тем большей симпатией к нему проникался. Наемник не был похож на человека, который ест младенцев, запивая кровью девственниц — а судя по ужасу, который вселяло в простых смертных одно его имя, примерно тем он и должен бы заниматься. Амин Бей имел крепкое телосложение, которое не мог скрыть даже по-военному строгий камзол, обладал статью, какую не всегда увидишь и у дворян, не говоря уже о простом люде. Его лицо притягивало не столько необычным для здешних мест сочетанием черт, сколько своей неподвижностью — даже выражение его менялось так, будто скульптор вдруг скомкал предыдущее творение, чтобы в мгновение ока слепить новое из того же куска глины. Наверное, наемника можно было назвать красивым — Хасан не слишком разбирался в мужской красоте, а объект его внимания слишком не вписывался в те рамки, которые были ему привычны.В то время как отец, по обыкновению, пил в основном воду, лишь изредка разбавляя ее каплей вина, Амин Бей осушал кубок за кубком, так что долго скучать в стороне Хасану не приходилось. Под конец он так замотался, что ему сделалось дурно: голова слегка закружилась, тело бросило в жар, а во рту пересохло, но сколько бы он ни пил, становилось только хуже. Постепенно яркие наряды танцовщиц сливались перед глазами принца в разноцветные пятна, не имеющие определенной формы, от многочисленных запахов, наполнявших залу, мутило. Хасан стойко терпел, сколько мог, но в конце концов ему пришлось передать свой бессменный кувшин проходившему мимо слуге и спешно покинуть пиршество.***Оказавшись во внутреннем саду, Хасан замедлил шаг и сделал глубокий вдох. Прохладный ночной воздух, напоенный ароматом олеандра, немного остудил взбудораженное тело, но, казалось, лишь усугубил головокружение. Осторожно ступая в полумраке, юноша добрался до мраморного фонтана и присел на плоский борт нижней чаши. Мерное журчание текущей воды всегда успокаивало его, если не сказать вводило в некое подобие транса, когда не остается ни мыслей, ни желаний, ни самого тела — только что-то глубокое, непостижимое и яркое, как солнечный блик на поверхности реки.Повинуясь сиюминутному порыву, Хасан опустил ладонь в воду, несколько мгновений просто наслаждаясь ощущением того, как вода струилась меж его пальцев, а затем склонился и плеснул немного на лицо, затем еще раз и еще, не беспокоясь о том, что брызги попадают на рубашку.— Поздновато для купания, не находите?Хасан обернулся так резко, что чуть не свалился в фонтан, но вовремя ухватился за бортик мокрыми пальцами.— Господин, — юноша коротко поклонился, да так и застыл с опущенной головой, хватая ночной воздух широко раскрытым ртом в попытке унять вернувшееся головокружение. О том, чтобы встать, и речи быть не могло.Амин Бей присел рядом, двумя пальцами поддел его подбородок, заставляя Хасана поднять голову и посмотреть ему в глаза.— Вам нехорошо, принц Хасан? — негромко спросил наемник.Руки у него были горячие, как камень, нагретый полуденным солнцем, и Хасан вдруг понял, что дрожит от холода. Тонкие струйки воды стекали с его волос по лицу и шее, забирались под ворот и без того промокшей рубашки, продолжая свой путь по тяжело вздымающейся груди. Хасан чувствовал каждую из этих струек, по отдельности и все разом, они щекотали его кожу, раздражали и в то же время неуловимо волновали, а Хасан не мог заставить себя пошевелиться, не мог перестать смотреть в непроглядную тьму чужих глаз.— Принц? — снова позвал Амин Бей, и Хасан опустил ресницы, чтобы проследить движение его губ. — Что с вами?Язык во рту как будто распух и не желал слушаться, да и будь иначе, Хасан ничего не смог бы ответить — в его голове было пусто, как в бочке, он едва ли понимал, что его вообще о чем-то спрашивают. Гораздо важнее было то, что большая, шершавая и очень горячая ладонь накрыла его щеку, даря столь необходимое тепло, и когда подушечка одного из пальцев прошлась по его нижней губе, стирая каплю воды, Хасан лишь приоткрыл рот, сам не сознавая, зачем.Выражение лица Амин Бея изменилось, на этот раз переплавляясь из одного в другое медленно, как вода перетекает из одного сосуда в другой, и Хасан не мог бы сказать, что означало любое из них, даже если бы от этого зависела его жизнь.***Его куда-то тянули и вели, мягко придерживая то за плечи, то за талию, и в конце концов усадили на ворох подушек. Лишившись тепла чужого тела, принц снова начал дрожать, но не смог ни пожаловаться, ни пошевелиться, лишь неотрывно следил глазами за источником этого тепла.Амин Бей вернулся к нему с кубком в руках, и Хасану пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.— Хочешь пить?Вместо того, чтобы кивнуть или выразить согласие иначе, юноша лишь приоткрыл рот и слегка шевельнул языком, всем своим видом выражая готовность принять всё, чего доброму господину для него не жалко.***— Аллах Всемогущий, — едва слышно выдохнул Амин Бей. Одной рукой он придержал кудрявый затылок, а другой приставил кубок с вином к ожидающему рту.У него уже не было твердой уверенности в том, что Султан всё же желал заручиться его поддержкой в войне, а не довести славного наемника до сердечного приступа столь изощренным способом. Зато в том, что состояние юноши — дело рук его же родителя, сомнений не возникало.Амин отнял у принца кубок, отставив его подальше, и заставил себя встряхнуться, немного сбавляя градус возбуждения. Перед ним на коленях сидел совсем еще мальчишка, не знавший ни войн, ни бедствий, и оттого сохранивший свою наивность. Сидел неподвижно, смотрел на него расплывшимися чуть не во всю радужку черными провалами зрачков и ждал, сам не зная чего. Доверчивый, ранимый, слишком красивый для собственного блага. Рядом с этим великолепным творением юности Амин ощущал себя загрубевшим, задубелым от времени и передряг старцем, хотя и прожил, вероятно, лишь на десяток зим больше.Пока голова Амина предавалась невеселым думам, рука его потянулась стереть несколько алых капель из уголка изогнутых луком губ. Словно завороженный, Амин безучастно смотрел на то, как подушечка его пальца скользнула по припухлой нижней губе и дальше — внутрь горячего рта, по мягкому, немного шершавому языку. Хасан с готовностью втянул его глубже, посасывая, проходясь языком по костяшкам, вылизывая, иногда аккуратно прикусывая, и вид его при этом был настолько довольным, что разумные мысли Амина улетучились так же быстро, как испарялась с его кожи слюна принца. В конце концов, если Султан посчитал нужным сделать ему столь щедрый подарок, кто он такой, чтобы отказывать?***Сквозь мутную дымку в голове Хасан силился понять, почему у него отняли облюбованный палец и даже не дали толком ткнуться лицом в ладонь. Во рту стало неприятно пусто — он и не знал раньше, что такое возможно, но узнал теперь, и эта пустота ему категорически не нравилась. Он ухватился было за камзол господина, пару раз ткнулся носом куда придется, но и только — его руки осторожно, но настойчиво разжали, и камзол затерялся где-то в мире, не доступном сейчас Хасану. На смену камзолу пришла рубашка, и это было даже лучше — теплее, — а под ней обнаружилась твердая, покрытая забавно щекочущими нос волосками, грудь и широкие гладкие плечи, за которые так удобно было держаться, пока сильные руки избавляли его от рубашки, а шершавые ладони чертили горячие узоры на спине, на боках и груди, и животе, и на шее.Лицо господина вдруг оказалось совсем близко, Хасан не успел даже удивиться, прежде чем его губы накрыли чужие — более жесткие, чем он привык, но ведь он никогда раньше не целовал господина — а мгновением позже его очень пустой рот наконец заполнил чужой язык. Внутри Хасана будто что-то лопнуло — и потекло колючей истомой по венам, в такт биению сердца, наполняя всё тело безотлагательной необходимостью, наслаждением столь острым, что его попросту не могло быть достаточно, и он заскреб пальцами по спине господина, заскулил жалобно в его рот, зная, что господин поймет его, даже если Хасан сам себя не понимает.Его с легкостью оттолкнули, лишили одновременно и опоры, и ощущения чудесной наполненности, а вместе с ними и равновесия. Хасан плюхнулся спиной на парчовые подушки с грацией тряпичной куклы, каких мастерили для его маленьких сестер их матери, — покорный и безвольный, подчиненный не силой, но лаской.***Амин не мог налюбоваться: султанский сын был пиршеством для глаз, долгими месяцами не видевших ничего, кроме боли, войны и песков. В полумраке покоев, освещенном лишь светом лампад, он казался хрупкой золотой статуэткой, и только лихорадочный блеск из-под трепещущих ресниц да тяжело вздымающаяся грудь мешали с головой уйти в созерцательный транс. Амин то с благоговейной осторожностью водил ладонями по лишенной изъянов коже, страшась поранить, то вжимался загрубевшими пальцами до синяков, повинуясь едва различимым просительным вздохам. И если голос принца умолял, то тело его льнуло к Амину с той жадной настойчивостью, какая могла быть присуща лишь юности.Принц цепко ухватился руками за плечи Амина, потянул, опрокидывая на себя сверху, изогнулся, плотнее втираясь влажной от испарины кожей, требуя больше ласк, и Амин с радостью давал их. Он покрывал доверчиво подставленную шею быстрыми поцелуями и короткими укусами, спускаясь до самых ключиц и вновь возвращаясь к четко очерченной, гладкой линии челюсти, мало внимания обращая на боль от того, как пальцы Хасана дергали короткие волосы на его затылке, на то упорство, с которым всё еще обтянутые тончайшим сукном бедра толкались в него снизу, резкими, лишенными ритма движениями втираясь скрытым под тканью членом в живот Амина.И всё же это бесконечное ёрзанье раздражало, мешало как следует насладиться султанским подарком, так что Амин, переместившись ниже, лег на принца всем своим весом, придавливая его к подушкам в попытке обездвижить, и плотоядно облизнулся, примериваясь к горошине соска, торчавшей теперь прямо перед его носом. Стоило ему сомкнуть на ней зубы и провести по вершине языком, и хриплый выдох Хасана сорвался в стон, а тело его тряхнуло с такой силой, что Амин на мгновение решил, будто дрожит он сам. Мгновением позже принц затих и как будто обмяк, его руки безвольно упали на плечи Амина, а глаза устало прикрылись.Наемник тихо выругался и приподнялся на локтях, уходя от малоприятного прикосновения намокшей ткани к обнаженному животу.***Его куда-то снова тянули и пихали, выпутывая из штанин, и на этот раз Хасан пытался вяло отбрыкиваться. Во всём его теле сейчас звенела ленивая нега, и он никак не мог взять в толк, кому и зачем понадобилось его трогать. Принц неохотно приоткрыл глаза — даже веки налились свинцовой тяжестью, не говоря уже о прочих частях тела — но мгновенно забыл об усталости, увидев над собой могучую полуобнаженную фигуру Амин Бея, в неровном свете лампад казавшуюся еще более огромной и устрашающей.Мысли в его голове путались, прячась в едва начавшем рассеиваться мутном тумане, однако ему вовсе не требовалось осознавать происходящее, чтобы пожелать сию минуту оказаться так далеко от наемника, как только можно. Пока Амин Бей был занят, сосредоточенно развязывая неаккуратный узел на шнурке от собственных штанов, Хасан осторожно привстал на локтях и начал потихоньку отползать, стараясь не наделать шума и морщась от того, как жесткие нити узоров на подушках царапали слишком чувствительную кожу.— Куда-то торопитесь, Ваше Высочество? — насмешливо поинтересовались сверху. — Боюсь, я с вами еще не закончил.Грубые пальцы обернулись вокруг его лодыжки и дернули обратно, до обидного легко возвращая принца в исходное положение. Хасан стиснул зубы, готовый отразить любую атаку, но тело не желало слушаться, конечности как будто потеряли былую силу, и Амин Бей без труда перехватил отталкивающие его руки за запястья, прижав их к подушкам над головой юноши, разжал его колени и улегся между, надежно придавив Хасана своим немалым весом. Юноша, впрочем, продолжал извиваться в надежде скинуть с себя наемника, но это было всё равно, что пытаться голыми руками остановить пещерного льва. Лишь один раз ему удалось выдернуть из захвата руку и отвесить этому варвару пощечину, и Хасан сразу замер, внутренне сжавшись и даже зажмурившись в ожидании удара, но Амин Бей рассмеялся в ответ:— Так-то лучше, — он хищно оскалился, вглядываясь в широко распахнутые глаза принца. — Приручать тигренка куда занятнее, чем гладить безропотную лань.***Сопротивление жертвы, конечно, придавало любовной игре пикантности, а выражение священного ужаса делало лицо мальчишки еще привлекательнее, однако Амин не желал, чтобы его боялись всерьез. На поле брани — да, но не в постели. Он немного смягчил хватку на запястьях Хасана и склонился к сжатым в тонкую белую нить губам, касаясь нежно, почти невесомой лаской, не приказывая, но выпрашивая отклик.Что ж, отклик он получил. Паршивец тяпнул его за губу с такой силой, что во рту Амина разлился привкус металла. Должно быть, принц ожидал ответной грубости, но Амин лишь слизнул с губы выступившую кровь и довольно осклабился. Дерзость маленького тигренка вовсе не умаляла его пыл, и раз уж тот не желал нежностей, тем хуже для него.Он резко сел и, прежде чем принц успел сообразить, что происходит, и возобновить сопротивление, рывком перевернул его, уткнув лицом в богато расшитые подушки, и для верности тяжело опустил ладонь на узкую спину. Амин хмыкнул: с этой стороны вид оказался даже лучше.При виде неправдоподобно полных, по-женски округлых, но по-мужски крепких ягодиц рот Амина наполнился слюной. Другого настолько же аппетитного зада, вполне возможно, не существовало нигде на свете. Желание развести эти прекрасные ягодицы в стороны, сминая пальцами мягкую даже на вид плоть, отозвалось фантомной болью в паху, всё тело обдало жаром, а порядком истончившееся терпение испарилось вовсе. Амин рванул поддерживающий штаны шнур, разрывая толстые нити, и потянулся за склянкой с маслом.***Хасан вскрикнул. Не столько от боли, сколько от неожиданности вторжения в его тело.— Тш-ш-ш, — наемник склонился над ним, зашептал в самое ухо, но принц едва ли разбирал слова. — Будет лучше, если ты немного расслабишься.Оборвав не слишком мужественный всхлип, Хасан попытался сделать так, как ему велели, но лучше не стало. Стало гораздо, гораздо хуже, потому как то, что мучительно распирало его изнутри, плавно двинулось дальше и как будто даже увеличилось. Боль белой вспышкой полыхнула вверх по позвонкам, перекрыла горло, отрезав судорожный вдох, принц выгнул спину в попытке вывернуться из-под тяжеленного тела, но добился лишь звонкого шлепка по бедру и нового толчка глубоко внутрь.Несколько бесконечных мгновений Амин Бей был абсолютно неподвижен, и Хасан тоже притих, остро ощущая, как хриплое дыхание тревожит короткие волосы на его затылке, как содрогаются растянутые мышцы в тщетной попытке сжаться, как катятся по лицу бессильные слезы злости и унижения.***Мальчишка был таким узким, так сладостно и жарко обхватывал его член, удерживая внутри себя, что, казалось, вот-вот искры из глаз посыпятся.Амин привстал на руках, качнулся бедрами назад — и толкнулся внутрь, сдерживая себя, чтобы движение не вышло слишком резким. Принц в ответ очарованно ахнул, и Амин толкнулся в него еще несколько раз, прежде чем вздернуть аппетитный зад повыше и сунуть руку под напряженный живот. К вящему его удивлению — и удовольствию — член юноши снова начинал крепнуть, и Амин обхватил его ладонью, нехитрыми движениями вверх и вниз заставляя полностью набухнуть. Когда он в следующий раз без особой нежности ввинтился в ставшее податливым тело, принц отозвался немного сдавленным, но вне всяких сомнений сладострастным стоном.***Удовольствие, горячей волной окатившее с головы до ног, застало Хасана врасплох. Это было вовсе не то, что он желал чувствовать, подвергаясь столь унизительному насилию. Ему стоило бы вырываться из крепких рук и проклинать презренного наемника именем Аллаха, а не прогибать поясницу, задирая зад словно кошка, и уж точно не двигаться навстречу резким толчкам его бедер, однако Хасан едва ли мог совладать с собственным телом.Мучительная агония блаженства постепенно распространялась от того места, где грубая ладонь сжимала его естество, растекалась внутри, застилала разум, лишая воли, заставляла скулить сквозь закушенную губу, требуя дать ему больше, умоляя позволить ему излиться. Мольбы текли из его рта, перемежаясь сорванными вздохами и откровенными стонами, но Хасан того даже не замечал, как не замечал ни сбитого дыхания Амин Бея, ни капель пота, катившихся по выгнутой спине, ни непристойно громких, влажных шлепков, с которыми бедра наемника соприкасались с его кожей. Охватившему принца безумию, казалось, не было конца, и когда оно достигло своего пика, свет вокруг юного Хасана померк, утягивая его в спасительный бархат забытья.***Хасан резко сел, но тут же пожалел о поспешности. Тело ломило так, будто он умудрился потянуть каждую имевшуюся в нем мышцу, голова неприятно кружилась, и мерное покачивание пола лишь усугубляло положение. Пока Хасан щурился от яркого солнечного света, пытаясь понять, где он и как здесь оказался, ему на колени бросили небольшую закупоренную бутылочку.— Выпей, — знакомый голос раздался совсем близко.Принц обернулся на голос — и снова слишком резко; пришлось на секунду прикрыть глаза, пережидая новую волну тошноты. Рядом с ним на дорожных подушках сидел Амин Абу-л-Вафа, чему-то очень довольно ухмыляясь.Хасан уставился на него, округлив глаза. Память затопили картинки кошмарного сна, в котором любимый сын Султана раз за разом добровольно отдавался наемнику, к тому же получая от этого богомерзкого действа наслаждение, какого не испытывал прежде. Однако самым жутким было осознание, что тот кошмар вовсе не был сном.— Я не позволю тебе снова опоить меня! — Хасан презрительно сощурился, схватил бутылочку с колен и швырнул в лицо наемнику. Тот с легкостью поймал сосуд в воздухе и, к удивлению юноши, протянул обратно.— В отличие от твоих родственников, — голос Амин Бея звучал примирительно, — мне нет нужды опаивать мальчика, чтобы воспользоваться его задом.Но вот от его слов и нахальной ухмылки, будто приклеившейся к лицу, Хасану захотелось придушить его на месте. Упомянутый зад раздражающе саднило.— Да как ты смеешь..!— Умолкни, — наемник говорил спокойно, даже с ленцой, но темные глаза при этом так сверкнули, что Хасан мгновенно передумал спорить.Он протянул руку и осторожно взял бутылочку с открытой ладони, стараясь не задеть пальцы наемника своими и решительно отгоняя воспоминания о том, как хорошо ему было от прикосновений этих пальцев.Содержимое бутылочки было премерзким на вкус, но действие его оказалось благотворным: в голове Хасана просветлело, а желудок перестал подкатывать к горлу с каждым покачиванием шатра.Убедившись, что наемник не обращает на него внимания, юноша выглянул из-за плотной занавеси. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались пески, на горизонте сливаясь с выгоревшим от яркого солнца небом. Сколько бы времени он ни провел в этом шатре, родной Арвад явно был уже далеко позади, а судя по неспешности, с которой они передвигались, караван возвращался домой. И Хасан больше не был принцем и любимым сыном Султана.Холодная злость вскипела в венах юноши — на отца, который с такой легкостью продал его, на Империю, которая вынудила Султана отдать сына в руки наемника, на самого Амин Бея, который согласился принять слишком драгоценный подарок, — под веками предательски защипало, но Хасан лишь опустил глаза и решительно сжал покоившиеся на коленях руки в кулаки. Отныне у него не было защитников, кроме него самого.— Имей в виду, — прошипел он, не глядя на своего тюремщика, — как только мне представится возможность убить тебя, я ею воспользуюсь.Амин Бей долго хранил молчание, а затем ухватил Хасана за плечи, рывком прижимая спиной к собственной груди, склонился к его уху и тихо произнес:— Жду с нетерпением, юный Намир*.~КОНЕЦ~________* Намир — ?тигр?