Глава первая (1/1)

Глиняный чайник выскальзывает из дрожащих пальцев, ударяется об пол и, как следствие, разбивается вдребезги. На много мелких осколков. К несчастью, там ещё оставалась заварка. Капли попали на обувь гостя, но меня больше волновало то, что потом придётся оттирать палас от пятен чая. Хотя, вру. Меня это не волновало. Пока.- К-когда это п-произошло? - я с недавних пор немного заикаюсь, когда волнуюсь. Плохая вещь, но пока не могу от неё отвязаться. Как и от слабости пальцев. Но это же лучше, чем совсем их не чувствовать?- Сегодня утром. Где Вы были с пяти до шести утра? - гость, представившийся инспектором, терпелив и учтив. Он даже немного сочувствует мне, я вижу это по взгляду, который естественным образом скользнул и по моему лицу. Как и все, кто разговаривает со мной. Некоторые боятся смотреть прямо в глаза.Я наклоняюсь, чтобы поднять осколки. Инспектор хочет мне помочь, но я останавливаю его жестом. Мне не нужна сейчас эта помощь. Мне нужно подумать. Но подниматься с корточек инспектор не собирается. Понимаю, не каждому понравится, когда на него смотрят сверху. Как, например, мне. - Спал, - я вру. Я нагло вру. Потому что этой ночью мне как раз не спалось. И весь день я только и делаю, что ищу эти чёртовы таблетки, которые мне выписали для того, чтобы я спал. Они выдаются только по рецепту, а новый выход на улицу для меня уже стал испытанием. Порой приходиться планировать даже за неделю.- И кто это может подтвердить? - задаёт вопрос инспектор. Как же он представился? Бар... Барнаби, точно.Усмехаюсь. Вместо этого получается сдавленный хрип. Новый приступ, как не вовремя. Инспектор бережно берёт меня за плечи и поднимает с колен. Осколки, которые я держал в руках, полетели в мусорное ведро. Я боялся, что пальцы вновь скуёт судорогой, которая всегда приходит с приступом, и тогда придётся вызывать скорую помощь, чтобы извлечь глиняные острые кусочки, которые наверняка застрянут в ладони. Я волнуюсь, я очень волнуюсь, но скрываю это за болезнью, которая, похоже, уже не оставит меня никогда. Страшное слово. Как и новость, которую я сейчас услышал от инспектора.- Если т-только Люси. Но она не с-сможет вам ничего сказать. - я сказал это, когда смог отдышаться.- Почему же? - инспектор сделал удивлённое лицо. И только сейчас я заметил насколько оно живое. Ему бы играть в театре. Хотя, я где-то слышал уже эту фамилию...- Сэр, к-кошки не умеют разговаривать. Инспектор всё ещё смотрит на меня. Ему уже откровенно меня жаль. Да, я жалок. Жалок своим существованием. Но что я могу поделать, если даже Смерть отказалась принять меня в свои руки?- Когда Вы виделись с ней в последний раз?- Н-недавно, как вчера, - я не стал это скрывать, всё равно видели. — Я п-передал ей кое-что из в-вещей.- И сколько времени это заняло?- Н-не б-больше пяти м-минут.Инспектор окинул взглядом кухню. По меркам англичан, она была тесновата. Но мне было достаточно. Зато следующий вопрос прозвучал более, чем неожиданно:- Когда это случилось с Вами? - Инспектор, если В-вам д-действительно интересно, то п-посмотрите сводку происшествий за д-двадцать пятое д-декабря д-две тысячи второго года. М-мне нечего Вам больше с-сказать.Он поджимает губы, и я понимаю этот жест. Он относился ко мне по-доброму, а я ему дал отпор. Но это потому, что я - калека. И его жалость мне не сделает лучше. Инспектор собирался уходить и уже открыл дверь, когда шмыгнула Люси. Лже-свидетельница моего лже-сна проголодалась и поэтому легко перепрыгнула преграду из разбитого чайника и вывалившейся заварки, чтобы добраться до своей миски.- Красивая кошка, - сказал Барнаби, почему-то странно посмотрев на мою обувь, и поторопился покинуть дом. Мы попрощались, и наконец-то я остался один.Со своим горем, новостью и кошкой, которая вовсю уписывала еду. И разбитым чайником, конечно.