мартини (1/1)
?...эксперты Martini решили: вкус вермута лучше раскрывается при 18 градусах крепости...?Счастье Кристины давно проебано где-то между штампом о разводе и непрекращающимися попытками вернуть себе себя.—?Кристина, ты так без костей останешься,?— Маша докрашивает ресницы и выразительно тычет щеточкой в коврик для йоги.—?Белова, отвали,?— у Соколовской в глазах?сверкает яростный огонь и ледяные иглы: вдох-выдох. Оскольчатым переломом хрустит очередная попытка показать, что все хорошо. Остановись?— скрытое саморазрушение запеклось корочкой под сорванным ногтем и равновесием.Кристина ищет баланс?— хватается руками за воздух и, пошатываясь, все-таки останавливается. В йоге это сделать гораздо проще.—?Блин, ну тогда хотя бы убавь музыку!—?Нет.?Потому, что очень боюсь: если станет тихо, то услышу плач внутри себя и что-нибудь с собой сделаю?.Пока?— только ?собаку мордой вниз??— щенок, которого отругали за неподобающее поведение. Вдох-выдох?— найти в себе хоть какой-то ресурс почти невозможно.Гордость всегда ходит под руку с одиночеством. Кристина-то уж знает: венчанная разводом, коронованная недоверием. Держит себя в кулаке, сдерживается им же: когда Маша уходит и появляется Антон, на его ?Соколовская, да тебя любой нагнет, просто никому это нафиг не надо, не старайся? только встает медленно и ладонь сжимает до впившихся в кожу ногтей. Шипит от боли?— надо бы заклеить ноготь лейкопластырем.Конечно, не заклеит?— да и, в общем-то, плевать. Забывает(ся).—?Не пялься,?— у нее внезапно уставший и треснутый голос, и очередная Мартыновская колкость замирает невыпущенной стрелой: только оперение покачивается.Соколовская?— гордая одиночка со сломанными крыльями?— дрожат на ветру полупрозрачные перья.?Хотя лететь было бы не больно?.Кристина закрывает окно, убирает коврик и поворачивается к Антону.—?Ну и? Ждешь, пока я тебе глаза выколю? —?привычная насмешка скрывает правду. Показалось конечно, Господи. Антон с первого дня заселения списывает на ?кажется??— неверующим можно не креститься, но он был бы готов поверить в Бога, если бы с Кристиной что-то сложилось.Не складывается, не верит.—?Да все равно смотреть не на что,?— не показывает.—?Пошел ты,?— усталость побеждает.Не кажется.И Антон, конечно, уходит. Конечно, с нервной улыбкой?— йога во многом помогла Кристине, хотя в этом, как и в том, что просто дружить с Соколовской получается крайне хреново, Мартынов признаваться не хочет даже себе. А признаться приходится?— еще в тот момент, когда Кристина по пьяни неожиданно расплакалась, а Антон ее, как котенка, по голове гладил и сдуру пообещал, что все будет хорошо.Она не помнит, а он пообещал забыть.Не собирается.Кристина тоже и никуда?— сумка, вещи и тетради остаются лежать в шкафу, а сама она?— в кровати. Даже обычные действия отнимают слишком много сил, а вырезание себя из того, что есть сейчас?— еще больше.Соколовская надеется, наконец, поспать нормально: не зря ведь на тренировке пыталась вспомнить, зачем она вообще йогой занимается. Вместо этого?— битый час битым взглядом изучает потолок: лучше бы вспомнила, кто она такая.—?Шлюха! Сволочь! Проститутка!—?Поэтому я и хочу развод.—?Сука.—?И поэтому тоже.Кто бы знал, что к этому дурацкому ?свидетельству о расторжении брака? прилагаются литры выпитых слез и вы(п)лаканной водки, метры вымотанных нервов и пара-тройка сброшенных килограмм. А еще?— постоянная усталость и чувство несправедливости за произошедшее на фоне?— ничего?— не осталось: ни чувств, ни эмоций друг к другу, кроме сухой ненависти. Соколовская поначалу топит ее в сухом вине, потом меняет на полусладкое?— ощущение вины отступает и теряется в алкогольном угаре.А потом заезжают ребята.Кристина при встрече даже не улыбается, и в ее глазах?— абсолютный ноль весом в минус 273 и намертво застывшие ледоколы, которым неоткуда взять огня для запуска.Она почти не спит. Сейчас, и вообще?— знать бы все это раньше.Знать бы, что происходит сейчас.—?Соколовская, одолжи денег, а то все уже свалили.—?Мартынов, у тебя золотая карта сбера,?— Кристина приподнимается на локтях и вперивает тяжелый взгляд цвета синих туманов прямо в Антона.—?Отец заблокировал,?— он потирает виски. А потом?— в эти чертовски синие глаза смотрит. Смотрит-смотрит-смотрит, и Кристина удивленно изгибает бровь. —?Да и с чего ради я должен перед тобой оправдываться? —?Антон злится жутко на нее и на себя. На нее, конечно, больше: прекрасная погрешность природы, просто так таких не встретить. А принимать собственные ошибки вообще не в стиле Мартынова.Зато дорогущий костюм, парфюм и часы?— очень даже. Лоск неласкового зверя?— такого сложно прикормить, и рычать в ответ он будет до хрипа.—?На пятьсот, должен будешь,?— Антон ожидаемо не благодарит, но вместо обычного хлопка дверь за собой закрывает аккуратно.?Сколько волка не корми?— все в лес смотрит?. Кристине впервые зачем-то становится обидно.—?Кристина, а ты не могла бы освободить комнату сегодня? Ко мне Кузя придет,?— хихикает Белова, забежав на минуту.—?Кузя живет в этом же блоке. Сходи к нему сама.—?Ну Кристин! —?ее синяки под глазами могли бы соперничать с цветом радужки. Глядит на Машу почти затравленно, но Белова этого не замечает.—?Ладно, в восемь,?— а это значит, что снова придется просиживать время в клубе с мартини и отчаянием, отполированным гордостью до блеска хорошего настроения.//Кристина равнодушно следит за секундной стрелкой?— восемь-сорок-одна. За стойкой кроме нее?— никого, и громкая музыка за спиной на танцполе вперемешку со смехом и криками стучит по вискам.—?Бармен, мартини,?— Соколовская без намека на улыбку отдает деньги. —?Еще один,?— восемь-сорок-девять.—?Если уснешь за стойкой?— выгонят. Правила, извини,?— смеется Антон откуда-то сзади.—?Отвали,?— Кристина не здоровается. —?Я знаю,?— сквозь зубы цедит.—?Какая это по счету? —?он падает на высокий стул рядом и заказывает что-то десятилетней выдержки за сумму с несколькими нолями.—?У тебя же карта заблокирована.—?Ты принципиально не отвечаешь или как, а?—?А ты принципиально дуришь всех вокруг, чтобы не идти до банкомата? А? —?щурится Кристина, повышая голос на полтона. Залпом опрокидывает невесть какой шот, заменяя почти безобидный мартини крепкой текилой, вспыхивает спичкой. —?Ты реально считаешь всех вокруг придурками?—?Нет, почему,?— Антон делает паузу, и Кристине даже кажется: скажет что-то адекватное. —?Только Кузю.—?Ясно все с тобой, Мартынов,?— Соколовская кивает бармену и собирается пересесть подальше. ?Подальше? появляется еще одна текила, и Кристина без колебаний опустошает и ее. Улыбается каким-то своим воспоминаниям, и становится на минуту такой домашней, что вместо прокуренного кальяном клуба в пятницу вечером ей бы пошла уютная квартира, пижама и приготовленный для кого-то ужин.Но Кристина после развода живет в общаге, падает в кровать в том же, в чем пришла, и почти не ест. И по-прежнему рисует дрожащей рукой черные стрелки, успокаивает Машу по пустякам и кивает на ее вопрос ?как дела?, мол, все хорошо, с трудом запихивая желание разреветься куда-нибудь подальше.Красивая?— Антону даже думается, что слишком, и он судорожно считает, сколько сегодня выпил. Оказывается маловато для того, чтобы любая привиделась красивой. Поэтому и заказывает еще?— а потом еще и еще?— нельзя, чтобы такой была только Кристина.Антон не знает о Соколовской практически ничего, но иногда ничего?— достаточное основание, чтобы смотреть-смотреть-смотреть, и не уметь вовремя отвести взгляд.—?Мартынов, чего тебе? —?даже не поворачивает голову. Как через половину барной стойки вообще можно что-то заметить?— неизвестно. Если конечно, не косить глазом в его сторону.—?Да ничего,?— чуть ближе подходит.—?Тогда иди к своим бабам,?— защитная реакция Кристины на все, что связано с изменами, делает ее шипящей змеей?— стучит ногтями по стойке и нервно кусает нижнюю губу.—?Кристин, почему ты такая? —?Антону бы добавить что-то вроде ?ко мне равнодушная?, но на вопросительный синий и уже замыленный взгляд насмешливое ?сука? кидает.?Какой же идиот, Господи?.У Кристины за пазухой?— паспорт с двумя штампами и доверху залитое в стеклянный сосуд сердца опустошение вперемешку с отчаянием: ядерная смесь для сильных девочек. Антон видит?— и не замечает.Сильные девочки не плачут?— хорошая отмазка для признания в измене и в уже ставших для Соколовской привычными оскорблениях и унижениях. С ним это ей никогда не нравилось и не распаляло?— ни скандалы, ни крики, ни битье посуды.?Сильные девочки подают на развод?.Под Мартыновскими галстуком за несколько тысяч и парфюмом от Tom Ford?— разгон до взрыва за пару реплик и самовлюбленность. А еще глубже?— мягкая нежность и умение быть рядом в нужное время. Неосознанное, непринятое и оттого такое трепетное и по-домашнему ласковое.—?Антош,?— Антону в пятницу вечером в клубе?— самое место, а вот ?Антош? моментально чувствует себя здесь лишним. И в эту же секунду на мгновение хочет домой?— чтобы пижама и приготовленный для него ужин.—?Кристин? —?зачем-то спрашивает серьезно, забывая добавить свою фирменную ухмылку.—?А не пойти ли тебе нахуй? —?голос Кристины окатывает колюче-холодным водопадом, и?— вспоминает Мартынов?— вполне заслуженно. Соколовская нарочито медленно приподнимает очередную текилу и выливает ее Антону на новые итальянские ботинки. Благо, почти не попадает. —?Ой, извини. Я случайно. Спасибо за испорченный вечер,?— в дополнение бросается парой кубиков льда?— в осоловелых глазах девятибалльный шторм Тихого океана.Девять. Ноль/ноль.Еще почти час Кристине придется уныло плестись пешком до общаги?— можно дойти гораздо быстрее, но она обещала не возвращаться до десяти. Выходит из клуба: пальто расстегнуто, шарф намотан хоть как, каблуки цокают слишком громко. Ей бы сейчас уже спать, и чтобы наутро у кровати?— вода и таблетка от головной боли.Достает тонкую ментоловую.—?Разрешите? —?у лица появляется огонек зажигалки, под светом которого особенно заметны густые синяки под такого же цвета глазами.—?Разрешаю,?— Соколовской не привыкать к повышенному вниманию, да и не надо оно ей?— слова звучат равнодушно и безразлично.—?И куда ты собралась в таком виде? —?зажигалка исчезает, а Мартынов?— пьяный до состояния, когда все кажутся красивыми?— резко одергивает накинутый на девичью шею шарф.—?Не твое дело,?— Кристина практически шипит в ответ и выпускает тугую струю дыма в морозный октябрьский воздух. —?Иди, куда шел.—?Так я сюда шел. К тебе,?— уточнение ввинчивается в уже не сознание обоих непониманием.—?Так я сука, зачем? —?с сомнением в правильности фразы кидает Кристина в ответ.—?А, точно. Не знаю тогда,?— мерзко усмехается Антон, но смешок не звучит честно. Он сам тоже давно не выглядит честным?— это кажется совсем бессовестным и неправильным по отношению к Соколовской. Знать бы, почему.Знать бы, что происходит сейчас.—?Ну постой, подумай,?— она перебрасывает через шею конец шарфа и ?на отвали? завязывает пояс пальто. Уходит?— нетвердо, но уверенно.—?Если это твоя?— завидую,?— вместо приветствия тянет знакомый Антона, внезапно появляясь из ниоткуда.—?Не моя,?— Антон неспособен думать, с какой интонацией это произносит, но в голосе его звучит осторожное сожаление и почти нежное восхищение.—?Тогда я провожу,?— знакомый устремляется вслед за Соколовской.Мартынов в секунду оказывается рядом.—?Не,?— останавливает. —?Вон там мужик какой-то ее ждет. Пойдем лучше выпьем,?— настойчиво тянет знакомого в клуб.А потом?— хлещет виски и вместо танцев думает, что это был за мужик, и дошла ли вообще Кристина до общаги. Просто потому, что они друзья и живут вместе, конечно?— убедить себя в этом получается только к четвертому шоту.//Кристина ожидаемо не смывает макияж, не раздевается, и буквально падает, как только приходит в блок?— накопившаяся усталость бессонницы вместе с опьянением делает свое дело. До кровати не добирается?— остается спать на диване в общей комнате, скинув каблуки рядом.—?Кристиночка, ты дома? —?Антон заползает в невменяемом состоянии ближе к двум, но его пьяное ?дома? веет такой теплотой, что, если бы они были не только друзьями, Соколовская обязательно простила бы ему ночное возвращение.Но они, конечно, друзья.И она, конечно, не слышит.Мартынов нагло долбит по стене у входа в поисках выключателя.—?Я пришел,?— свет ослепляет и заставляет прищуриться. Кристина, свернувшись клубочком, закрывает ладонями глаза. Спутанные кольца волос лезут на щеки и пахнут лаком, а от подошедшего Антона за версту так несет алкоголем и Томом Фордом, что от смешения запахов Кристину моментально мутит.—?Поздравляю. А теперь уйди,?— полушепотом выстанывает она, медленно садясь.—?Алкаш.—?Овца,?— Антону не обидно?— просто по привычке кидает в ответ что-то резкое. Снимает куртку, бросая ее на диван, и, наклонившись, хочет разуться.—?Плохая идея,?— организм Мартынова подводит, и он, не удержав равновесие, сползает на пол.—?Вали в комнату,?— Кристина злится жутко на него и на себя. На себя, конечно, больше?— позволить собственные чувства не в стиле Соколовской.Ее привычка на любые сантименты отвечать средним пальцем и яростным сопротивлением сильнее. Недоверие к словам и запрет слышать себя саму?— тоже. У нее в глазах кроме беспредельно синего?и ледоколов — ничего, но на изнанке яркой радужки бархатом вышита черная дыра: вырезана из собственного сердца и наглухо прострочена предательством. А под стежками обид, оскорблений и унижений?— память.Кристинино ?нельзя??— на уровне рефлексов.Но сейчас она просто вусмерть уставшая и нетрезвая, а потому молча падает обратно на диван, свесив руку вниз. Наверное, засыпает сразу, лениво думается Антону.—?Пойду тоже спать,?— никому обещает Мартынов, стараясь встать с пола. Натыкается на тонкое запястье с выступающей косточкой и серебряным браслетом?— перебирает в пальцах ниточку серебра, обводит косточку по кругу для чего-то. Рука оказывается холодной, и Антон накрывает Соколовскую пледом со спинки дивана.—?Дура, свет не выключила,?— щелкает выключатель, и Мартынов убирается в свою комнату, спотыкаясь на каждом шагу.Но Кристина засыпает только сейчас.—?Идиот,?— выдыхает умиротворенно, прежде чем уснуть совсем. И зачем-то улыбается.Кажется, проходит секунда, как уже слышит гадкий звон будильника на телефоне.Девять. Ноль/один.