1 часть (1/1)

Белова чувствует себя отвратительно (ангина в середине августа здесь совершенно не при чем) и в тысячный раз повторяет, что все её секреты — достояние всего универа. Отношения с Валей не ладятся уже несколько месяцев; Маше, в конце концов, надоедает доказывать свою верность. На самом деле, секрет у нее, конечно, есть, но он очень, о-о-очень, маленький, слишком личный и вовсе не испортит её репутацию. Правда, о примирении с умным ученым придется забыть навсегда, но вряд ли секс с симпатичным парнем, ну ладно, еще и гопником, станет черным пятном в её биографии. Тем более, Макса нет в общаге уже больше двух месяцев, и он, возможно, не вернется до родов Яны. Маше плевать на это, правда. Белова расстается со своим бойфрендом и в этот раз не чувствует ничего (никаких слез, истерик и мыслей никогда не выходить из комнаты), кроме легкого разочарования.Она прикладывает к уху телефон с ярко-розовом чехле и набирает номера подруг по очереди, предлагая собраться сегодня в клубе. Соколовская и Мартынов не против — большой собственный клуб, большой бар, большой танцпол и совершенно никакого контроля парней за девичьими посиделками. ******— Теперь ты официально свободная девушка, — Пьяно улыбается Вика и салютует подругам бокалом с каким-то изысканным шампанским; Маша смеется и залпом опустошает уже четвертый за вечер. — К чёрту этих мудаков. Белова оказывается не такой сильной, как она думала, когда шла из лаборатории Будейко, где они расстались, в общагу, а из общаги — в клуб. Она выпивает больше остальных и пьянеет гораздо сильнее и быстрее, соглашаясь с каждым негативным высказыванием Вики и каждые двадцать минут стабильно поддерживая Нику в её выборе быть с Киселем. ******Ей хочется вернуться к Будейко прямо сейчас, высказать ему все несказанное и, кинув на прощание любимое ругательство, уйти. По правде говоря — позорно сбежать; Маше ведь есть у кого учиться — Макс, мать его, Иванов поступил так. Маша вспоминает о Максе, сексе с ним и его футболке у нее шкафу, потому что за дверью в его комнате слышится какой-то шум. ******Маше, откровенно говоря, всё равно, где и когда находится Иваныч. Она торчит в коридоре между дверьми своего блока и его уже минут двадцать, не решаясь сделать шаг ни в одну сторону ни в другую.У секретов обычно имен не бывает, но секрет Беловой имеет страховку, паспорт, кредитную карту и другие документы и вещи, доказывающие, что он — Максим Иванов, энного года рождения. Она вертит в руках бокал, который прихватила с собой из клуба Антона, меряет коридор шагами, и почти соглашается с внутренним голосом, который кричит вломиться в комнату Киселя и Иваныча. Это, конечно, откровенное безумие, но внутренний голос теряется в туче плюсов этой затеи, выдвинутых пьяным мозгом. — Маша? — Он открывает дверь в одних спортивных штанах и дошиком в руках. Белова хрустит пальцами, кусает изнутри губы и смотрит на него исподлобья, чуть хмурясь и судорожно пытаясь вернуть себе ту уверенность, с которой она была в клубе.— Вы все такие мудаки, Макс, — Наконец, выдает она, фыркая и вздергивая носик. — Войти можно? — Немного шатаясь спрашивает она. Иванов удивленно дергает бровями, но отступает в сторону, пропуская её в комнату, и закрывает дверь. Белова вертит головой, замечая, что Киселя нет. Наверное побежал к Нике, что ж это к лучшему. При свете Макс видит расширенные зрачки Маши и ведет носом, усмехаясь. — Тебя бросил твой ботаник? — Спрашивает он, когда Белова доходит (не без его помощи) до кровати и, кажется, сворачивается клубочком, накидывая на себя олимпийку с эмблемой чего-то спортивного, вместо одеяла. — Мы расстались, — На автомате поправляет Маша, отстраненно-счастливо улыбается и без зазрения совести пялится на него, особо тщательно рассматривая каждый выпирающий мускул и взглядом настоящего фотографа-профессионала осматривая рельефны торс. — У меня был секрет от него. Иванова это, на самом деле, никак не интересует. Ему вообще плевать на все, что связано с уже бывшим парнем Маши, которая сейчас, пьяная и полураздетая, лежит на кровати в его блоке. У него в штанах каменеет сильнее, чем от полностью раздетых стриптизерш и элитных проституток, чем от его казалось бы любимой Викторовны.— Какой? — Иваныч хмыкает и берет банку пива; он напомнит ей утром, трезвой и явно менее раскрепощённой, плату за душу трепещущие разговоры и использовании его олимпийки в качестве источника тепла.— Красивый, — Маша кокетливо-глупо смеется, зевая, и старается широко улыбнуться ему. — Просто ты в постели лучше.