Когда голуби танцуют (1/1)
Намного раньше и в совершенно другом месте(когда голуби танцуют)На плаццо ди Спанья голуби прикормленные и жирные. Они толкутся у ног прохожих, не смущаясь и никуда не торопясь. Они исполнены чувства собственного достоинства и самодостаточны. В Риме время принадлежит голубям.
А кому ещё может принадлежать время в городе призраков, истоптанном ордами варваров, залитом кровью фанатиков и дураков, за тысячи лет уставшем глядеть на весь этот мир?Джим думает так и крошит под ноги булку.…Старая-старая графиня утром говорит: ?Джим-мооо, Джиммо, мальчик! Ты такой молодой, что у тебя даже в прошлом ещё ничего нет. А у меня только в будущем... Жаль, что мы не встретились в пятьдесят шестом во Фьезоле! Что это было за время!?… Голуби обступают начищенные до нестерпимого блеска ботинки. Раздувают толстые зобы. Спины у голубей беспородные сизые.Джиму противно.Если дотронуться до булыжной мостовой, то чувствуешь под пальцами глухой, глубокий и дробный гул. Это гудит прошлое, а настоящего никакого и нет. Скучно. Ушли в небытие великие безумцы и великие герои. Не с кем помериться силами. Некем восхищаться. Глиняные кумиры разбиты и попраны, их осколки хрустят под ногами. Боги мертвы. И азарт ушёл, а остались голуби.
Джим подымается на крышу Сантиссима Тринита деи Монти, шаркая. Длинное эхо ползет по пятам, волочится по винтовой лестнице, как шлейф. На крышу туристов не пускают, но какое Джиму дело до туристов?Сверху голуби видятся серыми маковыми зёрнами. Далеко внизу простирается бесконечный булыжный лёд. Кажется: если прыгнешь — твоё изломанное тело пробьёт его и выплеснет на мостовую тёмную солёную волну.
Джим встает ногой на парапет, начищенный носок ботинка зависает над высотой.
Голуби так далеко...- Пока ты будешь лететь, я успею прострелить твою башку трижды, - спокойно замечают из-за спины.Джим не оборачивается.Пожимает плечами:- Пистолет уже у Вас в руке?- Да. Дуло смотрит тебе под левую лопатку.Под лопаткой послушно возникает возбуждение.- Интересный способ завязать разговор.- Видишь ли, я подумал, что если спрошу про погоду, это будет несколько... скучновато. А ты, я полагаю, не переносишь скуку.- Вы правильно полагаете. Зачем вы пришли? Потренироваться в стрельбе по летящим мишеням? - возбуждение растекается от лопатки по всему телу. Сладкое, почти приторное предвкушение.Ствол касается спины. Это круче, чем язычок хорошенькой четырнадцатилетней мулаточки. Джим вздрагивает. Досадует: человек подумает, что от страха. Но человек не подумал. Человек шепчет:- Нравится?
Джим кивает.- Смотри: отсюда видно то место, на котором убили Камиллу. Видишь? А вот там в город въезжал Цезарь, тогда ещё триумвир...Человек очень хорошо знает римскую историю, будто сам слушал стихи Нерона в Колосее, будто встречал Атиллу на Квиринале, будто Одоакр у него просил совета... минут десять рассказывает Джиму про Испанскую лестницу, про французскую церковь и пьяццо…Дуло щекочет, вырисовывая дорожки на спине, облепленной шёлком рубашки.
- Зачем? - пересохшими губами выводит, наконец, Джим. Ему кажется, что всё это никогда не кончится: бездна и булыжный лёд под носком ботинка, хрипловатый мужской голос за спиной, Рим и его кровавая история, и нежные, интимные касания пистолета... Будь Джим совсем наг, будто Адам до грехопадения, он и тогда не чувствовал бы полнее, не ощущал бы...- Ты мне нравишься.Джим молчит.- Ты молод и горяч. Ты чертовски умён. Ты мог бы поставить мир на колени, да? Только зачем тебе мир? Тебе не хватает крепкой руки на загривке, только и всего.- Вы думаете, что умнее меня? - шепчет горячими губами Джим.Тихий смешок:- Я думаю, что рука у меня просто стальная.Тогда Джим быстро оборачивается и смотрит. У мужчины не только рука стальная. У него стальные радужки вокруг пронзительных и маленьких зрачков, у него виски припорошены серебром.Мужчина складывает неулыбчивые губы в насмешливый изгиб:- Меня зовут Себастьян.За его плечом голуби вытанцовывают в воздухе сарабанду.