Дождь звонкой пеленой наполнил небо (1/1)

Лето в поместье Кимских сумасшедшее. Кто бы мог подумать, что так вообще бывает? Чонгук ловит себя на мысли, что это потому, что он с Чимином, но отмахивается от неё, как от наинелепейшей. Это же Чимин. Дурацкий Чимин – только из-за него не может быть так идеально.Чимину уже восемнадцать, в следующем году в кадетском корпусе его не будет. Чонгуку, вроде бы, даже не грустно от этого. Немного неуютно, да. Но... вряд ли же жизнь их разведёт-раскидает, верно? Да и глупо это как-то – тосковать по Чимину, это же Чимин, честное слово.Они ездят на охоту, носятся по окрестным полям, Чимин улыбается деревенским девушкам, подмигивает. Те смеются, и Чонгуку тоже щекотно внутри.Они купаются в речке, и в самый жаркий день Чимин въезжает в воду прямо на коне, во всей одежде.- Дубина, - кричит ему Чонгук с берега, - сапоги попортишь!Чимин смеется в ответ, запрокинув голову, неуклюже взмахивает руками и в итоге крайне нелепо валится с коня в воду.Бульканье, брызги, смех. Чонгук невольно улыбается тоже, даже издает несколько смешков. Глупый, дурацкий Чимин.- Иди сюда, зануда! Вода чудо как хороша!Чонгук с ворчанием спешивается, стягивает сапоги, рубашку и только после этого идёт в воду. Чимин смеется над ним, мокрый и страшно довольный. Дома ему влетит от няни, но только от няни. Родители души в нём не чают и балуют страшно.Чонгук (снова) ловит себя на такой растерянной мысли – он бы его тоже баловал. Сложно не. Мысль дурная такая, Чонгук даже пугается, а потом получает водяным всплеском в лицо.- Защищайтесь, сударь!Ах так? Война? Ну всё.Лето сумасшедшее, но самое лучшее. Духота города остается где-то далеко, в другой жизни. Чонгук слишком много улыбается, пьет тоже слишком много, и отстоявшее зиму вино ударяет в голову сразу, а не отпускает, кажется, никогда. Чонгук хмельной и счастливый. Солнце жаркое, запечатлевает по коже бронзой.- Как крестьяне, - с осуждением качает головой Сокджин Юрьевич, поджимает губы, но это всё не всерьез. Видно, что рад за их сумасшествие, рвущуюся юность. Может быть, даже завидует немного, таким ностальгическим, добрым. Чонгук уверен, у него тоже оно было – юношеское, отчаянное, на краю, по лезвию ножа.У них, конечно, никакого лезвия, просто – жизнь до края.В тот день они уезжают дальше обычного, почти к самым границам имения. Воздух тяжелый, влажный, небо затянуто серой пеленой.- Будет гроза, - предупреждает их с утра строго Сокджин Юрьевич, Чимин кивает, что осознал, принял к сведенью, но это такая откровенная ложь, что чудо – никто кроме Чонгука и не замечает, хотя должны-то уж знать Чимина: он у них на глазах вырос и сформировался.Они несутся наперегонки на лошадях, со свистом, улюлюканьем, игривой бранью, подначками. Чонгук на полкорпуса вырывается вперед, но Чимин хитро обходит его у березовой рощи. Как раз в этот момент небо и полыхает первый раз, над головой прокатывает с грозным рокотом. Лошадь Чимина едва не оскальзывается, тормозя, встает на дыбы – чудо, что тот с неё не падает при том какой увалень.- Чёрт! Тихо, тихо! Успокойся!- Гроза, - говорит Чонгук, подъехав к нему, хмурится невольно – обратно ехать и ехать, не успеют. Опасно, - сейчас польёт.- Тут где-то должен быть старый сеновал, - Чимин гладит лошадь по шее, тоже хмурится, вспоминая. Лицо серьезное такое – Чонгук уже и забыл, что он таким бывает, - надеюсь, его не снесли. Рискнём?- Кто не рискует – тот не пьёт шампанского, - дразнит Чонгук, вспоминая ту тысячу и один раз, когда эта фраза не заканчивалась ничем хорошим. Чимин смеется, оценив шутку, и снова такой красивый, летний, лёгкий, близкий. Чонгуку тепло изнутри, и гроза уже – так, пустяк.- Кто первый до сеновала! – Чимин сжимает бока лошади, цокает, заставляя подуспокоившееся было животное пуститься резвой рысью.- Нечестно! – Чонгук разворачивает свою кобылу, чтобы припустить следом, и на самом деле – на удивление – не злится. Честно, не честно, право – какая разница. Ему так отчаянно хорошо сейчас, что совершенно никакой.Они достигают сеновала уже под проливным дождём. У Чимина волосы мокрые, ткань рубашки влажными полосами, облепляет плечи и грудь. Чонгук невольно цепляется взглядом в полумраке сеновала, в игре теней и света, и почему-то отчаянно смущается, словно увидел нечто недозволенное, нечто безумно неприличное. Лицо опаляет жаром, как от костра, и он отворачивается поспешно.Что… почему?Небо озаряет новый всполох, прокатывает гром.- Люблю грозу, - негромко говорит Чимин.Чонгук косит на него взглядом. Чимин улыбается. И улыбка эта тоже – выглядит совсем по-новому, совсем не так, как он привык. От неё не хорошо, не спокойно, не весело. Стискивает внутри пугающе, дыхание сбивает, дерет ознобом промеж лопаток. У Чонгука во рту сухо – он сглатывает невольно.Чимин тянется, и валится спиной назад на мягкое сено, руки закидывает за голову. И это так отчаянно красиво и неприлично, что Чонгуку дышать больно. Его взгляд ползёт неостановимо с груди вверх по шее, расчерченной следами капель, к подбородку, мягким губам. И Чонгуку вдруг так опасно интересно – целовался ли Чимин уже? С кем? Слухи про какого-то там поручика в два раза старше Чонгук уже слышал, но впервые это вдруг важно.- Рубашку сними, простынешь, - ворчливо одергивает он Чимина. Себя самого одергивает. Головой встряхивает. Что же это за глупости, право слово.Чимин фыркает, но из рубашки выбирается.Чонгук падает на сено рядом с ним и пялится в потолок, тут рецепт один, давно известный – не думать, не смотреть, дышать медленнее.- Странно, - говорит он, - старый сеновал, а крыша так просмолена хорошо.Чимин фыркает:- Папенька немец.Ну да, это многое объясняет. Думать про фон Кима вдруг помогает. Так странно, что Чимин его сын. Вроде и не похожи вовсе характерами. Хорошие мысли, успокаивающие. Семья Кимских Чонгуку как вторая родня вдали от дома. И Намджун Алексеевич к нему очень мягко относится, даже мягче, чем к Чимину.…а поцеловать Чимина хочется всё равно.- Давай следующим летом рванём в Крым? – предлагает Чимин, - или в Ростовскую. Куда хочешь?- Зачем? – Чонгук сосредоточенно оглядывает выделенную ему Кимскими комнату – не забыл ли чего? Потом не известно когда передадут, если забудет.- Персиков поесть, - Чимин пожимает плечами, - а в Крыму ещё можно на море посмотреть. Вот ты море видел когда-нибудь?Чонгук головой качает, а в мыслях застревает вдруг мысль про персики. И про Чимина с персиками, Чимина, от которого персиками пахнет.?Пропал, - думает Чонгук, - с концами пропал?.А Чимин сидит на сундуке, ногой болтает, смотрит вопросительно – ну что, обещаемся или нет? Едем? И Чонгуку хочется сказать, что с ним – хоть на край земли, хоть к чертям в пекло.…но к следующему лету в жизнь Чимина возвращается поручик.