Sakusa Kiyoomi (1/1)
немой крик не услышать, а кричать о помощи нельзя. нельзя говорить о своих проблемах. нельзя. нельзя показывать свои чувства и эмоции. нельзя. нельзя говорить людям о том, что ты чувствуешь. что ты можешь чувствовать. нельзя показывать свою боль. самый настоящий естественный отбор. показал эмоции?— тебя сожрут и оставят с разбитым сердцем. ходишь как камень?— рано или поздно сломаешься, разбивая сам себя. люди ничтожны. слабые. убивают себя своим же самокопанием. хочется быть глупым. глупым. чтобы не понимать, что вокруг пиздец. глупым, чтобы не замечать, как ломаешься сам и делаешь больно другим. глупым. чтобы носить розовые очки, не замечая этого.осознание того, что он убивается рядом с ней, ломает ее. она испытывает боль и не хочет, чтобы это делали другие. тем более, из-за нее. от нейролептиков тошнит, от него тоже. тошнит от самой себя, от своего ничтожества. тошнит от солнца за окном, которое было бы и внутри комнаты, если бы не эти блядские черные занавески. тошнит от громкого стука в дверь. тошнит от похуизма. продолжает лежать, мечтая сходить к психотерапевту. самая идиотская мечта. в жизни бы не поверила, что это будет ее заветной целью, до которой не дотянешься. хочется скинуться с крыши, но тошнит от одной только мысли о смерти. какой интересный парадокс. тошнит от острой боли на руках и ногах. царапины поперек кровоточат, царапины вдоль саднит. задела старые, еще незажившие шрамы, не беспокоясь, что швы могут разойтись. к черту.—?я, блять, клянусь тебе, если ты мне сейчас же не откроешь, я эту дверь выломаю! —?достаточно громкий крик слышится через пелену собственных мыслей, но не отрезвляя.—?ты даже не представляешь, как же похуй,?— усмехается самой себе, зная, что человек по ту сторону не услышит.холодные ладони касаются ее лица, заставляя посмотреть на него.—?я, кажется, тебе уже сказала, чтобы ты не возвращался.—?обязательно перестану, когда ты хотя бы начнешь выходить из комнаты, переставая гнить заживо.не понимала, какого тогда черта, он продолжает к ней приходить и ухаживать, если самому уже противно от нее. но, тем не менее, берет на руки и опять несет в ванную.***—?я не могу,?— отодвинула почти полную тарелку, подавляя рвотный рефлекс. в следующее мгновение перед ней поставили стакан воды с парочкой таблеток. —?я не хочу.—?вперед,?— но строгий тон не заставил девушку даже покачать головой, отказываясь. —?если ты блять не выпьешь это, я вызову дурку.как ни странно, но угрозы с психлечебницей действовали как надо. если бы парень хотел, с помощью этого заставил бы ту даже выйти на улицу, но понимал, что это уже слишком для нее.в комнате опять было чисто, а на кровати вместо измятого кровавого постельного белья было чистое и выглаженное.—?сакуса,?— повернулась к тому лицом, лежа на спине. тот сидел слева на кресле, сидя в телефоне. уже как традиция. посидит с ней около получаса, а когда та заснет?— опять уйдет, не говори ни слова. прикрыла глаза, собираясь с мыслями. —?прошу, не приходи. пожалуйста. я хочу, чтобы ты перестал.закапывает сама себя, делает только хуже. и она определенно не удивилась, когда ровно через неделю опять услышала громкий стук в дверь. удивилась только когда услышала еще один голос. чужой. не его. и не ее старых друзей. человек говорил определенно в официальном стиле. сердце забилось чаще, а ладони вспотели. уже привычный звук шагов послышался девушке, а позже такие же родные руки опять подняли ее лицо. низкий и, как бы не отрицала это девушка, красивый голос вырвал из омута мыслей.—?ты даже не представляешь, сколько я искал такого врача, чтобы не забрал тебя в дурку и не драл огромные деньги. надеюсь, ты готова на долгий разговор с ним.