Небо (1/1)

-Всё что тебе нужно, это принять мою веру. Тогда, и только тогда я помогу тебе.Его голос звучал так громко и власто, как никогда ранее. Никогда ещё он не был так уверен в себе, в своей победе. Лицо его казалось почти каменным, тонкие губы были плотно сжаты, а брови слегка сдвинуты, предавая его лицу более суровый вид. Тогда он выглядел почти бесчувственным, почти безразличным. Но его выдавали глаза. Красные, как у вампира, они горели неописуемым азартом, свойственным, наверное,только детям. И он был ребёнком. Не смотря на всё своё величие и множество выигранных войн, он оставался всего лишь большим ребёнком, для которого война была всего лишь дракой во дворе, территории-призом за победу, победа-поводом похвастаться, поражение-фингалом под глазом. Он был просто вспыльчивым ребёнком. Но сейчас он не мог показать этого. Сейчас он должен быть серьёзен, как никогда. Перед ним, перед Россией, он должен выглядеть как можно солиднее, как можно сильнее. Глубоко вздохнув и ещё сильнее сжав губы, Гилберт произнёс:-Я могу помочь тебе. Я могу избавить тебя от Татаро-монгольского ига. Только попроси меня об этом.-Не хочу, Пруссия-кун. Не хочу. Я благодарен тебе за желание помочь, спасибо..Иван говорил тихо и очень приглушённо. Видно было, что слова даются ему с большим трудом. Отвернувшись от собеседника, он туманно глядел в одно из окон скромного деревянного домика,в котором был вынужден жить. За окном простиралось огромное золотистое поле и такое же огромное синее небо. Приятное сочетание двух цветов, лёгкий аромат ягод — всё это было для Ивана символом свободы, той самой свободы, которой он лишился когда-то давно...-Но почему?! Я могу спасти тебя. Ты не хочешь быть свободным? Неужели ты не хочешь жить? Почему, Россия...В какой-то момент Пруссия окончательно потерял самообладание. Тогда он вновь стал самим собой. Глаза его пылали огнём,а уголки губ дёргались от негодования. Он был зол на Россию. Хотя и сам толком не знал почему. Нет, даже не злоба, это была скорее обида. Обида за то, что его, Гилберта Байльштимдта, отвергают, даже не узнав о его чувствах. Ведь на самом деле он просто хотел иметь друга, такого как Иван. Спокойного, сдержанного, но и сильного одновременно. Но сейчас между ними стояла стена, именуемая Татаро-монгольским игом. Гилберт ненавидел его, ненавидел за то, что он стоит между ними.-Потому что, Гилберт..Россия повернулся к Пруссии и внимательно взглянул на него всё тем же туманным взглядом. Гилберт попытался моментально натянуть прежнюю маску, но у него плохо получилось. Его едва хватило на то, чтобы чуть-чуть успокоиться.Было видно, что сил у России еле-еле хватало, чтобы стоять на ногах. Обессиленно вздохнув, он прислонился к тёплой деревянной стене и продолжал:-Пойми меня, пожалуйста. Я горжусь своей верой не меньше твоего. Ещё княгиня Ольга первая приняла крещение. На то была воля великих князей русских. Я не могу просто так от неё отступиться. Несмотря ни на что. Уверен, ты бы поступил точно так же.Гилберт молчал. Он предвидел такое развитие событий, такой ответ русского. И он, как никто другой, понимал его. Вера для них обоих была чем-то священным, тем, что стоило защищать, тем, за что стоило бороться. Поэтому он молчал. Глядя на этого несчастного русского, ему хотелось плакать. Он был готов помочь ему просто так, бескорыстно. Просто ради того, чтобы он мог жить, мог стоять на ногах, мог улыбаться. Но его не поймут. Не поймёт его собственный народ. Поэтомуон сдерживал себя, изо всех сил он подавлял свои эмоции, свою жалость к этому безнадёжно скромному герою.-Уходи, пожалуйста..Не ответив ни слова Гилберт развернулся и, скрипя сердце, быстрым шагом вышел из деревянного домика России. Вокруг него не было никого и ничего, только небо, солнце и поле, небо и поле. Как будто это был особый мир, мир его одного, человека с ужасной судьбой-Ивана Брагинского.

Пруссия знал, если он останется ещё хотя бы на пару секунд, он не сдержится. Правда, он не знал тогда толком, что именно собирался сделать, но прекрасно понимал, что лучше было просто уйти и не проверять. Как бы он хотел, чтобы Россия принял его предложение. Ведь он прекрасно понимал неизбежность организации крестового похода на Русь в случае отказа. Но он не хотел этого, на самом деле не хотел. Он видел этот туманный взгляд, эту вымученную улыбку, это изнеможённое голодом тело. Онхотел только помочь ему, облегчить его страдания. Неизбежность войны со слабым, еле живым противником тяготила его сердце. И он не знал, что делать дальше.А Иван тем временем наблюдал из окна за тёмной фигурой, плавно растворяющейся среди золотых колосьев пшеницы. Он улыбался. Брагинский прекрасно понимал чувства этого человека и ощущал на себе его жалость. Это не вызывало у него отвращения или ненависти к себе. Просто он был расстроен. А эта неприкрытая жалость и сочувствие ещё больше расстраивали его. Он опустился на пол, закутался в шарф и прижался к нему лицом. Он носил его всегда, даже в такой тёплый весенний день. Без него ему было холодно. Но холодно не физически, холодно на душе." Как было бы здорово быть свободным. Тогда Пруссия-кун мог бы стать моим другом. Уверен, он бы простил мне даже другую веру. Если бы только я был свободен..."-думал Россия. "Как же было бы здорово.."Осторожно Россия нащупал на груди маленький серебряный крестик. С грустью на сердце Ваня взглянул на него и тихим задумчивым голосом произнёс: "Вот так вот. Если бы не Господь Бог, мы бы могли быть вместе...если бы вообще могли бы быть"...