POV Хекджэ III (1/1)
Донхэ, Донхэ, Донхэ…Это бесконечно. Замкнутый круг без начала и конца, по которому я гонялся, подобно сумасшедшему. И чем дольше я бежал, тем сильнее сокращался диаметр, тем круче были повороты и тем ближе становился он. ?Потому что у тебя есть я?.
С тех пор все пошло наперекосяк только у меня: Мин и Хэ помирились, Итук об этом забыл, а остальные и не знали.
А я сошел с ума.Мне иногда даже казалось, что его голос звучит у меня в голове. Вот он, на сцене, чуть впереди, лыбится до самых зубов мудрости и что-то тихо шепчет Йесону, потом вдруг громко смеется и едва успевает увернуться от щекотки Шивона. Он на меня даже не смотрит, а я как зачарованный трясу головой. Возможно, все из-за того, что собственный бардак не умещался у него в голове, и он вкладывал в мои протянутые руки рвущийся наружу хаос.
Иногда вместо слов были цвета: красный, черный, синий, солнечный желтый и дождливый серый. И чем глубже я погружался в его сознание, тем отчетливей цвета сменялись яростными стонами, громким смехом, криками, улыбками и отчаянными ругательствами.
Донхэ был комком эмоций, в котором я медленно утопал, и который тянул из меня последние соки.У меня перед глазами стояли рваные языки гнева, подобно алому маковому полю рассыпавшиеся по его мыслям, черные дыры упорно культивируемой, с какой-то особенной настойчивостью взращиваемой боли, синие, яркие вспышки восторга, ярко-желтые солнечные лучи счастья, в хаотичном порядке пронизывающие каждую его, а вместе с тем и мою мысль. Серый был мне не ясен, но я тут же вспомнил его лицо тогда, после съемок документального фильма о нас. Он тогда вернулся с отцовского кладбища, на котором был вместе со съемочной группой. Серый – его убийственное спокойствие, мрачная решимость и стальное упрямство. А еще глухая ненависть. ?Потому что у тебя есть я?.
С тех пор мне стало казаться, что я заразился от Донхэ этой безумной лихорадкой. Мне казалось, что вещи лежат не на своих местах, что сцена уходит у меня из-под ног, что завтра обгоняет вчера. Мне казалось, что радость и гнев, ожесточенно дерущиеся в моем воспаленном сознании, расколют мою бесполезную черепную коробку. Хуже становилось еще и оттого, что это была не моя радость, и не мой гнев. А я позволил ему подойти слишком близко.Первое, что приходило в голову: меня все устраивает, и я ничего не хочу менять.
Второй мыслью было отчаянное желание избавиться от него, выкроить из тучи его чувств свои и начать жить своей жизнью.
Мне даже не надо было задаваться вопросом, виноват ли я, и как мне исправить свою ошибку: мне было хорошо – он был рядом, мне было плохо – он тоже был рядом и тут же, незамедлительно, становилось хорошо. Но было и иначе: он был счастлив – мое собственное счастье было готово порвать меня на куски. Он был расстроен – я печалился вместе с ним, готовый впиться в глотку любому, кто посмеет хотя бы попытаться толкнуть его глубже в бездну. Его эмоции умножались во мне во сто крат.Наверное, накопившееся на несколько лет раздражение от чужих мыслей, никак не оставлявших меня в покое, толкнуло меня на отчаянную попытку разорвать связывающую нас нить. Ведь он не просто брал.
- Ты продолжаешь отбирать все у меня.На часах два ночи, мы в танцевальном классе.Оба сидим, подперев спиной зеркало, и бездумно смотрим на сплошь занавешенную плакатами стену.
Голос прозвучал хрипло от долгого молчания, но достаточно уверено, чтобы Донхэ не просто услышал, но еще и поверил.
Он как-то странно дернулся, опустив глаза на паркет. Затем, потеребив молнию на спортивной куртке, поднял на меня сверкающий, ясный взгляд.- Я никогда не отбирал себя у тебя.Я мог бы снова рассмеяться в ответ. Мог бы накричать на него, объясняя, что именно в этом и есть моя проблема: в том, что кроме него уже ничего и не осталось, а его стало слишком много. В том, что в то время как у меня нет ничего, у него есть все, и, устав однажды, он оставит меня наедине с пустотой.Я мог бы. Но вместо этого лишь молча склонил голову, подавил рвущийся наружу вздох и вышел вон из зала.Донхэ, Донхэ, Донхэ.Замкнутый круг, с началом и концом. С него все началось, им, наверное, все и закончится.Невозможно идти строго по заданной прямой, не сбиваясь с курса, когда ты сам причина его бардака, его неотъемлемая часть, а бардак – часть тебя.
Невыносимо.