1 часть (1/1)

—?Винсент, ты точно не хочешь пойти с нами в кино? —?спрашивает мама, озабоченно смотря наменя.Мне смешно. Раньше её не настораживали моя замкнутость, безразличие и мрачный настрой.Тогда это было нормой, теперь?— нет.—?Точно,?— Понимая, что так просто она не отвяжется, добавляю?— Я очень устал, мне надоотдохнуть.Её лицо озаряет улыбка облегчения:—?А тогда конечно. Иди полежи.Затем она берёт отца под руку, и они вместе выходят из магазина. Я остаюсь один в тёмномпомещении. Прошло уже четыре года с тех пор, как мы перестали продавать орудиясамоубийства, но, когда выключают свет, я все ещё могу видеть очертания верёвок, ножей, склянок с ядом?— всего того, что раньше заполняло полки.Я поднимаюсь по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Хотя знаю, это бессмысленно, ведь Мерилин уехала со своим женихом кататься на мотоцикле по городу, а Алан где-то гуляет с друзьями. Когда я думаю о сестре, мне становится больно. После появления у неё этого англичанина она сильно изменилась. Нет, мне однозначно нравится, что она перестала думать о самоубийстве, поняла, какая она красивая, и научилась радоваться жизни, но из-за всех этих перемен мы с ней очень отдалились. Ей больше неинтересно со мной, теперь компания Алана ей намного приятней. Наверное, нет на свете человека, способного понять, как дорога мне Мерилин. Я обижал её, дразнил… И сейчас мне стыдно за каждое грубое и резкое слово, а ведь их было так много. Каким я был глупцом! У меня же никого не было, кроме неё.Дохожу до двери в свою комнату. Пару минут стою молча?— набираюсь смелости, затем вхожу.Достаю из верхнего ящика старого стола заранее приготовленную прощальную записку. Рядом кладу пачку денег, накопленных за последние полтора года. Надеюсь, это уменьшит вынужденные расходы. Вот ещё один конверт, в нём завещание.Да уж, я продумал всё до мелочей. Мне всегда не нравились эти люди, приходящие в Магазин Самоубийств, неуверенные даже в том, хотят ли умереть. Они долго выбирали орудие, а потом бездумно лишали себя жизни, не заботясь о тех, кто останется. Но я не такой, я подготовился, всё предусмотрел. Надеваю белую футболку, чтобы рукава не мешали резать, но в тоже время тело выглядело эффектно, чёрные, парадные джинсы. Я их ещё ни разу не надевал, но сегодня можно, все равно ведь другого шанса не будет. Достаю лезвие собственной заточки. Мне смешно, я убью себя тем, что столько лет продавал другим.Иду в ванну. Открываю кран. Жду, пока воды будет достаточно, аккуратно ложусь. От теплоты хочется спать, но нужно немного потерпеть, и я уже больше не проснусь. Заношу лезвие. Проходит несколько бесконечно долгих минут, в течение которых я подсознательно жду, что кто-то спасёт меня, хлопнет дверь, и в ванну ворвется Алан. Да. Я хочу, чтобы это был именно он…Но ни Алан, ни кто-либо другой не входит, и я провожу по предплечью. Раз, второй, третий… Рука обессиленно падает на бортик. Вода становится красной. Я усмехаюсь… Интересно, что ждет меня после смерти? Если, ад существует, то я точно попаду туда. Ведь самоубийство?— страшный грех…Я медленно прихожу в себя. Не могу понять, где точно я сейчас нахожусь, но абсолютно уверен, что всё ещё жив. Наконец, сознание проясняется, и я узнаю родительскую спальню.—?Мама! Папа! Он очнулся! —?в дверях стоит Алан.Брат бросается ко мне, хватает за руку. Я замечаю, что у него заплаканные глаза, и мне становится стыдно. Когда входят родители, делается только хуже. Мама не может перестать плакать, её всю трясет, и ей приходится опираться на папину руку, чтобы не упасть. Но только внешний вид отца пугает меня по-настоящему. Кажется, за те пару часов, что я пробыл в отключке, он постарел на десять лет. Морщины избороздили лицо, глаза потухли, а всегда уложенные волосы растрепаны, и видно, что их намного меньше, чем кажется в укладке.Я смотрю на это всё и мне хочется, чтобы это оказалось предсмертное видение. Но нет, мои запястья забинтованы, кровь остановлена. Родные смотрят на меня, ждут, что я скажу. Но у меня ни одной мысли в голове, а язык прилип к гортани. Наконец, пересилив себя, говорю:—?Не рассказывайте Мерилин…—?Сам расскажешь. —?Сухо говорит папа.Остальные просто согласно кивают. Снова повисает молчание. Я закрываю глаза, чтобы скрыться от этих взглядов, но ощущаю их кожей. Кажется, они оставляют на теле ожоги. Вот бы меня сожгли дотла!—?Винсент, ты ничего не хочешь нам сказать? —?это отец, голос строгий, но я чувствую его страх.Не открывая глаз, шепчу:—?Вы сами все видите.- Винсент!Я чувствую, как мама опускается на кровать. Её рука гладит меня по волосам. Не припомню, когда она вела себя так в последний раз. Хочется отвернуться и закрыться от всех, но я и так заставил их поволноваться, а потому приходится терпеть.—?Винсент, зачем? —?тихо спрашивает мать.Хочется плакать и смеяться одновременно. Как мне, чёрт побери, ответить на этот вопрос?!Просто я потерян, чертовски одинок, переполнен ненавистью к самому себе и нет у меняникакого будущего, кроме смерти. Смерти! А что вы ожидали от ребенка, который рос ежедневно наблюдая за самоубийцами и самоубийствами? Охота выкрикнуть все это родителям в лицо, но я сдерживаюсь и тихо говорю:—?Я посплю немного?—?Хорошо, конечно.Я слышу, как скрипит дверь, но знаю, кто-то ещё здесь.—?Выключи свет. —?обращаюсь я к неизвестному.Свет, как по волшебству, гаснет, и я открываю глаза. Рядом со мной сидит Алан и смотрит на меня своими невозможными голубыми глазами. В его взгляде столько нежности и тревоги, но мне становится только больнее, и я отворачиваюсь, натягивая одеяло.—?Не делай так больше, Винс.- Шепчет он и целует меня в щёку.Стоит двери снова скрипнуть, оповестив меня об уходе брата, я поворачиваюсь на спину и лежу, вперяя взгляд в потолок. Не сразу замечаю, что плачу. Плевать, сейчас можно, пока никто не видит.Наверное, я все-таки уснул, потому что, когда я снова открываю глаза, за окном уже совсем темно. С нижних этажей доносится запах блинчиков. Мне кажется, за последние четыре года я сожрал больше блинов, чем все члены нашей семьи за всё время существования ?Магазина Самоубийств?. Как же мне уже опостылели эти чёртовы блины! Как же мне всё здесь опостылело!Я с трудом поднимаю руку. Хочется со злобой ударить по кровати, но вместо этого конечность просто падает на покрывало. От кисти по всему телу прокатывается волна боли.Я сжимаю зубы, чтобы не закричать.?Надо посмотреть, что с предплечьем.??— решаю я. Нахожу узел, развязываю и аккуратно снимаю окровавленные бинты. Аккуратно не потому, что боюсь за себя, просто не охота залить родительскую постель кровью. Когда я освобождаю запястье, взгляду открываются три глубоких ярко-красных шрама. Несколько минут смотрю на них, не понимая, откуда они взялись на мой бледной коже. Не вериться, что я сделал это сам.Только теперь я понимаю, почему в нашем магазине бывало столько покупателей. Они боялись выжить и правильно делали. Разве можно нормально жить, после того, как пытался себя убить? Сомневаюсь… Теперь мои родные не будут доверять мне, начнется слежка, допросы и гиперопека. А как носить футболки? Но главное?— как жить с мыслью, что я упустил свой шанс умереть? Не смог… Не успел…—?Винс! Зачем ты это сделал?! —?снова Алан.—?А… Я просто хотел понять, насколько всё серьезно… —?неуверенно мямлю я, стараясь не смотреть брату в глаза.—?Не надо. Там наложена заживляющая мазь. Хотя ладно, все равно повязку пора менять.Парень подходит к тумбочке, из верхнего ящика достаёт бинты. Что-то я не припомню, чтобы они раньше тут хранились. Он садится рядом со мной и начинает бинтовать рукузаново. Я молчу и жду, что он скажет. Я абсолютно уверен, он не сможет промолчать, и оказываюсь прав. Однако его вопрос удивляет меня.—?А если бы мы так и остались ?Магазином Самоубийств?, это произошло бы?Всего пары секунд мне хватает на то, чтобы подумать и честно ответить:—?Произошло бы. Однозначно… Даже раньше, чем сейчас.—?Почему?Я молчу, неохота говорить об этом. Да и он не поймёт. Этот мальчишка всегда умел радоваться жизни, даже когда вокруг него всё катилось в тартарары. Я таким не был и уже никогда не стану. Я грустно смотрю на него, а он пытается улыбнуться. Но это похоже на то, что у него просто судорога лица.?-Это тоже моя вина.??— проносится мысль в моей голове. В горле мгновенно возникает комок, и я с трудом сглатываю.—?Ты в порядке? —?оживляется Алан, заметив моё движение.—?Да… —?И максимально беззаботно добавляю,?— Просто есть охота, а тут такой запах блинчиков.—?Так что же ты молчишь?! —?Братик вскакивает на ноги. —?Давай одевайся, и пошли.Он кидает мне серую толстовку и чистые джинсы. Я ожидаю, что он выйдет, но Алан стоит, явно не собираясь куда-то перемещаться. Поборов стеснение, вылезаю из-под одеяла. Не люблю своё тело: тощее, долговязое, бледное, а потому предпочитаю скрывать его от окружающих свободными толстовками и широкими джинсами, которые мне подчас банально велики.Алан смотрит на меня заинтересовано, и я ещё сильнее напрягаюсь, ожидая какого-нибудькомментария. Но брат молчит, и я быстро и относительно спокойно одеваюсь. К столу мыспускаемся вместе. Хотя в коридоре достаточно места, он старается идти поближе ко мне, почти касаясь меня плечом. Я чувствую тепло, исходящее от его тела. Но меня все равно знобит, наверное, это от нервов.Когда мы входим в столовую, вся семья в сборе. Мы с Аланом садимся рядом. Раньше я всегда сидел с Мерилин, но теперь это место занял англичанин. Сначала я злился на него, а потом понял?— это целиком и полностью моя вина.Моя сестра стала ещё красивее, чем была четыре года назад. Красный цвет губ ей шёл, намного больше чёрного, а яркая и элегантная одежда подчеркивала красивую, пышную фигуру и скрывала все излишки. Алан не отставал от сестры. Ему скоро исполнится семнадцать, но на вид ему можно дать восемнадцать, а то и двадцать лет. Не слишком красивое и правильное лицо, благодаря открытому и приветливому выражению, производило приятное впечатление. Волосы на макушке, раньше торчавшие хохолком, теперь Алан собирал в маленький хвостик, что смотрелось особенно хорошо в сочетании с выбритыми висками и затылком. Он уже был ростом с меня, но отличался намного более красивым телосложением. Мой брат сумел удержаться на той тонкой грани между ?поджарый ? и ?дрыщ?. Мне это, увы, не удалось, и я упал на самое дновторой категории. За время, прошедшее с уничтожения магазина Самоубийств, даже моиродители преобразились. Только я, как был непривлекательным и унылым куском человечины, так им и остался.Но сегодня все, кроме англичанина, в самых ярких подробностях описывавшего их прогулку с Мерилин, вели себя непривычно тихо и угрюмо. Я и не замечал раньше, как давит молчание. Конечно, ведь последнее время такого не бывало. И вот я все испортил.Кусок не лезет в горло, но, пересилив себя, закидываю в рот блин, свёрнутый трубочкой. Он со сгущенкой, как я люблю, но это не приносит радости, а лишь раздражает. Я знаю, мать сделала их специально для меня. Зачем?! Неужели она действительно думает, что плоский кусок теста сприторно-сладким сгущенным молоком вернет мне желание жить?! Не сдержавшись, усмехаюсь. И в тот же миг ловлю на себе непонимающий и настороженный взгляд сестры. Похоже ей ничего не рассказали, как я и просил. Только какой смысл? Теперь придется самому говорить…Через силу съедаю ещё два блина. Уже чувствуя, как к горлу подкатывается тошнота, говорю:—?Спасибо, все очень вкусно.—?Но ты же так мало съел! —?мама смотрит на меня с мольбой в глазах.—?Прости, мам, аппетита нет. —?я выдавливаю из себя улыбку.—?Народ, что случилось? Вы какие-то странные… —?решается спросить Мерилин, я знаю, этот вопрос вертелся у неё на языке с самого начала.—?Ничего… —?пытается отвертеться мама, но в следующий момент слёзы начинают градом катится по лицу, она обнимает себя за плечи и продолжает рыдать, словно закрывшись от нас руками.—?Говори с Винсентом. —?бросает отец со смесью злости и усталости и выходит из-за стола, взяв жену под руку.—?Ричард, выйди, пожалуйста. —?говорит сестра, не спуская с меня внимательного взгляда.—?Хорошо, дорогая. —?он молча покидает наше невеселое застолье.—?Можно я останусь? —?несмело спрашивает Алан.—?Как хочешь. —?я откидываюсь на спинку стула и закрываю глаза.—?Я останусь. —?говорит он, чтобы хоть как-то заполнит пустоту.В молчании проходит минут пять. Внешне я стараюсь казаться равнодушным и спокойным, но на самом деле сердце бьется где-то в горле. Как я скажу ей это?! Как, вообще, такое говорят?! Мгновенно вспоминается, как много лет назад назвал её дурой после её вопроса о том, почему она не может вскрыть вены. Ирония жизни.—?Ну? —?не вытерпев, говорит Мерилин.Не придумав ничего лучше, я просто задираю рукав и распускаю бинт, который, пощекотав кожу, скользит вниз и сворачивается белой змейкой у ножки стула. Губы сестры застывают в немом крике. Я ожидаю каких-нибудь слов, вопросов, но она молчит. А потом встаёт со своего места, подходит ко мне и обнимает, утыкаясь носом в мои отросшие за последние годы волосы. Я прижимаюсь щекой к её ключицам, у Мерилин мягкая и гладкая кожа, и от неё вкусно пахнет. Погрузившись в давно забытое ощущение безопасности и спокойствия, я не сразу замечаю, что сестра плачет.—?Глупый… Глупый… Глупый… —?удается мне разобрать между всхлипываниями.—?Прости… —?шепчу я.Она лишь сильнее заходится в рыданиях. И неожиданно я чувствую, злобу. Это я тут должен плакать! Я! Ясно вам?! Это у меня не получилось сдохнуть! Это мне не зачем жить! Это я всё время всё порчу и ничего не умею! Не знаю, как сестра догадалась о моих чувствах, но плакать она прекращает.—?Можно к вам? —?Алан уже некоторое время крутится вокруг нас, не решаясь ни уйти, ниприсоединиться.—?Конечно,?— говорю я, испытывая к нему небывалую нежность. Все-таки он совсем ещё ребёнок.Брат аккуратно втискивается между нами и оказывается у меня на коленях. Я обнимаю его за талию, он утыкается мне в шею. Я растворяюсь в чувстве любви и заботы, из которого меня выводит несмелый поцелуй в ключицу. Мгновенно очнувшись, я озадаченно смотрю на Алана, мол, что это было. Но он только молчит и смотрит. И в его ответном взгляде есть что-то волнующее. Становится горячо, и брат сидящий на коленях, уже не представляется таким невинным. Я аккуратно отстраняюсь от обоих.—?Спасибо. Но теперь мне точно пора спать.—?Хорошо. —?они отвечают синхронно, это смешно.—?Сладких снов, братишка. —?Мерилин целует меня в щёку и уходит в их общую с англичанином спальню.—?Спокойной ночи, Винс. —?Алан целует меня в лоб, а потом быстро касается краешка губ.Я ошарашенно смотрю в потолок, а, когда прихожу в себя, в комнате никого нет, кроме меня. И, махнув, на все рукой, я действительно иду спать.