Йонна (1/1)

?Скажите мне, что со смертью все не заканчивается. Что все не кончается Февралем. Засохшие полевые цветы, обвивающие шею плачущего ребенка?.— Шейн ДжонсБольше чем музыку, Йонна любит лишь цвет.Тонкие кисти, оставляющие на холсте четкий ровный след, широкие кисти, позволяющие наносить смелые мазки — для Йонны писать картины тоже самое, что дышать.Венецианской медью она пишет глаза своего младшего брата, разбавленным оттенком сольферино отмечает красивые полные губы матери, а цвет парнасской розы становится цветом румянца на собственном портрете.В рабочие дни она подрабатывает учителем живописи для детей в местной школе, а в выходные выбирается на природу, где цвета окружают ее, приветствуют как старого друга, и Йонна погружается в их царство, и в руке ее кисть и холст — универсальный язык общения, ее посредник между миром грез, ощущений и реальностью.Иногда Йонна выступает в баре, когда-то принадлежавшем отцу — у нее красивый голос, и звуки ложатся на ее веки оттенками — у каждой ноты есть свой цвет, который Йонна угадывает с точностью практикующего хирурга. Мать всегда хотела, чтобы Йонна занималась музыкой, брат советовал поступать ей в Академию искусств и писать картины, сама Йонна хотела только одного — быть свободной как ветер и уходить, когда вздумается.Йонна рисует портреты случайных прохожих, которые отдает желающим почти даром — она видит людей, как палитры, как набор оттенков разной насыщенности и яркости — а люди видят в ее картинах себя, ощущая не столько внешнее сходство, сколько удачно угаданные состояния и удивительно переданные эмоции.Йонна окружает себя красками, как верующий окружает себя иконами и крестами, а шаман — талисманами и оберегами.Когда Йонна уезжает из дома — на ней блузка оттенка маренго — такого цвета были брюки Наполеона в тот день, когда его войска разгромили австрийскую армию в итальянском местечке с одноименным названием. Йонне кажется, что этот цвет принесет удачу и ей.Фарик — человек, с которым уезжает Йонна, носит жонкилевую рубашку — рубашку цвета нарцисса, и это должно бы ее предостеречь — ведь мир всегда говорил с Йонной на языке оттенков и цветов — но именно в тот день, ослепленная красками и весельем, она оказывается к предупреждениям мира слепа.Йонна никогда не завязывает долгосрочных отношений — у нее нет ни друзей, ни привязанностей. В своих мечтах Йонна представляет саму себя свободной художницей, пишущей пустынные пейзажи во всех уголках земли — Йонна видит себя птицей и больше всего желает быть свободной.Много позже она поймет, что именно это и стало главной ее уязвимостью — местом, куда вцепился Фарик, которое терзал день ото дня. До самого конца.***С Фариком она знакомится на фестивале искусств в Брашове. Он сам подходит к ней и просит нарисовать их с друзьями на фоне пышной зелени. Фарик безупречно красив и в нем столько сконцентрированной наглости — Йонна не может отказать ему в просьбе изобразить его на картине.Его друзья оказываются румынскими цыганами — сам Фарик держится от них чуть поодаль. Но его черные глаза и смуглая кожа не оставляют сомнений в том, что в его жилах течет та же кровь, что и в жилах его друзей.Когда Йонна отдает ему картину, Фарик берет ее за руку, будто с самого начала знает, что она будет ему принадлежать и говорит, что хочет отвезти ее к замку Пелеш, который ей непременно следует изобразить.И Йонна впервые подчиняется чужой воле беспрекословно, и мысль о свободе уже не кажется ей такой уж притягательной.Йонна будет встречаться с Фариком полгода, за время которого пристраститься к наркотикам и алкоголю, прежде чем согласится на его просьбу уехать — в тот день мать будет плакать, а Йонна обещать, что скоро вернется.***Они поселяются в маленьком отеле, где-то на окраине города, и в один из редких моментов осознанности, когда дымка наркотической эйфории или ломка не затмевают разум Йоны, на стене коридора, ведущего к общей кухне она читает написанное по-английски: ?Теперь слова пророков Написаны на стенах подземкиИ в комнатах арендованных квартир,И шёпотом звучат средь тишины...?.В этот же вечер трясущимися руками Йонна пытается сложить в сумку свои вещи, но Фарик возвращается прежде, чем она успевает уйти — он хватает ее за руки, где позже от его пальцев останутся яркие следы цвета фрез — они будут напоминать Йонне вкус и запах земляники, которые покупала им с братом мать. Фарик отнимает сумку и пытается поставить Йонне укол, но она вырывается, кусая его за руку, в которой он держит шприц.— Я ухожу! С меня хватит! — кричит Йонна, пытаясь открыть дверь.Тогда Фарик хватает ее за волосы и швыряет на пол, нанося удары ногами. Между ударами Йонна слышит его громкое дыхание, а на щеке остается след брызнувшей из кривящихся губ слюны, горько пахнущей табаком.Его черные глаза — глаза цвета парижской грязи, а в глазных яблоках желтизна, как на простынях в дешевых мотелях — теперь Йонна видит.Она вспоминает его жонкилевую рубашку, и тогда ей все, наконец, становится ясно.— Я больше тебе не принадлежу, — хрипит Йонна, сплевывая под носки его тяжелых ботинок кровь. — Ты не можешь владеть мной, как вещью, и я никогда не буду твоей.— Вы владели нашим народом долгие годы, теперь мы будем владеть вашими детьми, — смеется Фарик, прежде чем вколоть Йонне новую дозу дурмана.Она закрывает глаза, а в ушах ее поет невидимый пророк: ?А люди кланялись и молились созданному ими же неоновому богу. И вдруг вспыхнул знак-предупреждение и сложился в такие слова: ?Теперь слова пророков написаны на стенах подземки и в комнатах арендованных квартир, и шёпотом звучат средь тишины...?.***Йонна зажимает в ладони письмо, в котором одно только слово: ?Селах?. Ни адресата, ни обратного адреса — но Йонна узнает почерк, да и кто еще мог знать, что означает для нее это слово, кроме брата.Селах — ?остановись и послушай?. Селах — имя ее любимой героини, живущей в городе, где люди боролись с Февралем и хотели летать, как птицы и быть свободными, как птицы.Она говорит Фарику:— Хорошо. Хорошо, я помогу тебе, но потом ты меня отпустишь, и мои мать и брат не должны пострадать.В глубине души Йонна знает, что никогда уже не будет свободной — теперь она во власти Фарика: хоть ему и не принадлежит ее душа, он владеет ее телом и ее волей, и Йонна не знает силы, кроме смерти, которая способна это изменить.Торговец наркотиками — человек, казавшейся Йонне идеальным и сгнивший на ее глазах — теперь, глядя на него, Йонна видит как в его нутре копошатся могильные черви.Человек, губящий детей — человек, уничтожающий будущее.Йонна думает, что когда все будет закончено, она убьет его. Она столкнет его с лодки, и никто никогда не узнает, что в тот день она была с ним — никто не станет искать Фарика посреди моря, когда он доставит товар, и Йонна осуществит задуманное, избавившись от его плена.И когда все идет не по плану, когда Фарик приказывает ей прыгать в воду с товаром — Йонна прыгает. Не потому, что признает его волю, а потому что тогда, по крайней мере, он не сможет отнять у нее право выбирать между жизнью и смертью.Она плывет по волнам пока хватает сил — по черной воде, слыша вдалеке гул вертолетных лопастей — потом держится на поверхности, легко, будто тело ее весит не больше ячменного зернышка. Йонна лежит на спине, ощущая под собой холодную ладонь моря, и под закрытыми веками расцветает закат цвета массака, выбеленные стены дома цвета яичного желтка, где в узких окнах — улыбка матери и русая макушка брата, пекущего кукурузный хлеб, жемчужно-серое подвенечное платье подруги ее детства, на свадьбу которой она так и не решилась прийти, и никогда больше ее не видела. Гортензия, блакитный, аделаида, жад — цвета, которые с ней в последний миг, которые шепчут ей: ?Все будет хорошо?.Йонна держится на воде, а потом тонет.?Я утонула — как будто попала на свободу?, — думает она, прежде чем холодные губы Мананнана накроют ее губы.Прежде чем перестает быть Йонной, чтобы стать Ундиной, попавшей в сети рыбака.