Мысли вслух (1/1)

После беседы с кардиналом Рошфор предложил Ван Хельсингу немного прогуляться по Парижу и заглянуть в небольшую таверну, где, по словам графа, они смогут неплохо провести время.Покинув территорию Пале-Кардиналя, друзья окунулись в атмосферу Парижа. Петляя по многолюдным улицам, Охотник поймал себя на мысли, что за триста лет здесь почти ничего не изменилось. Его окружала такая же толчея, грязь и суета, которые усугублялась непередаваемым запахом, свойственным всем большим городам. Рошфор и Ван Хельсинг, переходя на противоположный берег Сены, ненадолго остановились на Новом мосту, откуда открывался вид на остров Сите. День был пасмурным, так что, когда стали опускаться сумерки, все вокруг окрасилось в грязные оттенки серого. Неприветливая громада парижского собора упиралась в тучи, низко проплывавшие над французской столицей. Пошел густой снег и вскоре стало невозможно рассмотреть противоположный берег.Граф привел Ван Хельсинга на улицу дю Бак, где располагался один из знаменитых Дворов Чудес. Обычно здесь всегда было очень шумно и многолюдно, но сегодня холод и непогода заставили веселье переместиться в многочисленные таверны и кабаки.Друзья подошли к большим деревянным воротам, закрывавшим узкий проход между двумя домами. После того как Рошфор несколько раз с силой постучал, открылось маленькое окошко, в котором появилась пара неприветливых глаз. - Чего вам надо?- Здорово, Матис! Это я, Дигэйр. Открывай давай скорее. Привел вам нового клиента. Глаза заметно оживились, за воротами послышалась возня.- Черт возьми, Дигэ! Тебя совсем не узнать в этом плаще. Заходи скорее. Рад видеть тебя и твоего друга.Ворота со скрипом отворились и Рошфор с Ван Хельсингом проскользнули в темный узенький переулок, заканчивающийся тупиком. Матис оказался человеком лет сорока семи, с огромным шрамом через весь лоб, который придавал его внешности свирепый вид. Он приветливо улыбнулся гостям и тут же скрылся в темноте. Друзья зашли в низкую дверь и оказались в ярко освещенной таверне. Заведение представляло собой несколько просторных залов, соединенных между собой. За тяжелыми круглыми столами сидела разношерстная публика: люди самых разных мастей собрались здесь, чтобы выпить и повеселиться. Между столами ходили музыканты: звуки скрипки, лютни и шалюмо, которые складывались в залихватский мотив, заглушали гул нетрезвых голосов. Рошфор сел за стол в дальнем, плохо освещенном конце таверны. В этом мрачном уголке было потише и, вдобавок ко всему, со своих мест друзья могли прекрасно видеть все, что происходило в остальных залах. Рядом с ними никого не было, если не считать пьяницу, который понуро сидел в окружении четырех пустых бутылок.К графу тут же подошел хозяин с несколькими бутылками вина и почтительно осведомился, что подать на ужин. Получив все указания, он проворно скрылся на кухне.Ван Хельсинг огляделся:- Никогда бы не подумал, что ты завсегдатай Двора Чудес. Не совсем подходящее место для верного слуги кардинала.- Здесь бывает очень даже неплохо. Наблюдение за чужим весельем помогает отвлечься. К тому же, хозяин таверны - один из кардинальских осведомителей, так что он приглядывает за посетителями, а я, время от времени, приглядываю за ним.Охотник усмехнулся.- Я все-таки не могу до конца понять, зачем ему понадобилось вызывать тебя на поединок... Это кажется слишком рискованным и даже неосмотрительным. Например, вдруг тебя подослали, чтобы убить его?- Нет, герцог знал, что ему ничего не угрожает, поэтому все сделал правильно. - Но зачем?..- Чтобы проверить меня. Понимаешь, перед нашей встречей он навел обо мне всевозможные справки и то, что он узнал, не вызывало особого доверия. Вполне естественно, что твой герцог решил убедиться, действительно ли перед ним Левая Рука Господа, чьей миссией в этом мире является уничтожение нечисти. В первую очередь поединок должен был определить, действительно ли я левша.- С таким же успехом он мог попросить тебя что-нибудь написать.- Не скажи... Можно уметь писать левой рукой и, при этом, быть неспособным фехтовать. Тем более, именно в поединке проявляется истинный характер человека. Глаза, движения, стиль ведения боя - все раскрывает настоящую сущность личности. В такие моменты маски падают.- Ну, после твоего коронного приема, сомнений у него не должно было остаться, - Рошфор улыбнулся. - Подожди, а как ты узнал, что он навел о тебе справки и прочее?Ван Хельсинг вдруг сделался серьезным.- Понимаешь, я когда в глаза ему посмотрел, то сразу же все понял. Не знаю, как тебе объяснить. Как будто прочитал его мысли. Такое иногда со мной происходит... Всегда так внезапно... Не знаю откуда это берется...Охотник замолчал. Его взгляд был устремлен в никуда, как будто он смотрел внутрь самого себя. Рошфор выпил и тоже погрузился в задумчивость. Третья бутылка вина уже подходила к концу и граф ощутил, что понемногу хмелеет.- Слушай, ты же уже пять лет служишь герцогу... Неужели ты никогда не мечтал вырваться из этого душного придворного мира со всем его пафосом, интригами и условностями и вновь ощутить свободу? Как раньше блуждать по бесконечным дорогам Европы и наслаждаться жизнью, быть самому себе хозяином? Ты ведь раньше так ценил все это... А сейчас служишь герцогу, у которого один цинизм и высокомерие чего стоят. Не самое приятное сочетание.Рошфор отпил из стакана и задумался:- Знаешь, я иногда думаю об этом. Будь у меня доходное поместье где-нибудь в Бургундии, я бы с удовольствием присоединился к тебе и отправился странствовать. Как раньше...Граф тяжело вздохнул.- Что касается кардинала... Знаешь, я ведь поступил к нему на службу после смерти Леи и только потому, что думал, будто в скором времени, выполняя какое-нибудь его поручение, я буду убит. Кардинал проверял меня, давал мне опасные задания и ему нравилось, что я смело иду на риск. Постепенно он стал ценить меня, приблизил к себе, а потом, в какой-то момент, я ощутил, что мне нравится ему служить. Понимаешь, я искренне верю, что кардинал работает на благо Франции. Служа ему, я ощущаю себя сопричастным. И пусть я всего лишь подручный, мелкая пешка в игре... Мне кажется, каждому человеку хочется чему-то служить. Я мог бы служить Лее и нашей с ней любви, но сейчас мне остается только служить идее... Ведь человеку всегда нужна какая-нибудь высокая идея, чтобы жить... Иначе все бессмысленно, понимаешь?- А насчет характера кардинала... Он требователен к себе и окружающим, бывает циничен, высокомерен и до жестокости суров. Но, знаешь, Гэбриэл, мне кажется, что он просто очень многое пережил. Я думаю, в его душе разворачивается какая-то драма, борьба чувств и эмоций, которые он пытается искусно скрыть. Он не хочет казаться уязвимым, поэтому, как и все люди, надевает отталкивающую маску. Но это только видимость... Я так думаю. В конце концов, высокомерными и холодными не рождаются, а становятся... Нам ведь не дано понять, что на самом деле происходит в душе человека. Кто знает, может быть, кардинал безответно влюблен и сильно страдает?.. Не знаю, понял ты или нет что-нибудь из сумбура моих мыслей. Я просто никогда ни с кем не говорил об этом... Ван Хельсинг понимающе кивнул и отставил шестую бутылку. Шарль был все таким же добрым малым. Удивительно, как ему удалось сохранить веру в положительные человеческие качества, после всего того, что он испытал и претерпел от людей.Граф чувствовал, что от выпитого вина, духоты и музыки в голове начинает мутиться, а мысли превращаются в причудливое хитросплетение ассоциаций. Ему было так хорошо рядом со старым другом, ведь, в сущности, у него не было по-настоящему близких людей и друзей, а еще стало как-то легче после разговора с Гэбриэлом, да и вообще, всегда легко с тем, кто способен выслушать и понять, странный он, тот пьяница, за все время так ничего не выпил, хотя сам еле держится да это не так уж важно. Ладно, пора возвращаться во дворец. Завтрашний день обещает быть непростым...