Горе всех равняет (1/1)

Сведя челюсти до слегка тянущей, отдающей в десны боли, Сасори повёл плечами, оглянулся, словно ища выход из помещения или из этой опостылевшей истории. Ино уже сорвавшимся голосом выла, сидя на полу, держалась за металлическую ножку стола.– Яманако... – прошептал Акасуна сквозь зубы словно самому себе.Горе всех равняет... Делает похожими одновременно на детей и стариков. Ино была как все, мёртвая Сакура была как все, да и Сасори... Тогда какого хрена?! Хотелось уйти. Он не обязан переживать чужую боль, когда-то он пожалел эту дурочку, похожую на Дея. Но у суки-судьбы, чернее чёрного чувство юмора. Тогда какого хрена теперь переживать ту же мерзость?! Тыкают носом в дерьмо. Будто кто-то даёт понять – ничтожество ты... Ничтожество! Неверный шаг, и самые добрые, красивые, умные становятся прямыми пожелтевшими трупиками на металлическом столе. Что же говорить об обычных, таких, как он – Сасори или Ино, которую даже сукин сын Итачи не удосужился трахнуть. Акасуна ещё раз посмотрел на сжавшуюся в комок и показавшуюся такой маленькой рыдающую блондинку. Сказать бы, что всё пройдёт и со временем станет легче, но не поверит и будет права... Улыбаться уже точно никогда не получится по-прежнему.– Яманако, — выдохнул он, — успокойся, Яманако...***Бывает, лето вступает в свои права, перегревая воздух, плавя асфальт. Солнце поджаривает бока задыхающегося города так, что ни персиковые вечера, ни синие, как черника ночи не могут его остудить... В такое время невозможно взять в толк, как чем-то заниматься, кроме как лежать в тени у близко-дальнего водоема. Как можно работать, учится? Лето же на дворе, красота-то какая, погода... М-м-м-м. Как можно жениться, ссориться или умирать например? Харуно умерла именно в такое время, и Ино никак не могла взять в толк, как можно дышать. Как чем-то заниматься, кроме как зарыться в комнате и рыдать, рыдать, не переставая. Больше всего хотелось, чтобы подруга была жива, но суть ли? Вместо паралича страданий приходилось, каждую минуту преодолевая желания биться в истерике, двигаться словно бы против течения бурной реки.Мама Сакуры просто лежала и не двигалась с широко открытыми глазами и нервно изогнутым ртом. Врачи сказали — нервное и скоро пройдёт, только улыбаться уже никогда не получится по-прежнему, лицевую мышцу парализовало на нервной почве.Хлопоты с похоронами легли на ссутуленные горем плечи Ино. Место на кладбище, надгробие и транспортные услуги оказались недешёвым удовольствием. Ино, в жарком чёрном платье, осунувшаяся, с собранными в пучок потускневшими волосами, моталась по похоронным бюро, регистрируя документы и решая нудные условности. Когда же дата прощания с подругой была назначена на завтрашний день и Яманако, еле перебирая гудящими от усталости ногами, плюхнулась на скамью во дворе перед своим домом, позвонили из больницы, где лежала мама Сакуры, тараторя что-то о страховке и недостаточном финансировании, потом назвали заоблачную сумму, и Ино аж выругалась вслух. Лихорадочно соображая, что делать и к кому бежать, Яманако поняла, что, зло сцепив зубы, рыдает от усталости и бессилия.– Где я вам возьму такие деньги?! — орала она в телефон, задыхаясь в попытке сдержать слёзы.– Всё решим, – раздался хриплый от курения женский голос, и ноты грэйпфрутовых духов разбавили пыльный жар вчера.Рядом на скамейку присела Цунаде, жестом попросила подать телефон, и Ино, удивленно всхлипнув, послушно передала трубку. Властно и спокойно Серджио назвала пару фамилий и, выдыхая дым подкуренной коричневатой сигары, назначила на завтра встречу с главврачом, попрощалась и вернула телефон удивленной Ино.В небе разгорался рыжий, как прелая морковь, закат, Цунаде выбросила окурок в стоящую рядом мятую урну, изящно подожгла вторую сигару. Воцарилось тягучее молчание. Грустная и красивая Цунаде на фоне яркого неба показалась дальше, чем с самой последней скамейки лекционной аудитории. Ино тряхнула головой и осторожно проговорила:– У меня есть деньги за лечение мамы Сакуры, я могу заплатить, но не сразу...

– Угомонись, я всё решу... – вздохнула Цунаде.– А как вы оказались, здесь именно сейчас? В смысле, спасибо большое, — Серджио посмотрела на Ино с усталым раздражением, и та, смутившись, отвернулась. Серджио подняла голову и спокойно заговорила, словно бы и не обращаясь к Ино...

– Знаешь, мне Сакура звонила накануне, отменила поездку, сказала, что у подруги проблемы – не может оставить её, — с горькой улыбкой произнесла Цунаде.– Нет... – ошарашенно уставилась на декана Ино, потом сжала край скамьи и наклонила голову.– Да... я ей говорю, дура! Что же ты головой ушиблась?.. Вертихвостка Яманако этого не стоит.Цунаде не затягивалась, а лишь вертела сигару в красивых руках. Ино рыдала, мелко трясясь сгорбленной спиной. Цунаде изящно стряхивала пепел с нераскуренной сигары, потом усмехнулась и с улыбкой продолжила.– А теперь вижу, ты стоишь её дружбы, Яманако.Ино не сразу поняла смысла сказанного, а потом удивлённо уставилась на декана. Та вмиг стала серьёзной и грубо, чеканно произнесла, глядя в заплаканные глаза своей бывшей студентке.– На кого ты похожа стала, а? Дай себе ещё день, и прекращай жевать сопли. Людям умирают... Есть у них такое свойство.Цунаде встала, и стала заметна её резкая худоба, и что красиво накрашенные глаза чуть припухли, как от долгих слез. Но губы декана были соблазнительно очерчены яркой помадой, укладка совершенна, а бежевое платье выгодно подчеркивало новую хрупкость в фигуре.– Пока, Яманако, – лучезарно улыбнувшись, Серджио зашагала на шпильках к припаркованному рядом джипу, чтобы через минуту умчаться в ещё рыжий от затянувшегося заката горизонт.***– Удар тупым предметом в височную долю, не нашли ни кошелька, ни телефона. Нападение с целью ограбления. — Итачи закончил рассказ о смерти Харуно и невольно вздохнул. Сакура ему импонировала, умная, даже слишком, могла бы со временем стать интересной, но смерти, как всегда, похер. Сидящему напротив Саске, впрочем, тоже.– Как ты меня нашёл?! – холодно произнёс младший Учиха, отхлебнул виски, облокачиваясь на выбеленную стену гостиной Наруто.Итачи спокойно посмотрел на брата, обнаженный по пояс, совсем тощий, даже ребра выступают и брюки еле держатся. Смоляные волосы растрёпанные и спадают на точёное бледное лицо. Красивый и порочный, младший брат продолжал казаться мальчиком, плачущим над ушибленной коленкой.– Как ты меня нашёл? – повторил Саске громче.– Я и не искал, знал всегда, что ты здесь...– Может, ты знаешь, где Наруто?– Нет.– Мне плевать, кто там подох. Убирайся!Итачи нестерпимо захотелось, погладить Саске по взъерошенным волосам, от его взгляда не ускользнуло, как затряслись красивые музыкальные пальцы брата и сузились от горечи глаза. Харуно была из тех людей, что своим исчезновением забирают кислород. И, наверно, даже Саске, с его высохшей от боли душой, мимолетно вспыхнувшей и погасшей, путающейся в чувствах и брючинах, без розоволосой девочки дышать будет сложнее... Наверное.***Хината погрузилась в тёплую воду с головой, ощутила, как волосы намокли и потяжелели. Из-за плохо прикрытой двери было видно посапывающего Наруто. Хьюга невольно улыбнулась, глядя на него, потом грустно вздохнула, подумала, что им в еду добавляют снотворное или вроде того. Плевать. По сравнению с вечно голодным Наруто, ей кусок в горло не лезет. А то, что Наруто не пытается сбежать, пока даже лучше.В подвальной комнате, где Хинату с Наруто держали, была перестроенная ванная с санузлом и столиком, заваленным маленькими брусочками мыла и пакетиками одноразового шампуня, туалетной бумагой. Правда, полотенца нормального не было – только бумажные. После мытья Хината сидела на краю ванны, ощущая приятную прохладу на влажном теле. В маленький ромбик окна заглядывала синяя ночь, на миг стало так спокойно и хорошо, не захотелось думать ни о чём, плохо высохшая и нагая, она подошла к спящему Наруто, легла рядом и уткнулась в пахнущие мёдом жёлтые волосы. Узумаки спал, глубоко дыша, и Хината под внезапным приливом нежности приобняла его и как кошка потёрлась потвердевшей от воды грудью.– Сакура... Сакура, — сонно чмокая губами, позвал Наруто.