1 часть (1/1)

—?что это у тебя за шрам?—?крышкой задело.—?какой крышкой?—?гроба. Он едет с работы домой, наблюдая ту картину, которая приелась, ведь видит ее Митя ежедневно. Слева Кремль, Красная площадь, а справа один и тот же дворник поливает мост из шланга. Арсентьев засматривается на капли, стекающие с резных украшений, нервно облизывает пересохшие губы. Он видит не воду, а разливающуюся кровь по мостовой из его опустевших вен. Такая смерть была бы не благородна, впрочем, кого это волнует? А мысли о бритве проскальзывают все чаще. Теперь иногда Митя подолгу рассматривает свои запястья и руки от кисти и до локтя, пытаясь запомнить каждую пору кожи, каждый мелкий шрамик, гладя руки, закусив губу. Очень давно Арсентьеву прилюбилась русская рулетка. И каждый раз Митя надеется, что этот спуск курка на револьвере станет последним. Но нет, глухой щелчок, и Арсентьев вновь осознает, что он все ещё жив. И если подумать, так мало чего хорошего видел он в жизни. Видел кровь, слезы, грязь, пытки. Но ему плевать на шрамы на груди, у него есть тяжелее и глубже. На своем сердце. Тело, в сущности, не так важно. Раны на душе не лечатся, их не скрыть красивой одеждой, погонами и орденами за заслуги перед Отечеством. У него отняли все, чем он дорожил. Дом, родину, честь и любовь, его Марусю.?Принцесса поплакала—поплакала, поплакала—поплакала… ну… и замуж вышла.? Комдив Котов за все это поплатился, но полегчало ли Мите? Ни капельки, горьковатый комок в горле никуда не ушел, а стал лишь больше. Месть не излечила Арсентьева от его смертельного вируса в голове, а лишь приблизила банальный конец, потому что последняя цель в жизни исчезла, стёрлась. А ради чего жить теперь? Или ради кого? Заметит ли кто-то вообще его отсутствие? Ненужный человек, которого вычеркнули из жизни. И оказалось, что его забыть так просто… Впрочем, уже без разницы.Выйдя из машины, Митя не торопился. Торопиться было незачем и не к кому. К тому же торопиться умирать не надо. Тут важно спокойствие, умиротворенность и хладнокровие. Кнопка вызова лифта как всегда заедала, а сама кабинка пахла сыростью и плесенью. Вставив ключ в замок, открыв дверь и вынув его, Арсентьев заметил след на руке. Замок надо было менять. Впрочем, уже не ему заниматься бытовыми проблемами. Митя снял верхнюю одежду и привычно скинул обувь посередине коридора. Филиппа, который прислуживал и ухаживал за ним, в квартире явно не было, иначе бы уже слышалось ворчание на французском языке или на плохо поставленном русском. Впрочем, то, что его нет, это даже лучше, мешать никто не будет. Митя включил радио и поставил чайник. Скорее по привычке, чем из надобности, ведь сегодня чай ему не понадобится. В приемнике звонко играл симфонический оркестр, пока Арсентьев наполнял ванную теплой водой. Митя начал насвистывать в тон музыке. Бритва была в шкафчике, Дмитрий ее достал и осмотрел заточку. Казалось бы, страшные действия, как их можно делать так спокойно, без надрыва, с не дрожащими руками? Можно. Когда не боишься смерти, жизнь опостылела, смысла в ней нет. И терять, собственно, нечего. Прямо в одежде Митя залез в ванную, продолжая насвистывать мелодию, известную лишь ему самому. Из окна виднелась Красная площадь и Кремль. Пожалуй, это был один из двух плюсов этой квартиры. А второй плюс вытекал из первого, дом находился в центре, добираться было довольно-таки удобно. Да и престижно, впрочем, это как раз совсем не интересно.Как там нужно резать? Поперек?— несерьёзно, велик шанс, что успеют спасти и вытащить в жизнь, а после в дурку запихнут. Вдоль. Такое врачи не сумеют зашить спустя большое количество времени, а следовательно, это то, что нужно. Оркестр все ещё гремел, такой большой и прекрасный, постепенно увеличивая громкость и многообразие звуков. Митя, обладая отличным музыкальным слухом, ясно слышал в потоке переливающуюся скрипку, тонкую флейту, могучую трубу и глухие барабаны. Наконец, словно гром, кульминация. В эту же секунду был сделан первый, самый глубокий порез на левой руке. Арсентьев опустил руку в воду, чтобы кровь не начала сворачиваться. Далее послышалась более тихая музыка. И развязка. Мелодии и никчемной жизни Дмитрия Арсентьева, который потерял все, что имел и даже больше. Никакой предсмертной записки самоубийцы, ведь оставлять ее и некому. Он не дорог никому, никто не будет исступленно рыдать над его мертвым телом. И вряд ли его будут хоронить под оркестр. Не заслужил. Интересно, кто придет на похороны? Будет ли там его Маруся, его хрупкая девочка? Вряд ли. Она давно сделала свой выбор. Митя достал руку из воды и нанес ещё три пореза, параллельных первому. Вода постепенно начала окрашиваться в алый цвет. Левой кисти было очень холодно, немели пальцы. И дело было не в остывшей воде, просто кровь не поступала. Но нужно было закончить с делом. С усилием вытащив руку, Арсентьев быстро начертил на бледной коже правой руки лезвием две кровавые полосы и уронил бритву в воду. Дело было выполнено. Черт, холодно… Но не больно. Совсем не больно, представляете? Он опустил обе руки в воду. Оркестр затих. Тишина. Сестра пустоты. Но Митя продолжил что-то насвистывать. Время финалу. На кухне послышался немного воющий звук от закипающего чайника. Ничего, скоро придет Филипп, его снимет и заварит свой любимый чай. Дмитрий Арсентьев закрыл глаза. В это время в Кремле пробил полдень.