1 часть (1/1)

Со Дончхон сам не знает, почему приходит сюда.В место, которое он и домом-то никогда назвать не мог.Но все же… место, где он мог забыться, спрятаться от всех, и продолжать свое жалкое, нелепое существование, зарывшись в исписанных нотных листах, обрывках салфеток с торопливо начерканными на них никому не нужными текстами, среди разбросанных пустых бутылок, и вооружившись гитарой, словно щитом – насмешливо с л о м а н н ы м, как и он сам, - от всего мира.Все же, именно здесь он последний раз чувствовал себя ч е л о в е к о м, счастливо улыбался, напевая соседской девчонке строки песни, которую ему не суждено было закончить, и представлял себе будущее, которого н и к о г д а не будет.Был ли у него вообще шанс жить тихой, спокойной, д о с т о й н о й жизнью?Он, наверное, мог бы стать семейным человеком. Верным мужем (сомнительно, но чем чёрт не шутит), неплохим отцом - достаточно строгим, но любящим (по крайней мере, он бы никогда не ударил своего ребенка), и надежным другом. Мог бы взять на себя ответственность за собственную жизнь, зарабатывать деньги чем-то другим, чем-то по-настоящему с е р ь е з н ы м, а музыку мог оставить… для себя, для д у ш и, которая так отчаянно ее желала. Может, изредка напевал бы колыбельные сыну, пока он не стал бы слишком взрослым для таких вещей, на выходных бы играл на гитаре в кругу друзей и пел в караоке после нескольких стопок соджу. А в остальные дни… и минуты думать не смел бы о музыке, гнал бы прочь назойливую Музу, нашептывавшую ему дурацкие строки песен, изводящую его днем, но особенно ночью.Вот какая могла бы быть у него жизнь.Призвание?Мечта?Глупость какая.Этот мир не терпит мечтателей, он уничтожает их, раздавливает, словно муравьев, не оставляя от них ничего, кроме жадной, вечно голодной, эгоистичной оболочки, которой всегда мало того, что есть.Кажется, в конце концов, прямо на этом месте он и потерял свою ч е л о в е ч н о с т ь, отрекся от самого себя, сжимая в руках первые украденные деньги (как же стыдно тогда было, как мерзко он себя ощущал, отчаянно пытаясь отмыть казавшиеся испачканными ладони, стирая их жёсткой мочалкой в кровь!), судорожно собирая их в пакет дрожащими пальцами, убеждая себя, что он поступил п р а в и л ь н о.У него не было выбора - именно так он себя оправдывал.Сейчас все вспоминается так отчетливо, будто это было даже не вчера, а всего минуту назад.Наверное, где-то здесь настоящий Со Дончхон и умер бы, если бы только знал, к чему приведет сделка с Дьяволом. На этом самом месте он предпочел бы сгнить, совершенно один, никому не нужный, лишь бы это не привело к тому, что происходит сейчас, и тогда…Со Дончхон судорожно вздыхает, и каждый вдох, кажется, причиняет ему боль. Обжигает легкие, словно кто-то насыпал в него раскаленных гвоздей.Его тошнит, выворачивает наизнанку от самого себя.Он о б м а н ы в а е т себя.Даже сейчас он трусливо лжет, ведь глубоко внутри знает – это н е п р а в д а.Он бы не смог поступить иначе, даже если бы захотел.Мог бы, наверное, - (он и тут сомневается, дает себе путь для отступления, не может даже мысленно произнести горькую правду) - отказаться от денег, которые его кормят, от популярности, дурманящей рассудок, от молодости, радующей глаз, но он не поставил бы под угрозу жизнь сына. Все равно пожертвовал бы чем угодно и кем угодно, лишь бы сын, его единственный сын, продолжал жить.Можно ли его винить за это?Когда вокруг тебя б е з д н а, у тебя только один выход – упасть в нее.И он упал.Разбил свою жалкую, ничего не стоящую душу на чёртовы осколки, не задумываясь, что они могут ранить остальных.Вот только… Только есть одна девчонка, которая даже увидев бездну не торопится в нее падать. Отказывается смотреть в пугающую тьму. Вместо этого - отталкивается ногами от земли, что трещит под ногами, и взлетает все выше и выше, вопреки всему слепо тянется к дурацкому свету, как мотылек к огню.Он не понимает.Почему он п а д а е т, а она л е т и т?Почему он продолжает падать, а она летит, даже после того, как он собственными руками с л о м а л ей крылья?Со Дончхон садится на скамейку.Он знает, почему ноги привели его именно сюда. Он здесь, чтобы напомнить себе. Напомнить то, что он забыть не в силах.Он не может переступить последнюю черту.Это н е д о п у с т и м о.Но мысли его опережают, и вот его сердце – ж и в о е, чёрт возьми, ж а л к о е, бесполезное сердце, - уже с грохотом бьется о грудную клетку. Это так до невозможности тупо, что мысли об этой девчонке заставляют его так волноваться. Заставляют его чувствовать. Сострадание, жалость, л ю б о в ь. Он вряд ли вообще помнит, что это за чувства, слишком уж долго он живет на этом свете.Но…Почему о н а?Почему, после всего, что произошло, это должна быть именно она?Он даже имени ее произносить не смеет. Не имеет никакого права даже думать о ней.Это н е п р а в и л ь н о.Он не должен чувствовать э т о.Он вообще ничего не должен чувствовать. Последние десять лет ему неплохо это удавалось. Он смог вычеркнуть ее из своей жизни, как если бы ее никогда не существовало, не испытывая из-за этого никаких угрызений совести. Он не узнал ее, когда они снова встретились, и без колебаний готов был преподнести Дьяволу ее душу на блюдечке, лишь бы продлить свое все еще бессмысленное существование. Он не задумываясь сделал ее частью своей жизни, сделал все возможное, чтобы она зависела от него, издалека наблюдал за ней, как преступник наблюдает за своей жертвой, неизбежно подталкивая ее к краю пропасти. И после всего этого… После всего этого он вдруг сам стал ж е р т в о й, заложником в руках судьбы, насмехающейся над ним все эти годы.Не стоило подпускать ее так близко к себе. Не стоило начинать эту игру, не зная правил.Каждый раз, когда он смотрит на нее, каждый раз, когда слышит ее голос, каждый раз, когда их пальцы случайно соприкасаются...Со Дончхон опускает голову вниз, опираясь локтями о свои колена, засунув пальцы рук в волосы, и закрывает глаза.Как же м е р з к о, противно от самого себя.Доверчивая, чистая душа приходит к нему, зовет его по имени – ч у ж о м у имени, без тени сомнения доверяет ему свои самые сокровенные тайны, позволяет ему плакать в свое плечо, даже не подозревая, что тот, кто искалечил ее судьбу, стоит прямо перед ней.Смотрит на нее.Ж е л а е т ее душу.Желает ее саму.Притворяется д р у г о м, слушая ее давно ставшие ненавистными благодарности, которые снятся ему в кошмарах. Это он должен ее благодарить. Он должен ползать в ее ногах, моля о прощении, которого не достоин.Нет. Со Дончхон не посмеет подходить к ней ближе. Он сбежит, уедет, и с ч е з н е т из ее жизни, как сделал это десять лет назад. Если придется, упадет на колени перед самим Дьяволом, будет заливаться в слезах и умолять забрать его собственную, напрочь прогнившую душу, лишь бы избавиться от этого искушения, прекратить эту невозможную пытку.Если для того, чтобы выжечь ее из своей головы, нужно сжечь себя до тла – он сделает это.Да. Он пойдет к Дьяволу прямо сейчас. Пока призрачная решимость не рассеялась, не уступила место животному страху, тайным желаниям и истинному нутру.Со Дончхон решительно вскакивает на ноги, словно безумный, и тут же замирает на месте. Вдыхает резко. Он так сильно погрузился в себя, что даже не заметил, что он здесь больше не один.- Что ты здесь делаешь? – спрашивает, и голос звучит неожиданно хрипло, будто он недавно кричал. Возможно, так и было. Он не помнит. Ему кажется, что он сходит с ума, потому что иначе объяснить все это невозможно. Собственный голос кажется ему чужим. Давно уже. Не только сейчас. Вопрос он задал скорее из неожиданности, чем действительно ожидая ответа, поэтому не дает сказать ей и слова. – Ты не должна быть здесь, - произносит с привычным раздражением, чуть громче и настойчивей, шипит сквозь зубы. – Уходи, - добавляет спустя некоторое время как-то жалобно, отчаянно, и снова садится на скамейку. Цепляется пальцами за нее, как за спасительный круг, а спиной прижимается к стене, ища опоры. Позволяет потяжелевшим векам снова закрыться, пока ожидает, что девушка уйдет, но особо на это не надеется. Мысленно считает до десяти – старая привычка, помогающая успокоиться, но сейчас это не помогает. Вряд ли в этом мире существует что-то, способно ему помочь в это мгновение. Он не видит, но слышит шаги, а затем скрип старой скамейки, и перестает считать. Она не уходит. Он на ее месте бежал бы из последних сил, не оглядываясь, но она…- Я пришла к старому другу, - тихим, спокойным голосом.Он открывает глаза и поворачивает голову, но не придает особого значения словам.Он слишком устал. Слишком зациклен на самом себе, чтобы замечать очевидные мелочи.Игён сидит рядом. Смотрит куда-то себе под ноги. Ее тонкие пальцы также сжимают скамейку, но совсем не напряженно, а носком ботинка она царапает что-то на земле. Как тогда, десять грёбаных лет назад. Будто они просто присели поболтать, и она просто расскажет ему сейчас, как прошел ее день. Он отодвигает собственную руку ближе к себе, чтобы нечаянно не коснуться ее, и видит, как она вдруг усмехается. Заметила? Или она думает о чем-то другом?Он не может даже представить, что творится в ее голове, если она продолжает тянуться к нему. После всего.Упрямая девчонка.Со Дончхон цепляется взглядом за ее лицо, и в этот момент, в этот чёртов момент, она вдруг смотрит на него тоже. Теряется на мгновение, вздыхает как-то непривычно шумно, но взгляда от него не отводит. Смотрит, кажется, целую в е ч н о с т ь. А в глазах у нее что-то напоминающее… надежду.Он не знает, чего она ждет от него. Но на мгновение ему кажется, что он на самом деле что-то значит. Что он не ненормальный ублюдок, который посмел…В голове яркими вспышками появляются образы-воспоминания.Он почти чувствует тепло ее тела, когда она обнимала его. Дважды? Трижды? Ее руки, мажущие по спине, и дыхание в нескольких сантиметрах от его губ. Запах кофе, дешевого шампуня и только что распечатанной бумаги, который забивается в легкие. И слова сына - ?кажется, она влюблена в кого-то другого? - эхом отдающиеся в ушах.Снова и снова.?Кажется, она влюблена в кого-то другого?.И вместо сочувствия из-за разбитого сердца сына - непонятная радость в собственной груди.И надежда…Нет. Он не должен думать об этом.Не должен. Не должен.… надежда, убитая в зародыше…У него жжет глаза, будто кто-то насыпал туда песка, и он сдается первым. Дергает плечом, будто пытаясь смахнуть с себя эти мысли, нервно запускает руку в волосы, и только сейчас понимает – он почти не дышал.Сердце куда-то с грохотом рвется вниз.- Хотела рассказать ему кое-что, - продолжает Игён, как ни в чем не бывало, - о моей первой влюбленности. Знаешь, это так забавно…… убитая, но возрождающаяся, словно птица феникса.Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хочется просто выдернуть все эти чувства, — их слишком много, — из своей груди, вырвать их вместо с корнями, которые прочно переплелись с ребрами, врослись в каждую клеточку его тела, пока все это не стало его точкой.Точкой невозврата.Со Дончхон качает головой.Забавно. Она находит это забавным.Он поднимается с места, и отходит от нее на пару шагов.- Убирайся отсюда, Игён, - шипит он, но его голос ломается, и получается больше отчаянно, чем устрашающе. Ее имя горчит на кончике языка. - Пожалуйста, - такое не свойственное ему, но говорящее больше, чем любые другие слова.Он не двигается больше. Прячет ладони в карманах брюк, чтобы скрыть дрожащие пальцы.Ждет.- Мне нравилось проводить здесь время, на этой скамейке, - произносит она, в очередной раз игнорируя его слова, и он понимает, что она не собирается отступать. Она не из тех, кто отступит, не дождавшись объяснений. – Приходить сюда было…- Ошибкой, - резко заканчивает он, прерывая ее, но она вновь пропускает его фразу мимо ушей.- Вечера, проведенные на этой скамейке, это мое единственное счастливое воспоминание из тех времен. Возможно, даже самое счастливое воспоминание за всю мою жизнь.- Твоя жизнь – сущий ад, если ты нашла свое утешение в старике с гитарой, - бросает он ядовито, и тут же жалеет о том, что сформулировал все именно так, поэтому поворачивается, чтобы увидеть ее реакцию, может, даже извиниться, но она в ответ только усмехается, и странная печаль и усталость застывает на ее лице.- Не такой ты был и старый, если подумать, - тихо отвечает она, и тут же замолкает, отводит взгляд, вмиг растеряв всю свою решительность.На лице – осознание, которое, кажется, появляется у нее только сейчас. Будто до тех пор, пока не произнесла это вслух, не допускала даже мысли о том, что знает, о чем говорит. Но вместе с этим – ничего больше. Ни удивления, ни страха, ни злости, ни сомнения. Абсолютно ни-че-го, что должен испытывать нормальный человек.Со Дончхон прищуривается. Вдыхает удивленно, но вместе с этим как-то свободно, будто тяжелый груз свалился с его плеч. Признает свое поражение. Он боялся этого момента, но все равно ж д а л его. Рано или поздно она все равно бы узнала, так что не имеет никакого значения, как именно это произошло.- Как давно ты знаешь? – равнодушный вопрос, и подбородок, гордо поднятый вверх. Совершенно нелепая привычка – з а щ и щ а т ь с я, даже когда это совсем не подходит ситуации. Вместо извинений. Вместо громких речей, которые он часами прокручивал у себя в голове, представляя, как признается во всем.Игён пожимает плечами, пытаясь казаться такой же нарочито отстраненной, но он видит, что она взволнована. Но если продолжает сидеть перед ним, не сбегает с криками, значит, очевидно, у нее было время осмыслить все это, и принять для себя решение.Он наблюдает за тем, как она поднимается.- Знаю, что ты охотился за моей душой, или что ты продал собственную, чтобы спасти сына? – спрашивает она таким тоном, будто часами репетировала этот момент, но в голосе он не находит ни капли обвинения. Только чёртово понимание, сострадание и что-то еще, такое чистое, ангельское, что он даже названия этому не знает.Со Дончхон пытается держать лицо беспристрастным. Но внутри что-то рушится. Падает вниз. Разбивается в мелкую крошку.Бесстрашная девчонка.Хочется накричать на нее. Схватить за плечи, с силой встряхнуть, чтобы увидеть наконец-то страх в ее таких глупых глазах, заставить ее ненавидеть его, гребаного эгоистичного придурка, продавшего все свои принципы вместе с совестью за гроши. Жаждущего…- Охотился? Почему ты думаешь, что я сейчас не хочу получить твою драгоценную душу?Ему бы извиняться сейчас, ползать в ее ногах, умоляя о прощении, но он видит, чувствует, з н а е т, что ей это не нужно. Не сейчас. Не за этим она пришла.Так з а ч е м?Он делает к ней шаг прежде, чем осознает это.На губах – кривоватая ухмылка, а в мыслях… сам Дьявол не разобрал бы, что творится.Еще шаг.Сердце пропускает удар.И еще.- Со Дончхон, - произносит она его имя, настоящее имя, в п е р в ы е, и это действует, словно отрезвляющее заклинание. Он останавливается в шаге от нее. – Пожалуйста, - добавляет зачем-то, а взгляд мажет по лицу, застывает на его губах. Грудь вздымается шумно и часто, и ему кажется, что он слышит, как громко бьется ее сердце. Или это его собственное??О чем ты просишь, Игён? Мне остановиться? Или подойти ближе??Безумие.Какое же это безумие.?Остановись. Остановись сейчас же!? - говорит себе, но вместо этого – делает короткий полушаг навстречу. Медленно, мучительно медленно наклоняется, давая ей возможность отступить, уйти, сбежать, пока не поздно.Она не двигается.Кажется, даже не дышит.?Не могу. Я не имею права прикасаться к ней. Даже смотреть на нее…? - думает, но вместо этого – касается кончиком носа ее щеки, опаляет ее своим горячим дыханием. Она закрывает глаза. Он почти улыбается – м у ч и т е л ь н о, - но напряжение между ними такое высокое, что, кажется, даже воздух сейчас заискрится, взорвется, выбивая почву из-под ног.Она поднимает руку. Ему кажется, что она сейчас залепит пощечину, оттолкнёт, сбежит, - он так надеется, что она это сделает, - но она только слепо хватает его за рубашку, сжимает хрупкими пальцами дорогую ткань, и тянет его… б л и ж е.Он сопротивляется собственному желанию.Она так близко, что он может рассмотреть каждую чёрточку на ее лице. Он бережно проводит кончиками пальцев по едва заметному шраму у правого виска, очерчивая его, и она вздрагивает. Он видит дрожащие ресницы и тонкую паутинку морщин у глаз – она хмурится слишком сильно, то ли от страха, то ли от волнения, - и их тоже хочется разгладить.Что он, по ее мнению, сейчас сделает? Чего она ждет от него?Они не могут.Они ведь не могут!Не могут же?Они стоят почти вплотную и, наверное, слишком поздно об этом думать. Он прикрывает глаза и тянется к ней, поддаваясь порыву. Свободная рука уверенно обхватывает ее талию. Легкий запах ее шампуня – совершенно обычного, но отчего-то такого знакомого, - затуманивает разум. Он убеждает себя, что дело в нем, а не в его больной голове.К черту прошлое. К черту будущее. У него все равно нет ни того, ни другого.?В отличии от нее? - добавляет сознание, но он тут же отмахивается от этой мысли.Всего одно мгновение. Один чертов поцелуй.Он тянется к ее губам. Чувствует ее рваное дыхание на собственных, и замирает в миллиметрах. Она цепляется за него сильнее, подается навстречу.Он выдыхает.Поднимает голову, и касается губами ее лба нежным, целомудренным поцелуем. Ловит ее разочарованный – глупая, какая же она глупая! - вздох куда-то в его шею.- Прости.Он пытается отстраниться, но она опускает взгляд и мотает головой, продолжая цепляться за него, и он крепко обнимает ее, позволяя обмякнуть в его объятиях. Он не знает, сколько времени проходит, прежде, чем ее тело окончательно расслабляется, но затем он слышит, как она тихо всхлипывает, сдерживая рыдания, и его сердце разбивается снова и снова. Он держит ее, не зная, откуда берутся силы держаться самому.Бездна.Его личная бездна.Он снова падает.И она падает вместе с ним.