Глава 1: В тесноте, да не в обиде (1/1)

Ситуация казалась терпимой, пока у Евы не зачесалась ступня.До этого момента ты была… самим спокойствием. На тебе всего-то лежала женщина – ничего особенного. Это не повод сходить с ума. Просто женщина, а разве это плохо? У тебя их было столько, что и не вспомнить. Ты взрослый человек с утонченными сексуальными вкусами, так что элементарная близость к полностью одетой женщине не может вызвать у тебя никакой реакции.Но тут Ева решила почесать ступню, и ты обнаружила себя вот в этом положении.Ты ненавидишь ноги, с сегодняшнего дня они для тебя самая отвратительная часть тела, потому что из-за них ее лицо оказалось вдавленным в твою грудь. Именно из-за них ее нос коснется твоего затвердевшего соска, если Ева совсем немного повернет голову, или даже ее рот – если она повернется чуть дальше.Ты ничего не можешь поделать с тем, как твое тело замирает от одной только этой мысли, а с губ срывается предательски-резкий вздох. Вероятно, Ева так же безвольна в отношении своих реакций, потому что, заметив твое состоянии, она вздрагивает так сильно, что впечатывается затылком в крышку багажника.– Ай! Черт!Ты быстро зажимаешь ей рот рукой, чтобы вскрик вас не выдал, и голова Евы снова падает тебе на грудь. Нет, на грудную клетку. Это большая разница. Так проще.Уверившись в том, что Ева не будет больше шуметь, ты убираешь руку ото рта и шепотом спрашиваешь:– Все нормально?– Нет! Там, наверное, кровища хлещет.– Ты ударилась об обтянутую тканью часть с расстояния в десять сантиментов, какая тут кровь, – усмехаешься ты. Ева ворчит:– Мне больно, а ты ведешь себя как засранка.Тебе хочется пошутить над ней, крепко обнять, поцеловать в макушку и прошептать на ухо: ?Бедненькая моя?. Ева бы возмутилась и отпихнула тебя. Или бы выразила недовольство каким-нибудь другим чудесным образом, но ты, конечно, лежишь смирно и не предпринимаешь ничего из задуманного.Вас обволакивает смущенное молчание. В последнее время вы успели к такому привыкнуть: именно такое молчание становится ответом тебе, когда вы ненароком встречаетесь в столовой на работе и ты предлагаешь заплатить за ее обед. Или когда кто-нибудь неуважительно отзывается о твоей шпионской квалификации, а Ева резко ставит наглеца на место. Смущенное молчание труднее всего нарушить, но ты пытаешься:– Прости.– Думаешь, нас до сих пор ищут? – шепчет Ева, не обращая ни малейшего внимания на твою попытку извиниться.– Наверное, нет.Снаружи не доносилось ни звука с тех пор, как ваши преследователи, добежав до стоянки, с криками обследовали несколько припаркованных неподалеку от вашей машин. Это было около часа назад.Ева все еще лежит на тебе… или рядом с тобой… Трудно разобраться, потому что она со всех сторон. Багажник у этой машины настолько тесный, что нет смысла начинать топографические дискуссии, и чем меньше времени ты думаешь о том, кто сверху, тем лучше. Каждый мускул в теле Евы напряжен, потому что она старается не наваливаться на тебя всем весом. Может, она паникует? Некоторым людям не по себе в замкнутых пространствах.– У тебя клаустрофобия? – спрашиваешь ты неуверенно.– Нет, – с вызовом отвечает Ева. Очевидно, ей стыдно признаться. Бывает.– Конечно, нет. Я ошиблась.– Нет у меня никакой клаустрофобии, – твердо сообщает она.– Да-да, я уже поняла. Ты кажешься по-настоящему расслабленной. – Вот, ты можешь быть очень тактичной, но тут разве дождешься признательности?Ева поднимает голову с твоей грудной клетки (потому что она точно не лежала на твоей груди, нет-нет) – настолько, что становится видно черты лица.– Хватит меня бесить, мне не страшно.– Почему же ты так напряжена?Раздраженно выдохнув, Ева пускается в злобную тираду:– Может, потому что целый час лежала с твоим бюстом перед носом! И твои ноги просто повсюду! И тут пахнет твоими волосами и… – Она внезапно замолкает.– О… – На более содержательный ответ ты сейчас не способна.В багажнике снова царит молчание. Ты, конечно, в курсе, что Ева тебя хочет – или, по меньшей мере, хотела раньше, – так что вынужденная близость должна подействовать на нее так же, как на тебя, но теоретическая осведомленность – это одно, а реальность – совсем другое, и все твои логические цепочки не могли тебя к ней подготовить.– Кроме того, тут жарко, а я… я становлюсь раздражительной, когда мне жарко, – добавляет Ева.– Понятно. – Вот, еще один умный ответ с твоей стороны.– И… – Ева на секунду замолкает, – у меня плечо… побаливает.Все внутри тебя холодеет, потому что каждый раз, когда тебе кажется, будто перед тобой открылся путь к примирению, все заканчивается именно так. Стоит сблизиться хоть на шаг, как одна из вас так или иначе упоминает Рим, и пропасть между вами снова расширяется.Ева пытается отодвинуться, да и ты тоже, но в тесном багажнике для этого просто не хватает места, особенно с учетом воспоминаний о Риме. Как вообще искупить такую вину? Просить прощения, наверное, бесполезно, даже если бы ты знала, какие выбрать слова. А жесты, свидетельствующие о любви, она каждый раз неправильно толкует. В прошлый раз ты самоотверженно предложила разойтись на мосту, чтобы подарить ей свободу, и что из этого вышло? Твоя жертва стала для Евы досадливым препятствием, когда ей потребовалась помощь для отслеживания ?Двенадцати?.Еще один пример – Рэймонд. Зная, как ей хочется отдаться своим порывам, ты решила предоставить ей такую возможность. Думала, что Ева именно об этом и мечтала. Может, так оно и было, но обстоятельства оказались не идеальными. Тогда ты, к сожалению, не разобралась в нюансах, и сейчас твоя ошибка ясна, как день… И все же это было очередным выражением любви, затерявшимся в переводе.Тем не менее ты хочешь что-нибудь предпринять, даже если для нее это не покажется любовью. Ты же знаешь, что это любовь, а этого в виде причины достаточно.– Ева, я бы… – Ты не знаешь, как выразиться. – Если ты повернешься, я… Я умею правильно массировать. И, думаю, смогу помочь.Она на секунду замирает, и ты боишься, что твое предложение окажется очередным жестом, бездумно сброшенным со счетов, будто он ничего не значит. Но вот Ева начинает поворачиваться, и ты видишь, как она убирает волосы с плеча. Это кажется тебе безумно эротичным жестом. На самом деле, конечно, ты практически ничего не видишь, но чувствуешь, как кудри скользят по твоей щеке, а вслед за ними ненароком и пальцы. К черту зрение: ты смотрела на Еву долгие годы, но вот эти легчайшие касания в сто раз лучше.Проведя ладонью по ее затылку, где блузка застегнута на два пуговицы, ты спрашиваешь:– Можно?Чувствуя кивок, ты расстегиваешь блузку и стараешься не представлять себе другие обстоятельства, при которых ты бы нежно стянула одежду с ее плеча. В темноте ничего не видно, однако, когда твоя рука касается кожи, ты готова поклясться, что Ева моментально расслабляется, и на секунду представляешь себе, будто она тоже чувствует это – вожделение, конечно же, но и хотя бы частично то, что скрывается за ним. Сердце колотится в груди, но ты заставляешь пальцы двигаться неторопливо, начиная у основания шеи и разминая напряженные участки. Ева молчит, если не считать иногда вырывающихся у нее резких вздохов, каждый из которых отзывается у тебя между ног. Ты надеешься, что она не заметит, как ты время от времени ерзаешь позади нее.Надавив большим пальцем сильнее, ты слышишь вырвавшийся у Евы стон, прежде чем она резко прижимается к тебе. Вы обе замираете, и звук прерывистого дыхания заполняет тесное пространство вокруг. Ты не в состоянии справиться со всем этим и чувствуешь острую необходимость нарушить молчание – сказать хоть что-нибудь, лишь бы твои шаловливые ручки не решили попытать счастья.– У тебя волосы очень хорошо пахнут. – Что за хрень?.. Ничего поприличней придумать не могла? Тишина звенит в ушах одну бесконечную секунду, а затем Ева тихонько смеется:– Как у тебя получается быть одновременно самым вежливым и самым вульгарным человеком на свете?Она продолжает смеяться, и ты даешь себе расслабиться.– Разве это не Каролин?– Нет-нет, не позволяй аристократическому акценту вводить тебя в заблуждение: она буквально через слово посылает далеко и надолго. А ты… иногда выражаешься так формально, учтиво, даже искренне, что… не знаю. Но это приятно. Иногда.Ты хочешь прильнуть губами к ее шее. Когда Ева немного опускает плечо, тебе кажется, будто она тоже этого хочет. Ты начинаешь потихоньку приближаться ртом к заветному месту, позволяя руке скользнуть ниже по спине, когда Ева замирает. Ты не сразу понимаешь, что произошло.Твоя ладонь коснулась неровного участка кожи. Вот оно, доказательство тьмы внутри тебя, въевшееся клеймом в ее тело. Разве нужен иной знак того, что искупить эту вину невозможно, что время не обратить вспять? Кончиками пальцев ты нежно обводишь истерзанную плоть, прижавшись лбом там, где хотела поцеловать.Ты стараешься не заплакать, потому что сейчас важнее всего боль, которую ты причинила Еве, но ты всегда была эгоисткой, и теперь глаза горят непролитыми слезами из-за будущего, в котором ты себе отказала, поддавшись ребяческому импульсу.Ты смутно чувствуешь движение – оказывается, это Ева заводит руку назад, чтобы коснуться пальцами твоей макушки. Жест полон такой нежности, что ты едва можешь совладать с собой, чтобы не отпрянуть. Ева ничего не говорит, только гладит твои волосы, в то время как ты и дальше прижимаешься лицом к ее шее. – Ты можешь продолжать, если хочешь… Мне приятно, – шепчет Ева.– О… Да, сейчас. Конечно. Хорошо.Подняв голову, ты снова начинаешь массировать мышцы вокруг лопатки. На этот раз, когда пальцы касаются поврежденной кожи, вы обе никак не реагируете, и к твоему горлу подступает ком.Вдруг Ева поворачивается – так, чтобы оказаться к тебе лицом, практически нос к носу. Колени соприкасаются, взволнованные руки пытаются вести себя хорошо… Ты видишь в полумраке ее глаза, как они, изучив твое лицо, задерживаются на губах. В тесноте багажника твое бедро лежит между ее ног, и тебе требуется все самообладание на свете, чтобы не прижаться к ней.Но когда ее ладонь оказывается у тебя на поясе, ты теряешь последнюю видимость контроля и беспомощно скользишь бедром вверх. Тихонько простонав, Ева трется о тебя в ответ. Наверное, так ты и умрешь. Вы обе тяжело дышите, но ни одна не решается на поцелуй. Пальцы робко сжимают талию, и ты отчаянно хочешь, чтобы они опустились ниже, ниже, мимо пуговицы брюк и под теперь уже влажный шелк трусиков. Но когда вместо этого рука поднимается, ты не чувствуешь разочарования, потому что хочешь одного, но нуждаешься на самом деле в другом – в прикосновении к твоему собственному шраму на животе. Кончики ее пальцев обводят рубец, как ты сама обводила его уже тысячу раз, и ты с трудом распознаешь свои чувства: это любовь, конечно же, и возбуждение, если начать с самых явных. Все остальные ты просто не в состоянии назвать.– Вил…Ты обязана поцеловать ее. Ты ведь ждала уже очень долго, а теперь вокруг вас царит чудесная атмосфера прощения, принятия и надежды. Так что, когда вся машина вздрагивает и слышится механический скрежет, извещающий о скором открытии багажника, тебе хочется рассмеяться. Конечно же спасатели явятся в этот самый момент! Ева отодвигается от тебя, насколько может, чтобы ноги и руки оказались на безопасном расстоянии. Когда открывается крышка, холодный воздух бьет в лицо. Фонарики светят вам в глаза, и несколько пар рук тянутся к Еве, чтобы помочь ей выкарабкаться. Встав на ноги, она резко переключается на деловой тон, будто ничего не произошло. Приподнявшись в багажнике, ты смотришь, как Ева удаляется вместе с Каролин, негромко обсуждая новые планы. Ты не удивлена и, в принципе, даже не обижена и снова ложишься на нагретое место. В этом вся ее натура – внимание Евы постоянно сфокусировано на цели вдалеке, на объекте преследования. Чем ты ближе, тем расплывчатее в ее глазах. Грустно, конечно же.Кто-то наклоняется над тобой – этот увалень с мармеладками – и протягивает тебе выглядящую потной руку. Он молодец: все остальные, кажется, забыли о твоем существовании.– Э-э, тебе помочь?– Не надо, я тут еще полежу чуть-чуть.– Хорошо. Мне остаться? – неуверенно спрашивает он.– Да, спасибо. Очень предупредительно с твоей стороны.Он явно чувствует себя не в своей тарелке, но ждет рядом, как и обещал.Ты думаешь, что было бы неплохо хоть чуть-чуть насладиться жалостью к самой себе, но, лежа на спине, уставившись в низкий бетонный потолок, ты не ощущаешь привычной грусти. Да, если б ты оказалась очень везучей, через пару минут вы бы поцеловались, чего не случилось, и это, конечно же, не радует. Но что-то между вами все-таки произошло – возможно, даже что-то более важное. Что-то, о чем ты никогда бы не смогла попросить. Что-то, напоминающее признание, принятие.Это важный шаг, ты уверена. Конечно, Ева дала деру при первой же возможности, но это просто ее характер и не умаляет значимости события. Для тебя случившееся много значит, и тебе кажется в первый раз за долгое время, что для нее тоже.Парень переминается с ноги на ногу и сдавленно откашливается. Разумеется, ты продолжаешь лежать, чтобы насладиться его очевидным стеснением, пока он не протягивает тебе руку еще раз со словами:– У тебя все хорошо?Ты вспоминаешь о пальцах, зарывшихся в твои волосы, прикоснувшихся к оставленному ей шраму… Это был очень важный момент. Все ли у тебя хорошо?– Да. Да, наверное.