Шератан (1/1)

Сверкающая стерильность надраеннного слугами пола рябит в глазах. Он холодный под кожей. Отрезвляюще холодный на контрасте с огненной плетью Небесной Императрицы, и Жунь Юй прижимается щекой к холоду. Сглатывает кровь, тошнотворно металлическую, и закрывает глаза. Первый удар привычно ложится на плечи, раньше, чем Жунь Юй успевает встать на колени. Раньше, чем успевает вспомнить, что официальных бессмертных не наказывают плетьми - будто окатывает водой, настолько крутым кипятком, что в первую секунду кажется холодным. Второй поперек спины - так наказывают нерадивую прислугу - выбивает воздух из легких, и на секунду Жунь Юй начинает бояться, что Императрица в гневе разрушит его даньтянь. Третий - после минутной передышки, кажущейся бесконечно долгой, маринующей в боли, жаре и оглушительном шорохе расшитых золотом одежд - вдоль позвоночника.Император иногда наказывал их с Сюй Фэном запечатыванием сил или домашним арестом. Императрица не разменивается на такие мелочи. Императрица кривит ярко напомаженные губы и капризно фыркает, пока Жунь Юй бьет положенные поклоны и говорит положенные слова. Формальный повод и огненная плеть, и жар уже просачивается в кости, но наказание всегда справедливо, всегда во благо детей, и за него тоже надо благодарить. И Жунь Юй благодарит, сжимая зубы так, что те едва не крошатся. А когда уходит, в голове все еще крутится это визгливое "думаешь, раз получил титул, теперь тебе все дозволено?" и свист плети. Что именно "все" Императрица не уточняет, но, исхлестав до алого марева, как будто бы успокаивается, выдыхает и почти прощает Жунь Юю то, что теперь у него статус Повелителя Ночей и собственный двор. Он получает этот титул и Дворец Небесных Сфер, и принимает их со спокойной благодарностью, лишь усилием воли сдерживая сияющую радость освобожденного крепостного. Высочайшее позволение теперь жить отдельно, заниматься своим делом и не бояться чужой горячей руки Жунь Юю все равно что вольная. Он получает в свое управление все звезды ночного неба с широкими ладонями Его Величества на своих плечах, отечески теплым взглядом, и кланяется до земли под капризный взгляд Сюй Фэна и насквозь фальшивые поздравления Императрицы. Пускает тень улыбки по лицу и искорки в глаза - подарки Небесного Императора нужно принимать с выражением вселенского счастья, не забывая при этом о приличиях - дает отцу понять, что он в восторге. Что только об этом и мечтал всю жизнь, что право на самостоятельность это действительно благословение небожителей. Нет, не подведет. Нет, не забудет. Да, конечно, они всегда будут семьей. И видит, как за плечом Императора Ту Яо перекашивает от злости. Жунь Юй входит в свой новый дом с ощутимым напряжением, словно что-то сильно сдавливает ребра, но оно отпускает с облегченным выдохом. Он почти свободен. Он не обманывается ни на мгновение и не ждет перемен. Чертог Повелителя Ночей традиционно в отдалении от императорского, и хоть для небожителей расстояния ничто, на уровне тончайших символов все ясно. Это отстранение, отречение, почти изгнание. Это не та должность к которой стремятся и за которую цепляются. Это безгласность и одиночество, но это и облегчение. Жить подальше от императорского дворца, спать днем, бодрствовать ночью. Жунь Юй изучил Книгу Шести Царств от корки до корки, и знает, что его ждет. Он больше не повлияет ни на какие решения, но ему и не придется показываться на глаза семье. Он больше не попадет под огненную плеть (при этой мысли только-только начавшие заживать раны ноют). Жунь Юй изучил Книгу Шести Царств, и знает, что никто и прежних Повелителей Ночей не был счастлив, но визгливые злобные вопли Ту Яо всплывают в памяти, и счастье кажется меньшей ценой за безопасность.Жунь Юй бродит по Дворцу Небесных Сфер словно впервые, хотя бывал здесь с отцом сотни раз. Заглядывает в комнаты, изучает сад, очень долго стоит на мосту, вспоминая, как раньше боялся упасть в воду. А когда упал, оказалось, что умеет под водой дышать.Отец сказал, что Жунь Юй может все перестроить тут под свой вкус. Дворец Небесных Сфер - не та вычурная роскошь Небесного Дворца и не вульгарное золото. Сплошь светлое дерево и нежно-бирюзовый тюль, изящная резьба, белый гравий и плакучие ивы с отливающими аметистом листьями. Жунь Юй получает Дворец Небесных Сфер, не понимая собственных желаний, не представляя, что со всем этим делать, не имея толком понятия о своем вкусе, но точно зная, что никогда больше не хочет видеть золота. Не хочет видеть ничего, что хотя бы отдаленно напоминало Небесный Дворец, ничего, на что можно было бы взглянуть и внезапно вспомнить огненные плети Её Величества. И оставляет все как есть. Первая ночь проходит спокойно. Балкон Зведной Россыпи Повелителю Ночей знаком и привычен. Император приводил Жунь Юя сюда, когда учил его основам звездной магии, показывал камни и положение рук. А потом Императрица все же настояла, что сыну наложницы ни к чему так сильно сближаться с Императором. На наставника тоже не согласилась, но фыркнула с пренебрежением и разрешила учиться по книгам. И наступили долгие ночи горящих светильников и неловкой практики, постепенное тяжелое привыкание к ночной жизни и после - не менее тяжелое бодрствование днем, потому что распорядок Небесного Дворца не рассчитан на будущего Повелителя Ночей. Теперь у Жунь Юя свой дом и своя жизнь, отдаленная и глухая. Без роскоши и богатств, без праздников и пиров, но относительно свободная. Жунь Юй вдыхает разреженный воздух, стоя на краю платформы, кастует магические печати, и звездные камни зодиака сияют его энергией. Поднимаются с вычерченных на песке кругов, складываясь в схематические цепочки созвездий, и крутятся с бешеной скоростью, почти сливаясь в единый круг света. И Жунь Юй ощущает себя центром вселенной. Звезды у него в крови. Звезды у него под закрытыми веками. Жемчужные россыпи на черном шелке. Капли росы. Вспышки белого огня и чистой энергии. Жунь Юю среди них спокойно. На Балконе Звездной Россыпи нет ветров - застывшая прохлада, пахнущая грозой, прибоем и бархатом. Бесконечное подпространство Небесного Царства, обволакивающая пустота. Он творит магию воды и света. Капля превращается в лед, а лед в камень. Темнеет и светлеет, пульсирует и переливается полуночным синим и молочно белым. Энергии звезд и планет стекаются со всех концов вселенной и становятся искрами на пальцах Повелителя Ночей. Уплотняются, обретают форму, становятся материальными, становятся пылью, которая вихрится и наматывается на новый звездный камень. Это основа. Это начало всего. Это его первая, им лично (еще не) созданная звезда. Целая ночь - вся в этот камень, чтобы потом еще десяток других ночей отдать ему же. И на рассвете Жунь Юй чувствует себя умиротворенным и опустошенным. Почти счастливым. У него есть звезды и есть свой дом, и эта мысль такая теплая и сладкая, такая успокаивающая. В Небесном Дворце с его жестоким распорядком не вышло бы безнаказанно пропасть на ночь и вернуться под утро без высочайшего позволения Императора, но Жунь Юя и высочайшее позволение редко спасало от гнева Ту Яо. В Небесном Дворце сыновья Императора носят золотые ханьфу с расшитыми рубинами поясами и тяжелые венцы с жемчугом, от которых болит голова и гложет ощущение какого-то страшного неоплатного долга. Жунь Юй сбрасывает и то, и другое, сразу после получения титула, и облачается в белое. Волосы перехватывает простой лентой, заплетая не так, как выглядит роскошнее, а так, как ему удобно. Единственное украшение оставляет - браслет голубых драконьих жемчужин, а чеканные наручи, пряжки и инкрустированные драгоценными камнями заколки отправляются в сундуки. Жунь Юй по горло сыт золотом. Жунь Юя в это золото тыкали носом всю его жизнь, постоянно рассказывая, что всего этого он не заслужил. Жунь Юй о жизни точно знает одно - прошлое должно оставаться в прошлом. Каждая новая страница должна быть чистой, чтобы на ней получилось что-нибудь написать, и этому принципу Повелитель Ночей следует неукоснительно. Он оставляет в мире смертных свою историю искупления, свою оспу и свою изменщицу-жену. Он оставляет за порогом Дворца Небесных Сфер и семейные тайны, и огненные плети. Та страница исписана и измарана кляксами туши до полной черноты, но впереди другая, незапятнанная. Полная покоя и звезд. Сюй Фэн приходит днём. Выбирает, словно специально, самый неподходящий момент, когда солнце уже высоко, когда Жунь Юй предельно измотанный и сонный. Его духовной силы хватит, чтобы не есть, не пить и не спать месяц, но это все равно истощает. Это тяжко и не комфортно. Сюй Фэн приходит, принося с собой блеск золота и шелест парчи, отзвук императорской роскоши, от которой рябит в усталых глазах и заросшие раны начинают снова саднить. Жунь Юй усмиряет фантомную боль, успокаивает нервно дрогнувшие пальцы и находит в себе силы встретить брата нежной улыбкой. Жунь Юй приглашает его к столу - разделить с ним чай и пирожные, невольно думая, что это, пожалуй, единственное, чего ему будет не хватать. Его судьба была предопределена, роль Повелителя Ночей ему уготована. Он долго привыкал вести ночную жизнь и долго печалился из-за невозможности просто разделить с братом трапезу. А потом понял, что просто детям наложниц не пристало слишком много общаться с наследником Императора. И все же они с Сюй Фэном были близки. Первую тысячу лет прожили в одной комнате, заплетали друг другу волосы и помогали одеваться. Потом тренировались вместе. Потом... Жунь Юй гонит от себя подальше мысли о том, как каждая царапина Сюй Фэна ему отдавалась десятикратно. Это в прошлом. Теперь у него другая жизнь. Сюй Фэн в ней - странная память, горько-сладкая на вкус. Сюй Фэн приходит. У него горделиво вздернутый подбородок, как у его матери, и дурашливая челка, какую в юности носил их отец. Сюй Фэн похож на Императрицу и лицом, и истинной формой, и характером, но в нем нет оголтелой жестокости, и с ним Жунь Юй не чувствует себя совсем уж загнанным. Сюй Фэн приходит, падая за чайный столик, словно у себя дома, без приглашения. Жунь Юй вздыхает. Жунь Юй читает с лица молодого Феникса скандал с отцом и бессонную ночь, почти детскую обиду очень разбалованного ребёнка. Видит в глазах ревность, и блажь, и удивление, что впервые что-то действительно ценное достается не ему, и желание ругаться и требовать, и незнание, к кому еще пойти со всей этой ситуацией, как не к старшему брату. У Жунь Юя титул бессмертного и Дворец Небесных Сфер, и Сюй Фэну плевать на тонкие политические подтексты, потому что его тянет к самостоятельности и свободе. И он тоже хочет собственный двор, собственную армию, собственный титул. И от этой детскости Жунь Юю смешно. От этих капризов у него, сонного и уставшего, вдруг делается игривое настроение, и он решает сделать сюрприз брату и не говорить о том, что приказ о передаче Дворца В Ветвях Платана уже подписан и ждет своего часа. - ... Они просто думают, что я не способен принимать решения! Сюй Фэн опрокидывает в себя чай, как красующийся подросток пьет вино, не смакуя, сразу в горло, чтобы продрало песком по пищеводу и ударило в голову жаркой волной, но получает лишь терпкость улуна на языке. Морщится недовольно, фыркает потревоженной лисицей (повадки дяди Дань Чжу) и бьет по столу кулаком. - Я не ребенок. И не какой-то слабоумный дурачок. Почему отец не позволяет мне жить отдельно?Риторический вопрос повисает в воздухе вздорным звонким вскриком, и Повелитель Ночей позволяет себе некрасивую неправильную непочтительную мысль, что его брат действительно слишком наивен и избалован, но тут же бросает ее, вязкую и ленивую. Не ему судить. Жунь Юй устал и отдал много сил за ночь, и он просто не способен воспринимать слова Феникса всерьез. Сюй Фэн бесится, вскакивает, неспособный ни минуты посидеть спокойно, ходит взад-вперед, и воздух вокруг него становится теплее. Чай в хрупком фарфоровом чанике греется от его неконтролируемой, ни на что конкретно не направленной, но расходящейся от него потоками силы, и Жунь Юй обжигает руки, стоит лишь прикоснуться к посуде. Его руки дрожат, избегая долгого контакта с температурой, но он подносит к губам пиалу, глотая ее содержимое до последней капли. Катает на языке купаж жоу гуя и шуй сяня, изящными пальцами проходясь по округлым фарфоровым бокам, и в этом есть что-то прекрасное. Что-то успокаивающее и домашнее, что-то завораживающее в этих костяшках, фалангах и ногтях. В этих нежных подушечках пальцев, обжигающихся о нагретый кипятком фарфор, обычно чуть теплых, но сейчас наверняка горячих. Сюй Фэн смотрит, не отводя взгляда, на эту незамысловатую игру движений, и гнев потихоньку откатывается, как откатывается волна после удара о волнолом. В первую минуту Жунь Юй даже не замечает, что взгляд Феникса меняется. Замирает на длинных, с сильно выраженными узлами суставов, пальцах Повелителя Ночей, мягко сомкнувшихся на тонкостенной белой пиале. Становится туманным и сосредоточенным, словно Сюй Фэн ушел в какое-то полу-медитативное состояние. Словно обретает плотность - этот прилипчивый следящий взгляд. Ощущается знакомым лихорадочным теплом дурного предчувствия и чем-то еще, неловким и непривычным, что в иной раз заставило бы сделать замечание, но сейчас... Жунь Юй так устал. Его хватает на то, чтоб поднять глаза от своего уменьшенного отражения в чайной глади к лицу Сюй Фэна, перехватить его взгляд, но не спросить, в чем дело. У него горят щеки, и горячий чай щиплет еще вчера прокушенные, чтобы сдержать стон во время очередного удара, губы. Он помнит - единым белым шумом - как его брат, его дорогой вздорный младший брат бесился, что ему не позволяют жить самостоятельно, а потом, вероятно, улуны ударили в голову, и наступила тишина. Такая же, как на Балконе Звездной Россыпи. Вечная, первозданная и прекрасная. Он смотрит на Сюй Фэна слипающимися сонными глазами, не ощущая времени. То ли пять минут, то ли пять тысяч лет проходят. У Феникса, который горел от недовольства совсем недавно, теперь почти спокойный взгляд. Внимательный и цепкий, как у хищной птицы. - Фэн-эр? Пустая пиала остывает в руках. Повелитель Ночей хочет сказать "иди домой, Фэн-эр" и взлохматить эту челку, но ни на то, ни на другое не решается - они ведь взрослые, и уже так нельзя. Жунь Юй чувствует странную слабость в позвоночнике, будто кости становятся очень мягкими и прогибаются под собственным весом. Он отдал этой ночью все силы ядру новой звезды, и теперь его размазывает и клонит в сон, и золотые одежды Феникса становятся озерной рябью перед глазами. - Фэн-эр, все в порядке?Нет, не все в порядке. Ничего не может быть в порядке, когда перед глазами эти утонченные пальцы с аккуратными узкими ногтями. Ничего не может быть в порядке, когда эти руки повернуты так, что видно внутреннюю сторону ладони, мягкую и нежную, изрезанную глубокими линиями жизни, ума и сердца. Ничего не может быть в порядке, потому что Сюй Фэн едва выхватывает взглядом тонкие линии вен на запястье, а дальше - только бесчисленные слои тюля и шелка. И Феникс пытается вспомнить то время, когда мог увидеть больше, потому что детям многое позволительно, и не может. Это не было важно тогда, но внезапно стало важно теперь. Здесь и сейчас. Прожаристый вкус улуна вяжет на языке, глухая ярость мутит сознание, а пальцы Жунь Юя неожиданно оказываются островком спокойствия. И хочется увидеть больше. Увидеть его запястья - не мельком, пока он перехватывает длинный рукав, чтоб не испачкать, разливая чай, а полноценно рассматривать выступающие косточки и пробовать кожу на ощупь. Хочется задрать рукава выше и перебирать браслет драконьего жемчуга, как четки,прямо так, не снимая, прикасаясь к живому телу на каждом движении. Хочется увидеть сгиб локтя, где кожа всегда нежная и чувствительная к щекотке. Сюй Фэн смутно помнит у Жунь Юя родимое пятно на плече, которого не видел уже почти тысячу лет. Есть ли оно сейчас? Точно ли оно есть?Сознание мутится, как потревоженные стоячие воды забытых озер. Сюй Фэн забывает, что хотел сказать еще об отце и матушке, и их чрезмерной опеке, и его личной зависти к более взрослому и свободному Жунь Юю. Время тянется густой патокой, долгие секунды сливаются в просто бесконечные минуты, застывшие на кончиках пальцев Повелителя Ночей. Сюй Фэн механически выпивает еще одну пиалу чая и хлопает ресницами, словно смаргивая усталость. Трясет головой, как мокрая собака, приводя взъерошенную челку в еще больший беспорядок, и минутное помутнение откатывается. Гипнотический морок спадает, и запястья Жунь Юя снова становятся просто запястьями, а не последним чудом на земле. Он вспоминает, что хотел сказать, но все слова и выражения рассеиваются, как туман, и Сюй Фэн обнаруживает, что эмоции утихли, и не осталось ни гнева, ни пристрастия. Он знает слова, но не видит в них смысла. И теперь он может видеть реальный мир вокруг. И реальное состояние Повелителя Ночей.Ему не то чтобы стыдно за слипающиеся веки и глубокую тень усталости под глазами, но сердце ёкает, потому что это все-таки Жунь Юй. Это не кто-то, кого можно загнать вусмерть. Это Жунь Юй, который заплетал Сюй Фэну волосы в косы. Это Жунь Юй, который выгораживал Сюй Фэна перед отцом. Который чистил ему семена лотоса. Который заботился о нем. Который - его семья. - Я думаю, стоит извиниться перед отцом. Он всего лишь поступает согласно правилам.Сюй Фэну тошно от правил, но только от тех, которые против него. И Повелитель Ночей уже знает, что извинений не будет, а если и будут, то неискренние, несущие в подтексте глухую надменность, которую пропустит мимо ушей Тай Вэй и с умилением воспримет Ту Яо. И Сюй Фэна, конечно, простят, потому что он будущий Небесный Император. От Сюй Фэна не требуется смотреть в пол и целовать одежду родителей, даже в ритуалах - это лишь разовый символический жест. От Сюй Фэна не требуется виноватый взгляд вниз и слова самоуничижения. Сюй Фэн волен смотреть прямо в глаза Императору и держать голову высоко поднятой, и его никто не посмеет назвать непочтительным, пока Жунь Юй мастерски балансирует между положенной небожителю гордостью и послушанием. Он встает, чтобы проводить Феникса. Чертоги Повелителя Ночей обширны, а тропинки запутаны, как звездные карты, но, мягкой поступью кошки шагая рядом с братом, Жунь Юй замечает в его лице скептическую высокомерную гримасу. Сюй Фэн золотой ребенок. Золотые доспехи, рубиновые инкрустации, золотой лук и золотые огненные стрелы, золотая арфа Феникса и золотое перо истины. Он кровь от крови Императора, плоть от плоти драгоценного металла, и удивительно, как при этом сила его - огонь.- Отпразднуем нормально твое новоселье? - спрашивает Сюй Фэн. - Ну когда ты не будешь выглядеть как кусок мертвечины.Усталая улыбка режет лицо Повелителя Ночей в ответ на шпильку. У неопалимого Феникса Сюй Фэна искры в темных глазах. Он тянет губы в усмешке - один-в-один как его мать - и Жунь Юя на секунду передергивает. Он давится воздухом, лишь чудом умудряясь сохранить лицо. Накатывает на секунду знакомое до отвращения чувство беспомощности и тут же пропадает. Сюй Фэн похож на Императрицу до боли, но он не жестокий. Высокомерный, глупый, наивный, но не жестокий. За его улыбкой стоят подколы и шутки, но не жажда чужих страданий. А еще, как бы он не был зол и обижен, он все равно пришел к Жунь Юю. И его Сюй Фэн слушает. Не ненавидит. А потом Феникс уходит, как и пришел, весь окруженный золотым сиянием. Движения резки, глаза ясные. И Жунь Юй не смотрит вслед, стоя, будто наивная нежная девица, у ворот, но засыпает, держа в голове образ горделиво посаженной головы и одурманенного каким-то минутным замешательством взгляда. Повелитель Ночей отключается мгновенно, едва голова касается подушки, и пробивающееся в комнату солнце уже не имеет значения. Солнце осталось в Небесном дворце. Солнце в прошлом. А сейчас Жунь Юй слишком устал, и сон накрывает, как падающее сверху тяжелое одеяло. Сюй Фэн получает Дворец В Ветвях Платана через месяц.