Мама (1/1)

…Ей бы нектарники, как на морде у моего папы, думал Зелибоба. И словно видел себя опять совсем маленьким на отцовой спине: хочешь?— перебирайся вперёд, хочешь?— так виси и держись за синюю гриву или длинные уши; с папиной морды за самые плечи свисают усы?— тонкие, светлые, похожие на кошачьи, и у каждого на конце?— белый цветок. И в каждом цветке?— нектар. (Выросли они даже раньше, чем я тебя наколдовал, рассказывал ему папа. А раскрылись?— когда поднял тебя на руки и нарёк своим сыном. И цвести будут всегда.)Мама была не его. Так, человеческая тётенька с двумя детьми?— одним побольше, вторым совсем маленьким. Как раз для второго-то у неё и был припасён широкий шарф-колыбель, в который она, чтобы привыкнуть его носить, поначалу и укладывала лёгкого дворового. Смешно было и ему и Старшему: вроде и большой Зелибоба, а вроде и совсем как маленький.Когда своё законное место в шарфе Мамы наконец занял Младший, Зелибоба встревожился: ей же тяжело, наверное. Сам-то он не помнил, чтобы папа хоть раз устал его носить на себе?— даже вверх по отвесной скале вскарабкаться мог, а про ствол какой-нибудь секвойи или улло?нга и говорить нечего. А эта Мама, хотя Папа со Старшим и помогали ей как могли, всё равно уставала.Оно и понятно, ведь Младшему ни нос не подсказывал?— что есть что, ни молоко в бутылочке не было вечным?— так, как нектар в усах отца Зелибобы,?— ни день от ночи он ещё не отличал, ни съедобное от несъедобного?— словом, и половины того не умел, что умеет обычно маленький дух. К тому же Маме нет-нет да приходилось вызволять дворового всякий раз, как Младший забывался и хотел попробовать на вкус его ухо?— нет, ногу?— нет, подол у мантии?— нет, галстук. Раз как-то даже за нос куснул небольно. Детёныш?— детёныш и есть, думал про себя Зелибоба и наводил на него и на Маму сонные чары. Пусть хоть так отдохнут.Правда, когда Младший подрос настолько, что сам научился ползать и ходить,?— таки дождался, пока остальные отлучатся из детской, ожил и сам лизнул его в макушку.Пусть знает.