Глава XXXXVII: Новое начало. (1/1)

Так странно. Вот, значит, какое оно – продолжение того самого сна. Теперь клинок не на дне озера, нет. Теперь он в руках Эйрелона, и пальцы крепко сжимают прохладную рукоять. Вираэль, Вейалтрил, мама – все они мёртвыми лежат у его ног, и их тела в крови, как и лезвие клинка. Но ведь не так и важно это. Из-за деревьев выходит Алейф – он напуган, и на глазах сияют слёзы. Он тянет руки к Эйрелону – но юноша, подарив мальчику лишь холодную улыбку, наносит удар клинком, разрубая грудную клетку от плеча до пояса. Теперь и он мёртв. Тёмные нити, тянущиеся от рукояти клинка, кажется, опутывают руку, и уже не различить, где кончается ладонь и начинается меч… Может, так и должно быть?..

- Я тебя ненавижу. Эти слова, сорвавшиеся с губ Алейфа, заставили вздрогнуть.- Почему вдруг?- Ты касался её… Почему ты не мог просто не прикасаться к ней?! – тихо говорил подросток, дрожа всем телом, - Ведь мог бы после тебя править и её сын… Зачем? Раздражённо выдохнул Эйрелон, гладя по голове готового расплакаться мальчика.- Ну, ты хотя бы перестал прятаться от меня по всей крепости. Не будь глупцом. Понимаешь ведь, что не мог я иначе.- А многое бы изменилось?! – Алейф прижал руки к груди, - Не будь ты правителем, ничего бы не поменялось!- Алейф…- Ты не любишь меня.- Алейф! Подросток вздрогнул от слишком резкого тона, и Эйрелон торопливо огляделся: всё же не стоило так кричать. Если кто-нибудь услышит, из этого не выйдет совершенно ничего хорошего. Да и Бранион уже спит…- Послушай… Если бы я мог, я бы этого не сделал. Но я хочу, чтобы никто из моих соплеменников больше не страдал. Я хочу, чтобы они были счастливы. И я чем угодно пожертвую ради этого.- Ты пожертвовал всеми, кто был тебе дорог. Мной тоже пожертвуешь? Столь сильной болью отдались в душе эти слова, что Эйрел с силой встряхнул мальчишку за плечи:- Ты думаешь, по своей воле я всё это делаю?! Или, может, из какой-нибудь глупой прихоти?! Ты ведь знаешь меня, Алейф! Ты ведь знаешь, что не стал бы я вот так, просто…- Мне больно. Отпусти. Эйрелон разжал руки, и мальчик слегка потёр плечо рукой, болезненно морщась:- Просто… раньше я был твоим, и ты – моим. А теперь ты принадлежишь своей жене, ребёнку, который скоро родится… Кому угодно, но не мне.- Я не вещь, чтобы принадлежать кому-то. Алейф склонил голову и посмотрел в глаза любимого – не по-детски печально, со странною горечью.- Я не смогу. Не смогу. Эйрелон сделал шаг вперёд, крепко прижимая к себе дрожащего подростка. Тот не плакал: лишь сухие всхлипы вырывались из его груди, и вздрагивала спина. Нежное тепло этого хрупкого тела… Знакомый, чуть сладковатый запах…- Чего ты не сможешь?- Любить тебя. Понимаешь, - каждое слово, будто острое лезвие, врезалось в сердце, - Я полюбил Эйрела, того, каким знал раньше. Ты… ты слишком изменился. Прости, прости. Боль вновь уколола сердце:- Значит, ты уйдёшь?..- Да. Нужно что-то сказать. Удержать. Но сердце, уставшее от боли, не позволяет произнести нужных слов…- Будь счастлив, Алейф.- Ты тоже. Оба едва не плакали: понимал Эйрелон, что долго ещё не сможет забыть того, кого любил. Да и сможет ли вообще забыть?.. Грохот закрывающейся двери. Подросток ушёл, даже не обернувшись. Всё. Конец. Слезинка скатилась по щеке, но тут же смахнул Эйрел её рукой: истинный правитель не должен плакать…В Крепости Каменного Древа, куда вернулась большая часть альвов, был большой праздник: сегодня должны были представить миру новорождённого сына местного правителя. Эйрелон, чувствуя, что у него подкашиваются от волнения ноги, прижимал к груди крошечное существо, завёрнутое в одеяльце. Он не мог поверить в то, что вот это маленькое создание – его ребёнок, его родная кровь. Малыш был совсем крошечным: ему была лишь пара дней от роду. Маленький, тёплый, живой комочек, мирно сопящий у груди отца. Лаэрит, с усталой улыбкой смотрящая на мужа и сына, стояла чуть в стороне. На руках её сидел Бранион, с удивлением смотрящий на братика и словно спрашивающий взглядом у матери, откуда этот малютка взялся. Эйрелон обнял сына ещё крепче, пытаясь согреть: всё-таки на улице было прохладно. Но ритуал провести следовало… Возле каменного дерева уже стояла Аурэм: после заключения мира стала она одной из жриц. При приближении Эйрелона чуть тронула улыбка губы её: женщина слегка коснулась лба младенца, затем – куска пергамента в руках своих. С волнением смотрел Эйрелон на то, как медленно выводит жрица на пергаменте плохими чернилами имя ребёнка. Но вскоре справилась она – и, приподнявшись, привязала кусочек пергамента к одной из нижних ветвей каменного дерева. Так волнующе гордо прозвучали слова её:- И пусть духи всего мира увидят рождение твоё, Сангвеар Золотая Кровь. Эйрелон прижал младенца к себе. Тот, проснувшись, захныкал, и отец торопливо укрыл его плащом, понимая, что лучше вернуться в крепость… Как известно вам, любезные читатели мои, довольно долгое время жили альвы разрозненными племенами, будто дикари: однако навеки запомнятся деяния первого известного людям короля их, что носил имя Эйрелон Клинок Ветра. Отличался этот мужчина необычайной жестокостью: ходили слухи, что он лично казнил собственного брата, претендовавшего на трон. Также известно, что склонен он был к греховному поведению: предпочитал он ложе не с женщинами, а с мужчинами делить. Но нельзя отрицать и заслуг его: за те двадцать лет, что правил он, альвы сумели собственное государство создать: лишь некоторые из них предпочли жить обособленными общинами, навеки отрёкшимися от прочего мира. Такими стали те альвы, что в Пламенных Горах обитали: думаю, стоит путешественникам соблюдать осторожность в землях их, ибо они не церемонятся с людьми пленными, и могут их в котле сварить и съесть, точно дичь.Также достоверно известно, что сын его, Сангвеар Золотая Кровь, был первым из альвов, что от рождения глух был к голосам духов... Умолк голос девушки, вслух читавшей слова летописи чужой. Странно: вроде бы и недавно это было, но Паучиха помнила ещё того мальчишку, о котором говорила летопись эта. Сейчас, насколько слышала она, у власти его сын: что ж, это хорошо… Безразличным взглядом окинула девушка святилище, в котором находилась, и семь статуй, немо взирающих на неё.- Теперь-то вы видите? – глухо засмеялась Паучиха, - Видите, чем я лучше вас?! Вы изначально миру этому не принадлежите: я же могу по нему странствовать. Молчание было её ответом. Устало выдохнула девушка: всё же устала она все эти годы по земле странствовать. Может, стоит на время вернуться?.. С шуршанием упало к ногам её платье – и с улыбкой посмотрела она на отражение своё в кристальном зеркале, что держала в руках одна из статуй, женщину с зашитым ртом изображавшая. Отразилось в зеркале нечто странное: выше пояса была это девушка с женскою грудью, но ниже – существо неопределённого пола, которое могло бы быть как мужчиной, так и женщиной…- Ещё одна нить разорвана, и ещё одна песчинка теперь упала, - глухо засмеялось существо, - Вы ведь не обидитесь, если немного приближу я тот день, когда упадёт последняя из песчинок? Вы ведь тоже хотите вновь ощутить дыханье мира живых, я знаю. А чем быстрее все нити меж мирами разорвутся, тем быстрее сможем вернуться все мы, правда? Статуи молчали, но, словно слыша ответ их, продолжало говорить странное создание, и на губах играла улыбка:- Имея власть над сердцами, можно порой сплести очень и очень затейливую сеть. Особенно тогда, когда нити её – чужие жизни. Но ведь с ними… - прервавшись, существо вскинуло голову, глядя на семь молчаливых статуй, - … С ними так интересно играть, не правда ли?..