Новелла первая. Узел (1/1)

Пояснения:Feliz Navidad (исп.) — Счастливого Рождества;fratelmo (ит.) — брат мой (устар.);frate, fratello (ит.) — брат;speakeasy (англ.) — подпольный бар;bootlegger (англ.) — подпольный торговец спиртным;consigliere (ит.) — советник;minino (исп.) — котёнок;Pater noster, qui es in caelis (лат.) — начало католической молитвы ?Отче наш?;rumrunner (англ.) — перевозчик запрещённых спиртных напитков;nonno (ит.) — дедушка.16 августа 1932 года.Вторник. Полнолуние.В Грузии запускают первый электровоз.Ричард Юргенс и Вальтер Запп создают фирму по производству фотоаппаратов.Лос-Анджелес выдыхает после только-только закончившихся Х Олимпийских игр.Эмили Ф. Джонс выходит замуж за Перси Эвери Рокфеллера.— Пока смерть не разлучит вас. Жених может поцеловать невесту.Эмили вздрогнула. Долгая напевная речь на незнакомом языке чуть её не усыпила, так что сейчас ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где она находится и что вообще происходит. Она повернулась к своему жениху, нет, точнее, уже к мужу и слабо улыбнулась, пока он поднимал фату. Наклонившись, Перси шепнул прямо в её губы:— Дорогая, я думаю, что теперь, после официального закрепления наших отношений, у тебя больше нет нужды продолжать свой опасный бизнес, так же?Эмили удивлённо распахнула глаза и уже открыла рот, чтобы ответить, как вдруг двери церкви раскрылись и над головами гостей прошла оглушительная автоматная очередь.Забыв обо всём, Эмили упала на четвереньки, увлекая за собой мужа, и быстро отползла за алтарь. Церковь наполнилась криками и шумом, тут же стихнувшими, когда вошедший парень в костюме и элегантной шляпе пустил ещё одну очередь из томми в потолок над собой. Угрюмые лица следовавших за ним амбалов не сулили ничего хорошего немногочисленным собравшимся.— Тихо, придурки, — крикнул парень, для убедительности помахав дулом. — Если будете вести себя хорошо, мы никого не убьём и даже не покалечим. Нам нужен только брат невесты.Эмили судорожно вздохнула. Мэтти? Зачем им Мэтти?— Любимая, что происходит? — услышала она шёпот позади себя и машинально погладила мужа по плечу.— Это гангстеры, — буднично пояснила она, — чикагские гангстеры. Чем-то им Мэтти насолил, но чем и как, я ума не приложу.— Что они делают здесь, на нашей свадьбе? — настаивал Перси.Немного сбитая с толку таким вопросом Эмили уже хотела ответить, как вдруг почувствовала, что её резко дёргают назад и вверх.— А вот и сама невеста, — удовлетворённо заметил державший её парень в шляпе. — Теперь-то твой фрателло сам объявится. Он же не захочет, чтобы его любимую сестрёнку обижали, правда?— Зачем вам М-мэ… — попыталась спросить Эмили, но тот, не слушая, потащил её в центр церкви.Там, прижав её спиной к своей груди, он снова выкрикнул:— Ты же не хочешь, чтобы твою сестрёнку обижали, правда? Выходи-ка, Ф. Джонс!Эмили показалось, что она ослышалась.— Вам нужен Ф. Джонс? — прошипела она, не поворачивая головы.— Да, идиотка, — проворчал гангстер. — Ты глухая или дура? Нам нужен Ф. Джонс, твой брат!— Сам ты идиот, — рявкнула в ответ Эмили и изо всех сил врезала ему локтём под дых.За долю секунды выхватив из его руки томми, развернувшись и приставив ствол ко лбу согнувшегося от боли бандита, она прорычала ещё яростнее:— Ф. Джонс — это я!Со всех сторон раздался синхронный шорох от вскидываемых томми, и Эмили тут же почувствовала себя крайне неуютно, оказавшись под прицелом сразу всех автоматов в здании.Бандит наконец смог выпрямиться.— Какая удача, — протянул он, всё ещё кривясь от боли, — как раз тебя-то мне и нужно.— Я уже поняла, — сказала Эмили, не опуская своё оружие. — А теперь объясни, что вам от меня нужно.— Меня зовут Варгас, — угрожающе сказал парень, — Ловино Варгас. Тебе о чём-нибудь говорит это имя?Эмили похолодела. Конечно, она знала, кто такие братья Варгас. Ещё в самом начале её карьеры контрабандиста добрые люди предупреждали о том, что с итальянской мафией лучше не связываться, но слишком уж вкусным куском оказался Чикаго. Виски продавался здесь едва ли не лучше, чем в Нью-Йорке, бандиты до поры до времени её не беспокоили, и Эмили расслабилась, поверив, что сможет обвести вокруг пальца даже наводивших на всех ужас братьев. Как оказалось, зря.— Отдавай-ка обратно ствол, — сказал Варгас, ухмыльнувшись в ответ на её замешательство, и протянул руку.Эмили упрямо сжала губы и уже почти нажала на спусковой крючок, как вдруг двери церкви со стуком распахнулись.— Хо-хо-хо! — добродушный смех разнёсся по залу и затих где-то под сводом.Не дыша, чтобы не нарушить оглушительную тишину, наступившую после, она осторожно скосила глаза в сторону входа в церковь. Сглотнула и крепко зажмурилась на мгновение, потом посмотрела ещё раз, чтобы убедиться, что глаза её не обманывают.— Ты тоже это видишь? — хриплым шёпотом спросил Варгас, так же, как и она, уставившийся на троих Санта Клаусов, в пафосных позах застывших в дверях.— Фэлис навида! — патетически воскликнул один из них и бросил что-то в середину зала.Почти под ноги Эмили упала непонятная продолговатая штуковина, раздалось шипение и из неё повалили клубы дыма. Эмили рефлекторно отпрянула в сторону и вниз, уклоняясь от автоматных очередей. Буквально в то же мгновение шипение заглушил оглушительный звон и грохот, стёкла огромных витражных окон церкви превратились в сплошной поток осколков, погребающий под собой почти всех амбалов Варгаса. Сквозь дым, заполняющий помещение несмотря на внезапный приток свежего воздуха, Эмили видела, что другой Санта Клаус, стоявший рядом с тем, кто бросил в неё и Варгаса чёртову дымовуху, опустил ствол автомата, очередью из которого он и разнёс церковные окна, и все трое направились в их сторону.Стараясь не дышать, Эмили нырнула за ближайшие лавочки и, путаясь в платье, поползла в сторону выхода.Двумя днями ранее.Где-то в Чикаго.Братья были в ярости. Даже самые приближённые к ним опасались в такие моменты заходить в кабинет с двумя массивными дубовыми столами, стоящими друг напротив друга. Неизвестно, что было хуже — шумная ярость старшего брата, в приступах гнева расстреливающего изысканные стенные панели, или обманчиво-нежная улыбка младшего, державшего в верхнем ящике своего стола набор остро заточенных парикмахерских ножниц. Феличиано Варгаса не зря называли Виртуозом — никто кроме него не умел так виртуозно вырезать кружевные узоры на живых людях, оставляя их в сознании. О своём прозвище он знал и искренне радовался каждый раз, когда в разговоре собеседник якобы случайно его упоминал. Ловино Варгас был совершенно другим, хотя внешне братья походили друг на друга как две капли воды. Нельзя сказать, что его боялись меньше, чем младшего брата, — просто его боялись по-другому. Взрывной темперамент Ловино превращал его в ходячую бомбу с постоянно взведённым взрывателем, а привычка решать спор при помощи пистолетов, не взирая на личность оппонента, заставляла всех, кто хотя бы краем уха слышал о братьях Варгас, очень осторожно выбирать слова в беседе со старшим из них.— Какого дьявола вообще происходит?!Варгас-старший метался по кабинету, пиная всё, что попадалось ему на пути. Старинная мебель стоически выдерживала яростные удары, далеко не впервые обрушивающиеся на её многострадальные бока. Младший спокойно сидел за своим столом, вырезая из бумаги человеческие фигурки.— Третий! — Ловино остановился и патетически потряс кулаками. — Уже третий новый спикизи открылся только в нашем районе. Громишь их, громишь, а толку никакого. Бутлегеры жалуются, что люди стали меньше покупать наш виски. Наш чистейший, нежнейший, домашнейший виски! Контрабандный, видите ли, дешевле и качественнее! О, мадонна миа!Нечленораздельно ругаясь, старший Варгас вновь было принялся разрушать обстановку, но младший остановил его, мягко подняв руку с ножницами.— Фрателмо, остановись на минутку и послушай меня. Консильери уже выяснили, по чьей вине количество контрабандного алкоголя в нашем городе так резко увеличилось.Ловино подскочил к столу и грянул по нему кулаком так, что бумажные фигурки подскочили.— Кто этот ублюдок? Клянусь, я заставлю его пожалеть о том, что он родился на свет! Я выпущу ему кишки и намотаю их на шпиль Церкви Методистов! Я разрежу его на кусочки и отдам на съедение бродячим псам! Я…— Веее. Фрате Ловино такой милый, — перебил его пылкую речь Феличиано, сладко зажмурившись. — Он готов сделать всё для семьи, да, фрателмо?Ловино густо покраснел. Невинное выражение лица Феличиано всегда лишало его способности связно мыслить, как, впрочем, оно действовало и на всех остальных. Ну, до тех пор, пока они ещё способны были видеть.Варгас-младший аккуратно вытер лезвия ножниц специальной тряпочкой и положил их в ящик, затем взял одну из бумажных куколок, изображавшую моряка, и поднял её на уровень глаз Ловино.— Некто Ф. Джонс, известный также как ?настоящий Ф. Джонс?, — тихо сказал Феличиано, — на рыбацкой шхуне ?Аретуса? возит спиртное из Нассау. Весьма хитёр и изворотлив, ничего не боится, много раз вступал в стычки с Береговой охраной. Передача спиртного происходит в нейтральных водах недалеко от Нью-Йорка, откуда на мелких рыболовецких лодках контрабанду развозят по городам. Источники сообщают, что на этой неделе Джонс прибудет в Чикаго на свадьбу своей сестры.Ловино расплылся в улыбке, выпрямился и достал из кармана сигару. Прикурив от вычурной зажигалки с огромным вензелем ?V?, он наклонился и поднёс огонёк к куколке, которую всё ещё держал его брат. Тот вскрикнул и уронил вспыхнувшую бумажку в пепельницу, а потом по детской привычке сунул обожжённые кончики пальцев в рот.В то же время где-то в другом месте Чикаго.— Сестрёнка, ты уверена, что это правильное решение?Мэтью говорил тихо, но Эмили чётко слышала каждое слово. В отличие от большинства окружающих его людей, Эмили точно знала, что к словам её брата стоит прислушиваться. Тот в основном отмалчивался, привыкнув к тому, что его мало кто принимает в расчёт, но уж если говорил, то так, что в его правоте никаких сомнений уже не оставалось. Особенно учитывая количество ситуаций, в которых он оказывался действительно правым.— Братец, понимаешь, нам ведь действительно нужны эти деньги.Она сокрушённо вздохнула и, задумчиво почесав расцарапанную коленку, продолжила:— Перси богат и, кажется, без ума от меня. С его капиталами мы сможем отремонтировать ?Аретусу?.— Эмили!Мэтью заметно хмурился.— Ему 53 года! Он же вдвое старше тебя. И что у тебя с коленом?Эмили расхохоталась, вскочила со стула и, подскочив к брату, принялась его тискать, приговаривая:— Ах ты мой заботливый младший братишка! Ну кто бы ещё обо мне позаботился?!Взъерошив напоследок такие же светлые, как у неё самой, но намного более мягкие волосы, Эмили отошла на середину комнаты, повернулась лицом к окну, с хрустом потянулась и, неожиданно застыв с поднятыми к потолку руками, серьёзно сказала:— Коленка заживёт. Мой брак — та же самая коленка. Неприятно, но ничего смертельного.Мэтью наблюдал за ней исподлобья. Сестра не была ему родной — их обоих усыновил Артур Керкленд, когда им было по десять лет. Артур Керкленд, всегда игравший роль респектабельного джентльмена, а оказавшийся обычным вором. После того, как его давняя любовница японка Сакура донесла на него в полицию, и они впервые очутились без его поддержки, Эмили вбила себе в голову, что она в ответе за Мэтью и племянников Артура, оставшихся в богом забытой глуши на западе США. Возможно, в этом сыграло свою роль то, что Сакура пошла в полицию именно после разговора с Эмили. Возможно, нет — Мэтью не хотел выяснять у Эмили подробностей. Во всяком случае, не про тот разговор.Он снял очки и начал тщательно протирать стёкла белоснежным платком, подслеповато щурясь на сестру. Оранжевые лучи заходящего солнца, падающие в комнату через высокое узкое окно, отсвечивали в коротких волосах, мягко очерчивали контуры хорошо сложенного тела. Эмили всегда была спортивной и самостоятельной девушкой, иногда даже чересчур. Как ни старался их приёмный отец привить ей манеры настоящей леди, она всегда занималась только тем, к чему у неё лежала душа, успела перепробовать практически все виды спорта, отчаянно увлеклась аэропланами и даже собиралась повторить перелёт Линдберга, хотя и без обещанного приза в 25 000 долларов, но заключение Артура спутало все её планы.— Эмили, — тихо сказал Мэтью, подышав на очки и заново принимаясь за их протирку, — а почему свадьба будет в таком странном районе? На задворках города, в какой-то деревне, чуть ли не гетто. Разве это подобающее место для венчания?Эмили закинула голову назад, как будто пытаясь разглядеть брата. Из-за неудобной позы её голос звучал немного сдавленно.— Понимаешь, Мэтти, — сказала она, — Перси очень боится скандалов и огласки. Всё-таки он один из самых богатых людей в США, мало ли сумасшедших может заявиться на такое грандиозное событие. Вот он и пытается обезопасить себя и меня от неприятностей.Мэтью надел очки.— Мне кажется, он тебя стыдится, — неуверенно сказал он, невольно щурясь от вернувшейся чёткости изображения.Эмили снова подняла голову, пошевелила пальцами, будто пытаясь дотянуться до невысокого потолка, и беззаботно сказала:— Ну что ты, братишка, Перси меня любит. Разве можно не любить такую красавицу и умницу, как я?— Артур этого бы не одобрил, — ещё тише, чем прежде, сказал Мэтью.Эмили резко опустила руки.— Артур… отец в тюрьме, — глухо сказала она, не поворачиваясь. — И ты прекрасно знаешь, по чьей вине. А ещё ты знаешь, на кого теперь ложится ответственность за всю нашу семью. Включая тётю Линэд и наших с тобой кузенов.Она обернулась, легко улыбнулась и вскочила на подоконник, распахнув руки.— Я же герой, братец, — воскликнула она, наклонив голову набок. — Я всех нас спасу. Всех-всех!Мэтью опять вздохнул, невольно улыбаясь в ответ.— Ты не герой, Эмили, — нравоучительно заметил он. — Ты девушка.— А ты зануда! — парировала та. — Пойдём лучше перекусим, я так голодна, что могу проглотить, кажется, даже слона.Она подхватила со спинки стула лётную куртку, которую в последнее время носила практически не снимая, и потянула брата за собой. Тот повиновался без малейшего сопротивления, хотя и не преминул проворчать:— Если будешь столько есть, не влезешь в свадебное платье.— Ты в своей Канаде сидишь и не знаешь ничего, — не обращая внимания на его брюзжание, сыпала словами Эмили. — А у нас тут, между прочим, прорыв в сфере общественного питания. Представляешь, появились кафе, где основное блюдо — гамбургеры! Наконец-то люди поняли, что такое действительно вкусная еда!В то же время в совершенно другом районе Чикаго.— Милый!Глаза Лауры горели, непослушные пряди снова выбились из-под банта, щёки раскраснелись. Тони невольно залюбовался ей так, что не с первого раза понял, что именно она ему говорит.— Погоди-ка! — попытался он вклиниться в её восторженный монолог.О, господа, никогда не пытайтесь прервать речь женщины, действительно чем-либо увлечённой. Что бы это ни было — новый ли фасон шляпок, новый любовник соседки или новый вид преступления, который она предлагает вам совершить.— Похищение? — наконец смог вставить Тони.Лаура осеклась и недоумённо посмотрела на него.— Ну да, — нетерпеливо сказала она. — Похищение. Что такого?— Минино правда предлагает своему боссу похитить этого страшного миллионера Рокфеллера? — восхищённо переспросил Тони.Лаура фыркнула и мгновенно уселась к нему на колени, растянув его щёки тонкими, но цепкими пальчиками.— Смотри, — продолжала она, не обращая внимания на его мычание. — Он женится на этой девчонке, Эмили Как-Её-Там, потом они собираются в свадебное путешествие. Мы садимся вместе с ними в один поезд, по дороге подкарауливаем, когда он выходит в туалет, и похищаем. Другого такого случая не представится никогда. О, милый!Она отпустила щёки Тони и крепко прижала его голову к груди, не переставая говорить:— Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло жениться на такой умной и хитрой девушке, как я. Представляешь, я случайно познакомилась с горничной из особняка Рокфеллеров на рынке и сразу сообразила, что это знакомство должно, нет, просто обязано принести нам удачу. Я старательно с ней дружила, дружила и дружила. И потихоньку выведывала всё об их доме. И вот вчера она приносит мне сногсшибательную новость. Мол, глава дома надумал жениться! Представляешь, милый? Ему же больше пятидесяти!Тони наконец освободил голову и чмокнул Лауру в губы, прервав поток её слов.— Умница, — ласково сказал он, не позволяя ей снова захватить инициативу. — А ты, случайно, не догадалась узнать, где сама свадьба будет проходить?Лаура обиженно надула губы и попыталась встать, но Тони крепко держал её за талию.— Ну конечно, я всё узнала, — сердито сказала она. — Мы ещё похихикали над тем, что Перси оказался настоящим жадюгой и пожалел денег на нормальное венчание. Представляешь, они будут венчаться в какой-то захолустной церквушке на западе Чикаго. Такой богач мог бы и разориться…Тони снова оборвал её поцелуем.— Минино, — очень ласково сказал он, пока Лаура восстанавливала дыхание, — а может быть, ты, вот совершенно случайно, знаешь, в какой церкви они будут венчаться?— В церкви святого Николая, — поведя плечами, ответила она. — Говорю же, захолустная церквушка на задворках города.Тони вскочил с Лаурой на руках и с хохотом закружил её по комнате, чудом не сшибая мебель.— Минино умница, — сказал он, наконец поставив её на пол. — Боссу действительно крупно повезло с женой.Лаура села на шаткий стул, с которого только что встал Тони, и с довольным видом скрестила руки за головой, наблюдая за мужем, меряющим шагами крохотную комнату. В этой каморке они ютились уже полтора месяца в ожидании, когда брат Лауры, с головой погрузившийся в какие-то непонятные опыты, наконец выползет на свет божий из подвала под домом. Лаура как-то сунулась туда под предлогом принести еды, но не смогла сделать и шага дальше порога из-за мерзкого запаха, бьющего в нос с самого порога. Поднос с ланчем тогда забрал Ларс, вынырнувший откуда-то из полумрака подвала, и она готова была поклясться, что его волосы топорщились сильнее, чем всегда, а в обычно флегматичном взгляде горел какой-то дьявольский огонь.С тех пор Лаура старалась туда больше не соваться, а за едой время от времени приходил Альварез, кубинец, неожиданно хорошо сошедшийся с её нелюдимым братом. Кроме еды они постоянно требовали селитры и сахарной пудры, и это ставило Лауру в тупик. Даже в самом страшном сне она не могла представить, для чего может понадобиться смешивать удобрения и сахар.А пока Ларс и Альварез занимались своими непостижимыми делами, Тони с Лаурой наслаждались вынужденным бездельем и летом, впрочем, стараясь не привлекать к себе особого внимания. И вот сегодня Лаура принесла идею, которая обещала прекратить их безмятежное существование и вернуть в тот водоворот приключений, к которому они уже привыкли.Тони остановился, уперев одну руку в бок, а второй картинно взмахнул, одновременно приподняв подбородок, как будто стоял на арене возле заколотого быка, слушая крики восторженной толпы.— Минино, — торжественно сказал он, — ты же хорошо водишь автомобиль, правда?Лаура немного смутилась. На женщин за рулём смотрели весьма настороженно, и ей доставляло большое удовольствие шокировать добропорядочных граждан, лихо паркуясь возле какого-нибудь магазина. Тони иногда подсмеивался над ней, утверждая, что именно для этого она и выучилась вождению. Сейчас, не дожидаясь её ответа, он продолжил:— Твой план гениален, это бесспорно, стоит изменить всего лишь несколько мелочей, и тогда он станет совершенством. Мы совершим похищение века! Есть только небольшая проблема. Смотри, если мы похитим старикашку в поезде, мы не сможем скрыться на твоём автомобиле. Значит, что? Значит, нам нужно сделать это раньше. И вот тут нам очень пригодится то, что минино узнала о месте свадьбы. Эта церковь ведь в Украинской деревне, так же?Лаура кивнула и хотела что-то сказать, но Тони снова перехватил инициативу.— Значит, там можно будет не бояться копов. Итак, мы врываемся в церковь…— Подожди-ка! — всё-таки смогла вклиниться Лаура. — Почему это в церковь?Тони обезоруживающе улыбнулся.— Потому что твой брат изготовил прекрасные дымовые гранаты.— И что? — непонимающе спросила она.— Мы врываемся в церковь, бросаем дымовую гранату, всё скрывается в клубах дыма, мы преспокойно берём миллионера и уезжаем на твоём автомобиле, — объяснил Тони.Лаура нахмурилась, обдумывая сказанное, но потом расплылась в улыбке. Она порывисто сжала руки под подбородком и сказала, посмотрев на мужа сияющими глазами:— Милый, ты просто чудо! А можно, вы будете в костюмах Санта Клаусов?Украинская деревня, за два часа до начала церемонии.В доме Брагинских было непривычно тихо и темно. Яков сидел за столом на кухне, бессмысленно постукивая кончиком ножа по светлому дереву, и невольно прислушивался, не заскрипит ли где-нибудь половица под весомой поступью его матери.С некоторых пор Анна почти не выходила из своей комнаты. Когда Яков приносил матери подносы с едой, к которой она практически не притрагивалась, и выносил пустые бутылки, Анна по большей части сидела в кресле и неотрывно смотрела в окно, выходящее в сад. Ему было тяжело и страшно видеть её в таком состоянии — мать всегда казалась ему единственным островком уверенности и спокойствия в таком нестабильном внешнем мире. Даже после смерти Германа, любимого старшего сына, Анна смогла найти в себе силы и вытащить и себя, и остальных своих сыновей из казавшегося безвыходным положения. Тогда они переехали в Чикаго, и Якову уже верилось, что они наконец заживут спокойно, не опасаясь, что в любой момент в дверь может постучаться полиция.Время шло, в доме снова начали появляться подозрительные личности, Феликс всё чаще пропадал по ночам, а Яков всё больше мрачнел и тренировался обращаться с ножом на заднем дворе. В свои неполные восемнадцать лет он уже не раз участвовал в уличных драках и даже заработал себе репутацию сумасшедшего, так что мало кто отваживался с ним связываться, разве что те, кто ни разу не слышал про безумного славянина.Самой страстной мечтой Якова была похвала матери. Анна всегда смотрела на него с доброй, но отсутствующей улыбкой, впрочем, справедливости ради стоит заметить, что после гибели Германа в перестрелке с полицией она одинаково относилась ко всем троим. Одинаково ровно улыбалась, одинаково тепло заботилась, одинаково яростно защищала. Время от времени Яков ловил себя на пугающих его самого мыслях — иногда ему хотелось остаться единственным сыном. Ему казалось, что хотя бы тогда Анна посмотрит на него не обычным своим взглядом, как будто скользящим немного мимо, а наконец увидит его. Яков любил свою мать до умопомрачения.Когда полиция схватила сначала Николая — он попался на глупом ограблении почты, в панике ранив одного из копов, — а потом и Феликса, решившего, что в больнице можно легко раздобыть морфия, но не ожидавшего сопротивления от ночного сторожа, Яков неожиданно остался наедине с матерью. Первым, что он почувствовал после того, как схлынула война бешенства из-за поимки братьев, было замешательство. Он так долго мечтал об этом, что совершенно не знал, что же делать теперь, когда его мечта исполнилась. И когда, как оказалось, он окончательно стал пустым местом для матери.Анна полностью погрузилась в своё горе, практически не обращая внимания на Якова. Она тратила огромные деньги — Яков даже не подозревал, насколько большими были сбережения семьи — на адвокатов, на подкуп судей и тюремного начальства, но всё было без толку. Сначала Николая приговорили к двадцати пяти годам каторжных работ, потом Феликса отправили в тюрьму на двадцать лет. Анна не сдавалась, но с каждым днём надежда становилась всё более призрачной.Сегодня был точно такой же день, как и весь последний месяц. Яков потёр лоб, перехватил нож в другую руку и обвёл взглядом кухню, не задумываясь о том, что видит перед собой. С тех пор как Николай попал в тюрьму, её больше некому было выдраивать до обычного блеска, и хотя Яков, как мог, старался поддерживать порядок, повсюду были заметны признаки упадка. Потолок над плитой потемнел, на столе там и тут темнели ничем не смываемые пятна, на кружевных салфетках появились прожжённые угольками из плиты дырки, а оконные стёкла заметно потускнели. Яков отхлебнул давно остывший кофе из треснутой кружки, поморщился и встал из-за стола. У него оставалось ещё одно, последнее средство, о котором он думал уже давно, но не решался сказать об этом матери, не зная, как она воспримет его идею.Яков осторожно прошёл через дом, зачем-то стараясь идти бесшумно, и постучался в дверь комнаты Анны, вполголоса позвал:— Мама?Как обычно, не дождавшись ответа, он отворил скрипучую створку и вошёл в комнату, воздух в которой на удивление не был спёртым из-за всегда распахнутого окна. Анна даже в зимние холода не закрывала окно в своей комнате. Зима в Чикаго никогда не казалось слишком суровой ни ей самой, ни её сыновьям. Они-то, выходцы из страны, которая сейчас носила ненавистное им имя Советский Союз, привыкли к гораздо более низким температурам.Анна всё так же сидела в кресле, всё так же смотрела на молодые деревца, которые она сама же и посадила сразу же после того, как они переехали в этот особняк, её сильные руки всё так же безвольно лежали на подлокотниках. Внезапно она показалась Якову очень усталой. Впервые он подумал о том, что мать стареет, и пусть её возраст выдавали только едва заметные морщинки в уголках глаз, пусть она всё ещё была способна уложить на пол практически любого мужчину, пусть в скорости стрельбы с ней не мог сравниться даже Феликс — сейчас он понимал, что это даётся ей всё труднее и труднее. Яков сглотнул комок в горле, подошёл к креслу и порывисто опустился на колени перед Анной, зарывшись лицом в мягкие складки её платья.— Мамочка, — прошептал он, — я знаю, что нужно делать.Он ощутил тёплую тяжёлую руку на своём затылке и чуть не заплакал от этой неожиданной и давно желанной ласки.— Я попрошу помощи у Бога, — выдохнул он, — помолюсь за братьев, и они обязательно вернутся.Рука, поглаживавшая его волосы, замерла.— Бога больше нет, — глухо сказала Анна. — Его убили пятнадцать лет назад.Яков поднял голову и посмотрел на мать. На близком расстоянии он отчётливо видел тёмные круги у неё под глазами, сжатые в ниточку губы, нездоровую бледность щёк. Вдруг Анна оторвала взгляд от окна и встретилась глазами с сыном.— Но ты иди, Яшенька, — мягко сказала она и впервые за много дней улыбнулась.Эта мягкая улыбка стояла у Якова перед глазами, когда он шёл по улицам в сторону единственной католической церкви в этом районе Чикаго. Уже войдя в церковный дворик, он опомнился и остановился. Он всегда ходил с ножом, хватался за него утром раньше, чем за брюки, но войти в храм с оружием не осмелился бы. Яков огляделся, прикидывая, где можно спрятать нож, и тут его размышления прервал странный звук, донёсшийся из церкви. Он напрягся, второй такой же звук развеял все его сомнения — это действительно была автоматная очередь.Яков нырнул в кусты, чтобы его не заметили от дверей церкви, и, пригнувшись, затаился. Кому могло прийти в голову стрелять в церкви?Немного подождав, он двинулся в сторону ворот, но шум подъехавшего автомобиля заставил его снова замереть на месте. В ворота дворика вошло трое мужчин, одетых в костюмы Санта Клаусов, особенно чужеродно смотрящихся на фоне пыльной августовской зелени. Яков нахмурился. Ещё одни безбожники. Что им всем понадобилось сегодня тут? А если… Он похолодел. А если это знак?— Pater noster, qui es in caelis… — почти беззвучно зашептал он, покрепче сжав рукоятку ножа и, снова передвинувшись ближе ко входу, твёрдо решил дождаться развития событий.

Когда окна церкви как будто взорвались изнутри, повалил дым, а из дверей выбежала кашляющая девушка в свадебном платье, он, не задумываясь, высунулся из кустов и рванул её к себе, подминая, закрывая рукой рот, не позволяя задёргаться и выдать их. Когда через несколько секунд снова появились Санта Клаусы, Яков ещё больше убедился в своей правоте. Они пробежали через дворик, неся мешок, из которого торчали чьи-то брыкающиеся ноги, потом хлопнули дверцы и взревел мотор авто.Яков почти беззвучно шепнул багровой от недостатка воздуха девушке:— Я тебе помогу. Только пообещай, что не будешь кричать. Хорошо?Та еле-еле кивнула, и Яков осторожно убрал руку от её рта. Девушка чуть не зашлась опять в приступе кашля, но сжала зубы, героическим усилием сдерживаясь, и начала размеренно вдыхать и выдыхать, чтобы успокоить дыхание. Яков одобрительно кивнул. Самообладание этой блондинки ему определённо нравилось. Особенно кстати оно пришлось, когда из дверей церкви вывалились задыхающиеся громилы с автоматами наперевес. И Яков, и девушка одновременно замерли, затаили дыхание, наблюдая за отчаянно ругающимися гангстерами. Двое из них остановились прямо напротив их убежища, но как Яков ни напрягал слух, он не мог разобрать ни одного слова из их разговора, пока к ним не присоединился третий. Этот подошёл, вытирая платком кровь с лица и шеи, и прошипел:— Ну и где она?— Спокойно, друг, — ответил один из двоих громил, и Яков наконец понял, что было не так с их речью.Устроители перестрелки в храме Божьем — а Яков точно уверился в том, что это были именно они — говорили с отчётливым итальянским акцентом. Похоже было на то, что к происходящему имела касательство одна из нескольких семей, заправлявших в городе, но что они тут искали, Якову было пока непонятно.— Синьор Феличиано разрежет нас на мелкие кусочки, — дрожащим голосом сказал третий мафиози. — Мало того, что Джонса не поймали, так ещё и синьора Ловино, ахм…— Заткнись, кретин, — рявкнул окровавленный. — Значит, нам нужно найти обоих, вот и всё! Хватит прохлаждаться, за дело. Они смылись на авто, но далеко уехать не могли. Вперёд, бездельники!Переругиваясь, громилы скрылись за воротами церковного двора, отправившись в погоню за Санта Клаусами, как рассудил Яков. Он немного подождал, прислушиваясь, пока не убедился, что их не слышно, и сноровисто потащил девушку за собой в сторону запасного выхода. Она еле поспевала, путаясь в пышной юбке, наконец раздался громкий треск, и они оба потеряли равновесие.— Так не пойдёт, — мрачно сказал Яков и, примерившись, разрезал ножом белую ткань.Потом он резко рванул края получившейся дырки, отрывая подол и существенно укорачивая платье. На его удивление, девушка даже не подумала протестовать, наоборот, помогла ему закончить разрушение своего наряда. С облегчением закинув останки роскошного шлейфа в кусты, она повернулась к Якову и хотела что-то спросить, но он прервал её:— Потом, потом, эти могут в любой момент вернуться.Он осторожно выглянул из неприметной калитки, выходящей в узкий тёмный тупичок, убедился, что кроме полуслепой нищенки никого рядом нет, и выскочил, не отпуская руку девушки. Они побежали по петляющим проулкам, пока не оказались довольно далеко от церкви. Наконец Яков счёл, что можно остановиться, и они свернули в крохотный дворик.— Так вот, — переводя дух, сказала девушка. — Кто ты такой, чёрт тебя подери?— Это я и у тебя хотел спросить, — огрызнулся он. — Они же за тобой охотились, да?— Да, — помрачнев, призналась она. — Хорошо, что эти Санты так вовремя появились.— Феличиано и Ловино, — припомнил Яков. — Это ж Варгасы, да? И что от тебя понадобилось Варгасам?Девушка проворчала:— Никогда бы не подумала, что придётся признаваться в этом два раза за один и тот же день.Она с гордым видом подбоченилась и заявила, ткнув себя большим пальцем в грудь:— Я — Эмили Ф. Джонс. Можно просто Ф. Джонс.Яков смотрел совершенно непонимающе, так что она пояснила:— Настоящий Ф. Джонс, слыхал о таком?— И? — спросил Яков.Девушка опешила.— Виски, — тоном воспитателя, разговаривающего с ребёнком, сказала она. — Контрабанда, всё такое.В голове у Якова что-то щёлкнуло. Хотя он и был единственным в семье, кто не пил спиртное, о знаменитом рамраннере он был наслышан. Трудно было найти в Чикаго хоть одного человека старше восемнадцати лет, кому это имя вообще не было знакомо. Слова ?настоящий Ф. Джонс? могли быть произнесены с разной интонацией — от гордости за качество предлагаемой выпивки до ненависти к конкуренту, — но были понятны каждому.— Ага, раз ты и есть Ф. Джонс, тогда понятно, почему на тебя Варгасы взъелись, — сказал он.Эмили опешила ещё больше.— То есть ты мне веришь? — спросила она.— Ну да.— Но… — она широко взмахнула. — Я, вообще-то, девушка.— Я заметил, — коротко ответил Яков.— И ты совершенно не удивлён, что знаменитый контрабандист оказался девушкой? — упрямо спросила она.— Нет, — недоумённо ответил Яков. — А должен был?Эмили сдалась.— Ладно, забудем, — сказала она, почесав затылок. — Но ты так и не ответил мне, кто ты, чёрт побери, такой.Яков нахмурился и буркнул:— Не сквернословь, девушке это не к лицу.Эмили расхохоталась.— Ну ты и парень, — сказала она сквозь смех. — Девушка-контрабандист для тебя в порядке вещей, а вот сквернословия от девушек ты не выносишь. Как тебя зовут хоть?— Яков, — неохотно ответил он.— Ладно, Яков, — всё ещё широко улыбаясь, сказала Эмили. — Спасибо тебе за помощь и всё такое, но мне пора домой. Мэтти там, наверное, извёлся уже весь. Да и…Она вдруг снова помрачнела, будто вспомнила что-то плохое.— Ты совсем, что ли, глупая? — неласково спросил Яков. — Как раз дома тебе сейчас появляться нельзя. Варгасы ж знают, кто ты такая, именно туда они в первую очередь и пойдут.Эмили хлопнула себя ладонью по лбу и простонала:— Ох, чёрт побери, точно. Тем более надо поторопиться, кроме меня их защитить некому.Якову стало не по себе. Он был уверен в том, что эту девушку послал ему Господь, когда он просил о знаке. Каким-то образом она должна была помочь ему освободить братьев, хотя он пока и не имел ни малейшего представления, как именно, но если сейчас он её отпустит, ничего не выйдет. Это было бы похоже на поступок того глупого старика из сказки, поймавшего золотую рыбку и тут же отпустившего её обратно в море, даже ничего не попросив. Счастливые шансы выпадали на долю Якова совсем не часто, и уж этот ему упускать никак не хотелось. Отчаянно пытаясь придумать, как уговорить Эмили пойти с ним, он торопливо сказал:— Да ты же только хуже всё сделаешь. Варгасы проследят за тобой и вырежут всю семью, просто чтобы не оставлять свидетелей.Эмили, казалось, совершенно не слушала его, поглощённая бесплодными попытками оттереть одно из многочисленных пятен на некогда белоснежном платье. Не поднимая голову, она глухо ответила:— А если я не появлюсь, они могут вырезать мою семью просто из мести.Яков нервно потёр нос, чуть не оцарапавшись ножом, который всё ещё сжимал в руке.— Ну, послушай, это же полнейший идиотизм, — как можно убедительнее сказал он. — Посмотри на себя. Как ты собираешься останавливать толпу гангстеров, имея из оружия только шпильки?— Ну, я что-нибудь придумаю, — легкомысленно ответила Эмили. — Я же герой.— Слушай, — решительно сказал Яков, — я предлагаю тебе отдохнуть у нас. Ты сможешь спокойно обдумать, что делать дальше, я дам тебе другую одежду и, — он сглотнул, — пистолет. Кто ж с голыми руками на бандитов ходит-то?Эмили прищурилась.— А с чего вдруг такая забота? — неожиданно холодно спросила она.Яков смутился. Он как-то упустил из виду, что такая неожиданно горячая поддержка от человека, которого Эмили видит впервые в жизни, действительно может вызвать недоумение. Мягко говоря.— Ну, — он лихорадочно искал, что сказать, — мужчины должны помогать девушкам.— Неубедительно, — коротко отрезала Эмили, глядя на него всё более подозрительно.— Ну…В голову Якову не приходило ни одной спасительной мысли, так что он не нашёл ничего лучше, чем ляпнуть:— Мне тебя Господь послал.На мгновение Эмили застыла с открытым ртом, а потом расхохоталась, и чем более мрачным становилось лицо Якова, тем громче смеялась она, повторяя:— Господь послал, ну надо же!— Ну и что не так? — сердито поинтересовался Яков наконец.Эмили утёрла слёзы, выступившие на глазах от безудержного хохота, и обессиленно сказала:— Большей глупости я ещё в жизни не слышала.Она хотела продолжить, но увидев, как изменилось лицо Якова от ярости, просто улыбнулась.— Хэй, не бесись, — легко сказала она, хлопнув его по плечу. — Не знаю, что ты там имел в виду, но будем считать, что я тебе поверила. Веди уж к себе домой, юный паладин.И не удержавшись, фыркнула, отчего Яков снова гневно насупился.Солнце уже понемногу клонилось к закату, заливая тесные улочки тёплым светом, отражаясь в подслеповатых оконных стёклах домов, мимо которых они молча шли. Украинская деревня была одним из самых опасных районов Чикаго, хотя, наверное, и одним из самых красивых. Во всяком случае, так говорила Анна в те далёкие дни, когда они только переехали сюда и начинали обживать огромный пустой особняк. Якову было тяжело согласиться с ней, слишком остро он чувствовал враждебность, которую, казалось, источал каждый камень этих улиц. Постепенно он притерпелся к удушливому запаху, доносившемуся с многочисленных скотобоен, привык никуда не выходить без ножа и машинально прикидывать возможные пути отступления, где бы ни находился, но вот красоты этого района он так и не почувствовал, хотя и честно старался понять, о чём говорила мать.Феликс часто высмеивал его за эти попытки, так же как и мать за, как он выражался, ?излишнюю сентиментальность?. Яков злился, а Анна тихо посмеивалась и говорила, что они сами всё поймут, когда немного повзрослеют.Сейчас, шагая по мостовой рядом с прихрамывающей девушкой в разорванном свадебном платье, Яков меньше всего думал о словах матери, но в какой-то момент солнечный луч, отразившись в куске стекла на тротуаре, заставил его зажмуриться и тряхнуть головой. В этот момент он осознал, насколько глубокой была тишина, окружавшая их. Шум автомобилей, лай собак, человеческие голоса практически не доносились сюда, как будто скрытые за невидимой стеклянной стеной.— Смотри, какое небо синее, — вдруг сказала Эмили, тоже остановившаяся.Он взглянул на неё — она стояла, неловко перенеся вес на левую ногу, каблук туфли на которой не был сломан, и смотрела вверх, — а потом тоже перевёл взгляд на небо и невольно задержал дыхание. Глубокая синева, раскинувшаяся над ними, вовсе не выглядела куполом, как он привык думать. Больше всего это напоминало океан, каким-то образом покинувший своё законное место, и, перевернувшись, застывший над землёй. Казалось, что взгляд мог бы достичь дна этой прозрачной выси, не встречая никаких препятствий на своём пути.— Здорово, — тихонько сказала Эмили, и Яков моргнул, прогоняя наваждение.— Мы, кстати, уже и пришли, — хмуро сказал он и показал на большое мрачное здание в десятке метров от них.— Ого, — уважительно сказала Эмили. — Я и не думала, что в этом районе бывают такие огромные особняки.— Тут сначала сдавались меблированные комнаты, — неохотно пояснил Яков. — А мы его выкупили и немного перестроили. Там ещё сад на заднем дворе есть.Они вошли в огромный дом, поразивший Эмили тишиной. Яков провёл её в кухню, торопливо показал на кухонную утварь и сказал:— Вот, если хочешь, можешь выпить чаю или кофе, а я должен сказать маме.С этими словами он оставил недоумевающую Эмили сидеть на кухне и отправился к комнате Анны. Подойдя к двери, он тихонько постучал и спросил:— Мама?Не получив ответа, Яков вошёл и с порога кинулся к креслу.— Мама! — ликующе воскликнул он. — Я же говорил тебе, что Бог поможет. Он привёл ко мне девушку. Знаешь, кто она? Это Эмили Ф. Джонс, её ещё называют ?настоящий Ф. Джонс?. Это же знак, правда же?Он поднял голову и застыл с открытым ртом. На лице Анны медленно проступал румянец, казалось, что она оттаивает, как ледяная статуя. Наконец она взглянула на него, и в её глазах Яков увидел то выражение, которое, как он думал, уже никогда не появится. Анна смотрела так, что он почувствовал себя способным свернуть горы.— Мой сын, — сказала она с любовью и гордостью. — Ты действительно мой сын.Яков зарылся пылающим лицом в её руки, чувствуя себя слишком счастливым, чтобы говорить.— Я хочу её видеть, — сказала Анна. — Позови её сюда, Яшенька.Он с готовностью вскочил на ноги и бросился из комнаты.Эмили, чертыхаясь, уже почти одолела непокорную плиту, пытаясь приготовить себе кофе, когда Яков ворвался в кухню и, не обращая внимания на её попытки сопротивляться, потащил её куда-то.— А-а, дьявол! — наконец воскликнула она и вырвала руку.Они остановились, сверля друг друга гневными взглядами.— Куда ты меня тащишь? — спросила Эмили первой.— Мама хочет тебя видеть, — невнятно ответил Яков, порываясь снова схватить её за руку.Эмили легко отбила эту попытку и хмыкнула.— Нормально объяснить можно было? — спросила она. — Веди уж.Войдя в просторную светлую комнату, она на мгновение стушевалась, но тут же постаралась взять себя в руки и улыбнулась сидящей в кресле женщине, поразительно похожей на Якова, но с более мягкими чертами.— П-привет, — неожиданно для самой себя запнувшись, сказала Эмили.— Здравствуй, детка, — мягким голосом ответила женщина. — Проходи, садись, в ногах правды нет. Устала, наверное, бедная девочка.Эмили послушно села на стул с высокой спинкой и уютной подушкой на сиденье. Только сейчас она поняла, что действительно вымоталась, что все мышцы гудят, желудок сводит от голода, а расцарапанные ноги и руки невыносимо саднит.— Тебя ведь зовут Эмили, да? — спросила женщина, внимательно её рассматривая.Эмили кивнула, чувствуя себя несколько неуютно, и заёрзала на стуле.— Я — Анна, — продолжила мать Якова. — Яков мне толком ничего не рассказал, да и я пока тебя пытать не буду. Отдохни сначала. В нашем доме всегда рады гостям, если хочешь, можешь принять ванну и поесть, а я поищу, во что бы тебе переодеться.— Вы очень добры, — вежливо сказала Эмили, — но…Анна подняла руку, не позволяя ей продолжить.— Никаких ?но?, — твёрдо сказала она. — Даже таким сильным девушкам, как ты, нужно давать себе передышку. Так что просто забудь ненадолго о своих проблемах и постарайся расслабиться.Эмили утомлённо кивнула. Она ведь и правда устала, да и идея позволить кому-то решать, что делать, как ни странно, оказалось очень заманчивой.— Ох и досталось тебе, бедняжке, — сочувственно сказала Анна. — Не дело это, ох, не дело, когда свадьба оборачивается невесть чем. Иди сюда, я хоть мусор из твоих волос уберу.— Да я и сама могу, — возразила было Эмили, но Анна махнула рукой.— Не могу смотреть, в каком беспорядке твоя причёска, — расстроенно сказала она. — А ведь похоже, что когда-то она была очень красивой.Эмили почувствовала, как у неё защипало в глазах. Причёска действительно была очень красивой. И платье. Когда она прихорашивалась перед началом злополучной церемонии, Мэтью заявил, что никогда в жизни ещё не видел более красивой невесты, и хоть и Эмили только отшутилась в ответ, втайне она очень гордилась собой и была полностью согласна с братом. Этот день должен был стать для неё особенным, да он и стал, только в совершенно другом смысле. Чёртовы мафиози, принесло же их так не вовремя!Занятая всеми этими мыслями, Эмили не заметила, как устроилась на мягком пуфе у ног Анны, а та начала бережно вытаскивать остатки поломанной тиары из её волос. Её движения оказались настолько осторожными и ласковыми, что щипание в глазах Эмили усилилось, и она часто-часто заморгала, чтобы сдержать слёзы.— Больно? — участливо спросила Анна, тут же убирая руку. — Прости, детка, я не хотела тебе больно сделать.Внутри Эмили словно что-то порвалось, и она разрыдалась, будто ребёнок. Анна мягко обняла её и держала так, поглаживая по голове и шепча что-то успокаивающее. Эмили выплакивала все свои горести, чувствуя, как вместе со слезами уходит напряжение, накопившееся даже не только за сегодняшний день, но, наверное, за многие годы. Воспитание в доме Керкленда было хоть и менее суровым, чем в приюте, где они с Мэтью росли до десятилетнего возраста, но всяким ?телячьим нежностям?, как презрительно выражался Артур, а за ним и через какое-то время сама Эмили, в нём места было не предусмотрено. И сейчас, ощущая тепло чужих рук, Эмили чувствовала себя маленькой девочкой, рыдающей в объятиях матери.— Вы поможете мне? — всхлипывая в колени Анны, спросила она.— Конечно, детка.В мягком голосе и поглаживаниях не было заметно никаких изменений, но Эмили вдруг стало немного неприятно. Она попыталась высвободиться, и ощутила странную, почти нечеловеческую силу холодных рук, без малейших усилий лишивших её подвижности.— Конечно, детка, — повторила Анна. — Я помогу тебе, а ты…Она погладила Эмили по щеке, подняла её лицо за подбородок и сказала, светло улыбаясь навстречу взгляду заплаканных голубых глаз:— А ты поможешь мне.Лаура крутила баранку и мурлыкала себе под нос модную песенку, время от времени с гордостью поглядывая на мужа, сидевшего рядом и уже избавившегося от своей маскировки. На заднем сиденье возились Ларс и Альварез, пытаясь утихомирить пленника с мешком на голове. В его нечленораздельном мычании невозможно было разобрать ни единого слова, но судя по интонации, цензурных среди них практически не было. Лаура хихикнула. Кто бы мог подумать, что в старикашке окажется ещё столько жизни. Может быть, та девчонка и не только на деньги его позарилась.Она лихо завернула за угол, так что Ларс, не удержавшись, свалился на пленника, вызвав новый поток ругательств, и остановилась возле заднего входа в их дом. Они быстро покинули авто и скрылись внутри со своей отчаянно сопротивляющейся ношей.В комнате, свалив пленника на кровать, Альварез шумно перевёл дыхание и благодарно принял у Ларса одну из его многочисленных трубочек, пока Тони с Лаурой, взявшись за руки, словно дети, отплясывали танец, гордо именуемый у них танцем победы. Наконец все успокоились и чинно расселись вокруг небольшого стола.— Дорогая Лаура, — торжественно начал Тони, — расскажи-ка своему дорогому Санте, хорошо ли ты вела себя в этом году?— Хорошо, милый Санта, — хихикнув, ответила Лаура.— Не шалила ли? — не менее торжественно продолжил Тони.— Шалила, — с готовностью признала Лаура.Тони осёкся и почесал лоб, потом широко улыбнулся и заявил:— В таком случае, и подарок ты получишь соответственный. Ита-ак…Он подошёл к притихшему пленнику, придал ему вертикальное положение и, сделав драматическую паузу, заявил:— Позволь представить тебе Перси Эвери Рокфеллера, — и одним движением сдёрнул с пленника мешок.Улыбка медленно сползла с лица Лауры. Глядя на взъерошенного парня, сверкающего на всех бешеными зелёными глазами и, кажется, наконец потерявшего дар речи, так что только возмущённо шипевшего, она вполголоса спросила:— Милый, а это кто?Тони немного смутился.— П-перси Эвери Рокфеллер, — ответил он, начиная что-то понимать.Ларс и Альварез невозмутимо пыхтели своими трубочками, спокойно глядя на происходящее. Лаура же медленно встала и подошла к сидящему на кровати пленнику. Внимательно посмотрев на него, она повернулась к Тони и так же тихо сказала:— Милый, Перси Рокфеллеру 53 года. А это кто?Тони посмотрел на пленника. Пленник злобно посмотрел на него и выплюнул:— Меня зовут Ловино Варгас, придурки. Понятно вам, на кого вы нарвались?Лаура села рядом с ним, отчего он нервно дёрнулся и попытался отодвинуться, подпёрла подбородок кулачком и крепко задумалась.Никто точно не знал, что и как произошло с тем, кто сообщил Феличиано Варгасу новость о пропаже его брата. Закалённые гангстеры немного бледнели при вопросе и отводили глаза, неохотно говоря, что лучше бы этого и не знать. За плотно закрытой дубовой дверью кабинета царила глухая, мёртвая тишина.Феличиано сидел на своём обычном месте и аккуратно вырезал нарисованных девушек из модных журналов. На столе перед ним громоздилась стопка изуродованных изданий и беспорядочная горка бумажных фигурок рядом. Феличиано думал. Филигранная работа ножницами, требующая полнейшего сосредоточения, всегда помогала ему привести свои мысли в порядок. Их тщательно разработанный план потерпел полную неудачу, если не сказать хуже. Первый приступ гнева младшего Варгаса уже прошёл, ярость улеглась, теперь он был поглощён раздумьями о том, как поступить дальше.— Нонно Рома это не понравится, ох, не понравится, — прошептал он себе под нос и отложил в сторону журнал с не до конца вырезанным рисунком.Фигурка девушки в вычурной шляпке, по пояс освобождённая из бумажного плена, загнулась вверх, беспомощно и жалобно покачиваясь от слабого ветерка из открытого окна. Феличиано задумчиво смотрел на неё, пощёлкивая ножницами.Нонно Рома, дедушка Варгасов и бессменный глава клана, жил в Сицилии, управляя делами той части семьи, которая осела в Соединённых Штатах, по телефону и через своих подручных. Несмотря на свой немалый возраст, нонно Рома оставался одним из самых влиятельных мафиози в Италии. Одно упоминание его имени заставляло бледнеть и вытягиваться по стойке смирно даже самых непокорных бандитов. Внуков своих он любил беззаветно, что не мешало ему спрашивать с них по всей строгости за любой промах.Неудачная поимка Ф. Джонса была бы одним из обычных промахов, если бы не пропажа Ловино. Феличиано пощёлкал ножницами ещё немного, потом убрал их в ящик стола и начал сгребать бумажный мусор в корзинку для бумаг. Он совершенно не представлял, что делать дальше.Дверь кабинета распахнулась, и Феличиано гневно подскочил на стуле, готовый в лучших традициях своего брата швырнуть в нарушителя его уединения тяжёлым пресс-папье, но тут же обмяк, глядя на высокого мужчину в богатой шубе поверх дорогого костюма.— Что же ты не обнимешь дедушку, Фели? — прогрохотал вошедший, распахивая объятия.— Веее, нонно Рома! — слабо пискнул тот, неуклюже выбираясь из-за стола.От нонно Рома пахло хорошим одеколоном и сигарами. Вдыхая этот знакомый с детства запах, Феличиано лихорадочно думал, как объяснять сложившуюся ситуацию дедушке, так неожиданно и некстати решившему изменить своей традиции не покидать Сицилию.