Романтика (Боря, Зина, их краши) (1/1)

Комната темная, только светит в коридоре лампочка да в окно пробивается тусклый свет фонарей ночной Москвы. Звуков много: наверху храпят старики-соседи, где-то внизу шумит льющаяся в душе вода соседа сбоку, в соседней комнате бормочет что-то во сне бабуля.Боря лежит, заложив руки за голову, и в голове играет Элвис ровно до того момента, как он не слышит тихий топот сестры. Этот топот он научился различать еще в детстве, когда Зинка бегала к нему с момента, как научилась бегать и по среднюю школу: кошмары, комары, соседкая собака Машка страшно сипит во сне, у меня монстр в шкафу, куклы странно на меня смотрят в темноте, а с ковра выглядывают коварно чудовища... Со средней по старшую школу Зинка бегала к нему ночами уже за другим: а я домашку забыла сделать, а объясни дроби, а помоги выучить стих, мне завтра сдавать, срочно-срочно, а Володька не так смотрит, что бы это могло значить, а подружки сплетничают, а мне бы юбочку красивую, а вот тот роман любовный, который ты читал... Боря привык, Боре даже нравится. У него есть младшая сестренка, которую он хотел и заказывал родителям, Борю все устраивает.— Борь, — шепчет Зина из коридора, заглядывая в комнату. — Борь. Ты спишь?Боря демонстративно вздыхает и машет рукой. Спит он, ага, как же.— После такого топота только мертвый не встанет, — шелестит он и машет ей рукой.Зина всем весом падает на него, и Боря укутывает ее в одеяло и переворачивает к стенке дивана, закидывая на нее для надежности ногу.— Ну.— Боря! Боря, это сложно!Боря удобно устраивает локоть под головой, готовый внимать.— Боря, я не могу уснуть. Это знаешь... Вот помнишь, Наташа, Наташа Ростова, вот как будто ее первый бал... И сердце стучит, и... весна такая на душе, и... — Зина немного захлебывается словами, а потом умолкает, задумавшись. — Борь. Борь, в меня никогда не влюбятся в ответ.— Ну, — говорит Боря, — это по-своему красиво. Романтично.Он закидывает на нее и вторую ногу, и Зинка сдавленно пищит.— Нет, ты не понимаешь. Вот ты безответно влюблялся? А тут... Понимаешь, понимаешь, человек чести, человек слова, благородство, вера в людей, смелость... Ну зачем такому человеку я, я еще и младше, а, Борь? Бо-орь.Боря тяжело вздыхает. Началось. Он ждал этого годами, когда она уже наконец признается. Не то чтобы это было неизбежно, но... Это было неизбежно. Такова жизнь, такова его жизнь, такова жизнь тех, кто сталкивается с.— А ты про кого? — интересуется Боря, прекрасно представляя себе, что влюбиться эта дурочка могла с таким описанием только в Андрея.— Абстрактно, — шечет Зинка и кутается в одеяло с головой.— Да кто не влюблялся в него, — тянет он, закатывая глаза, — и он такой красивый, и он такой благородный, и он такой смелый, и глаза-то у него светятся, и романы-то он собирается писать, и любовь у него чистая и незамутненная.Слова льются сами, вообще не задействуя мозг, хотя надо бы. В Боре иногда слишком много яда и желчи, чистых, как глаза Андрея, незамутненных, голубоглазый, бля, херувим почти. Спортсмен, комсомол, взял бы и...— Борь, — шепчет Зинка, выглядывая из-под одеяла. — А ты про кого?— Абстрактно, — бурчит он, представляя Андрея. — Про Андрея, конечно, кто еще у нас такой рыцарь на белом коне и Балконский в одном лице? Зато романтично, охереть как, красиво.Это звучит почти с обидой, хотя Боря старается. Все-таки, Зинка к нему пришла про свое красиво говорить. Соседская собака всхрапывает особенно громко.— М-м-м, — говорит Зинка осторожно. — М-м-м. А у тебя хорошо получается. Про Андрея. А почему про Андрея?— А в кого еще можно так без памяти влюбиться, что ночами не спать?— М-м-м, — говорит Зинка тихо и снова прячется под одеяло. Боря аж убирает с нее ноги, чувствуя, как холодеет что-то внутри. — Значит, ты в него влюблен, да? — бурчит одеяло.— Я абстрактно!— Ты влюблен! Ты меня понимаешь!— Зина! Удушу подушкой!Пугать шепотом получается плохо, но Боря старается. Одеяло невнятно что-то шебуршит, хихикая, а потом тяжело вздыхая.— В Андрея, — выносит вердикт Зинка, и Боря с тоской думает, что за это его ждет. Он на всякий случай не трогает одеяло. Мало ли. Она, конечно, маленькая еще, да и он ничего такого не подтверждал, но... Выводы Зинка делать умеет, он ее сам учил.— Неправда, — несчастно и осторожно говорит он, тяжело вздыхая.Одеяло какое-то время молчит, только дышит.— Это ничего, — говорит наконец-то одеяло. Потом тоже тяжело вздыхает. — Я понимаю.Боря ждет, пока одеяло продолжит, потому что пока что оно только тяжело вздыхает несколько раз, прежде чем перед ним снова появляется лицо сестры.— А я про, — говорит Зинка тихо и прячет лицо в подушку, только глазком одним на него посматривает все равно. И страшно, и сказать все равно — распирает. — Я про Надю.Боря забирается к ней под одеяло, тыкаясь небритым подбородком в макушку.— Романтика, — зло и грустно шепчет он. Сестра тяжело вздыхает, сворачиваясь рядом с ним.