Мама! Мама! (1/1)
В ушах гудело, от сухости во рту стянуло нёбо. Комната вокруг смазалась. Ино двигала рукой словно через сопротивление, вдруг резкая боль и осознание, что сопротивление всё-таки настоящее. Акамару, хоть и не смыкая челюстей, крепко стиснул её запястье, привстав на задние лапы. В тусклом свете собачьи клыки казались оранжевыми у корней. ?Найти бы ему собачьего стоматолога?, – подумала Ино, чувствуя, как ноги становятся мягкими, зрение – резким, а голова – лёгкой до звона, потом медленно осела на колени. Акамару, выпустивший мгновение назад её руку, плюхнулся рядом, нож со звоном упал.- Ино, ты что, употребляешь наркотики? – тревожный голос мамы вывел из ступора, казалось, прошёл час или два, но всё происходящее заняло лишь минуту-две... Минуту-две назад Ино хотела зарезать свою родную мать. — Ино, скажи, мне...- Мама! Мама! – закрыв рот ладошкой, Ино рыдала, сотрясаясь плечами. Повисла в объятьях на шее обалдевшей матери. — Мама! Мамочка, прости, прости, пожалуйста, меня.- Ино, что с тобой?- Мамочка, прости, я так люблю тебя! Так люблю!После размыкания объятий мама протянула стакан с водой. Ино послушно стала пить крупными глотками, Акамару хрипло заскулил. Яманако-старшая наполнила стеклянную миску водой и для него.– Ино, объясни мне, пожалуйста, что ты творишь? Притащила собаку, бьёшься в рыданиях, роняешь ножи.- Это собака одного моего друга, который недавно умер... И я... Прости меня, — глядя на валявшийся на полу нож, Ино снова мелко затряслась.История происхождения Акамару растрогала Ямонако-старшую и объяснила истерику дочери. Волна нежности к родному существу вытеснила раздражение. Вопрос собаки отложили до лучших времён, саму собаку уложили на старый плед у порога. Мама пошла спать, Ино пошла в свою комнату, чтобы час проворочаться в бесполезной попытке хотя бы задремать и потом шептать свой адрес оператору самой дешёвой службы такси.***Ноги покалывало от напряжения, по позвоночнику прошёл строй мурашек. Шикамару запрокинул голову и плотно сжал губы, стало легко до невесомости и так хорошо, что он, кажется застонал, жадно хватая воздух. Темари подняла лицо, нарочито заглотнула, облизывая губы – сытая, довольная кошка. В комнате жарко... Наверное? Ещё несколько секунд не было ни жара, ни реальности, только легкость и мягкость в теле. Как же хорошо!Бывает так хорошо. Бывает так просто. Шикамару не знал, что бывает так. Женщина сама может звонить, приезжать с бутылкой ледяного виски... Женщина сама может расстегнуть ширинку после обсуждения влияние экзистенциализма на стратификацию современной этики. И никаких проблем, жирных уток, печенюшек и бессильной ревности. Вместо траханья мозгов просто траханье, сюда и туда... Есть бирюзовые глаза, ароматы восточной пряности от разгорячённой кожи, умные едкие интересные беседы. Он заслужил. Густое и горячее волшебство разливалось по венам. Темари тёрлась об него грудью, ну точно кошка. Шикамару запустил руку в мягкие волосы, когда требовательный звонок в дверь резанул по нервам. Стало и жарко и неловко одновременно. Как пойманный с поличным, Нара, чертыхаясь, натягивал брюки, точно догадываясь, кто там за дверью.Волшебство выветрилось, как не бывало, Темари щурилась от включенного света. Ино стояла на пороге всклокоченная, в какой-то домашней на размера два больше футболке, оголяющей полплеча, в пижамных шортах, резиновых шлепанцах с изображением Спанч Боба. Как ребёнок, что увидел кошмар и ввалился в родительскую спальню. Темари грациозно проплыла мимо и равнодушно кивнула гостье.Яманако непонимающе хлопала глазами, потом начала извиняться.- Ино, что случилось? – как-то обречённо спросил Шикомару.- Ничего... В смысле извини. Я, наверное, пойду?- Ино...
- Всё, правда, нормально. Извини, я должна была позвонить и спросить. Господи, как же стыдно, — в глазах Ино стыда не было ни капли, лишь сухая обида и злость. Даже сейчас она была самой красивой... Даже в шлепанцах со Спанч Бобом. Как? Как, блять, это работает?- Ино, что случилось?- Я мимо проходила... И уже ухожу. Хорошего вечера!Сказав это, Яманако как-то безумно улыбнулась и побежала вниз по ступенькам, на неведомых инстинктах Шикамару сделал шаг за ней, но, одёрнув себя, вернулся в квартиру и, плюхнувшись в кресло, зажал в зубах сигарету, так и не зажигая, перекатывал её во рту. Темари собиралась уходить, вечер был безнадёжно испорчен.***Сакура стояла зажмурившись, как перед прыжком в воду, и говорила нечленораздельно, что должна объяснить... И речь-то вообще не о том. За сгоранием от стыда и не сразу заметила удаляющуюся спину Итачи. Не зная, как к нему обращаться, Харуно просто окликнула, плетясь следом:- Постойте... Извините... Я не должна была.- За что ты всё время извиняешься? - тоскливо выдохнул Итачи, остановившийся уже за коваными воротами.- Ино любит вас — это правда, но не я должна была говорить об этом, - Сакура инстинктивно зашла за Итачи во двор.- Ты нарушаешь границы частной собственности...- Что, простите?- Прекращай уже извиняться и иди домой.Итачи растворился в темноте, оставив Сакуру наедине с дорожками гравия и садовыми фонарями, когда её мобильный бодро зазвонил, отсвечивая номер Ино.- Сакура, ты дома? - нервно прокричал голос подруги из телефона.- Нет, - испуганно ответила Харуна.
- Тогда говори где? Я приеду...
- Я... а ты где?-Ты издеваешься?- Нет, в смысле... Давай лучше приеду я, говори адрес.- Я... - Ино огляделась по сторонам в полном неведении, где она идет, когда прочла названия единственной горящей вывески в округе — я у кафе ?Глазунья?, это... Черт, я не знаю, где это.- В такси знают, наверное... Ино, я приеду.***Про таких грубо говорят: с жиру бесится. Хината с жиру не бесилась, чуть склонная к плавности форм, она и крошку лишнюю съесть боялась, а на тренировках по гимнастике пропадала, хоть спорт терпеть не могла. Там её и заметил учитель. Была, правда, ещё предыстория. Банальная предыстория про девочку из богатой семьи, отца-тирана и... И представьте, вы в ящике... Нет, не гроб. Просто ящик. Руки, ноги упираются, шевелиться – никак, всё затекло. Ящик прозрачный, из него хорошо видно, как бегают и ходят другие люди, а вы не можете даже пошевелиться. Давящая несвобода, тесная, парализующая пустота. К вам подходят, спрашивают, как дела, удивляясь, чего невеселый такой? Идут дальше... А вы застряли в этой грёбаной несвободе и бессильны что-то сделать. Хината так жила от рождения, никаких своевольных движений.... Спину держи так, говори это, ешь то... Не дай бог общаться с кем-то не тем. Да кто ты такая, чтобы решать сама? Замуж выйдешь за этого, платье наденешь вон то. И никакой свободы, мнения и прочего бреда... Может, ты семью опозорить захотела, может, давно не получала отцовской ладошкой по пухлой щеке? И представьте, кто-то говорит, что ты достойна лучшего, что ты уникальна и свободна, разбивает грёбаный ящик – и ты двигаешься, живёшь дышишь. А потом тебя за волосы тащат обратно, уже глотнувшую свободы, опять в тюрьму. Но за что? За что они так с ней...Хината хочет думать, что она не виновата в смерти отца. Хинате хочется, чтобы мальчик напротив, чмокающий губами во сне, не просыпался ещё хотя бы минут десять, пока учитель мнёт ей грудь и по-хозяйски раздвигает бёдра, наваливается сверху. У свободы бывает высокая цена. Боль пронзает насквозь, внутри что-то двигается и рвётся на части. На подвальных стенах испарина, на лбу – испарина. Учитель говорит, чтобы она была хорошей, чтобы она была послушной, а потом в забытье уже не говорит, а шипит и стонет от удовольствия, двигаясь всё быстрее. Противный хлюпающий звук, стыдно и холодно. Пахнет яблочным освежителем воздуха. А мальчик шевелит губами во сне и зовёт какую-то Сакуру.***Маленькое кафе причудливо сочетало жёлтый и белый цвета на стенах, чтобы соответствовать названию. Народу было немного, из телевизоров на стенах пела о неразделённой любви очередная идол-группа. Ино молча смотрела в свою чашку кофе, а Сакура уже отчаялась спрашивать: ?Что случилось?? Минут пять они сидели молча.- Ино, пожалуйста, расскажи, что случилось?- М-м-м... – Ино не отрывалась от разглядывания остывшей черноты напитка в своей чашке.- Я не смогу тебе помочь, если не расскажешь, и вообще... – Сакура устало огляделась по сторонам. — …И вообще сейчас уйду.- М-м...Подогреваемая раздражением, что разговаривает сама с собой и усталостью, Харуно разозлившись на весь мир, выпалила:- А я сказала Итачи, что ты его любишь...- М-м... – Ино, словно подавившись своим спокойствием, подняла испуганные глаза: - Сакура, я ослышалась, или ты пошутила?- Нет, я ему это сказала...- Какого хрена, ты что, совсем на башку ушибленная, или ты специально... - говоря это, Яманако, уже красная от злости, тянулась к розовым волосам подруги, та, кое-как увернувшись, подскочила и затараторила:- Да успокойся, я случайно, просто к слову пришлось...- Сакура, блять! - Ино уже не пыталась лишить волос подругу, лишь в злобе сжимала кулаки.- Ино, я, правда, ему это рассказала и, правда, не специально, прости... И... - Харуно посмотрела на подругу испытующе. — Теперь, когда ты знаешь, что натворила я, может, расскажешь, что сама натворила?
- С чего ты решила, что именно я что-то натворила? - всё ещё кипела злобой Ямонако.- Ино, ну я же вижу, что ты прям терзаешься... Я и рассказала тебе поэтому.- А Итачи тоже поэтому? - желчно передразнила подругу Ино.
- Да говорю же: случайно...
- Что ты вообще с ним делала?- Я, вообще, к Саске пришла...- Как Итачи отреагировал? Удивился? - глаза Ино зажглись искрой, а сердце стало стучать чаще.- Да не особо, — уклончиво проговорила Сакура.- В смысле ?не особо??
- Ну, — Сакура отвела взгляд в сторону экрана с идол-группой, потом вздохнула и зло отчеканила: — Да никак, словно бы не слышал. Мимо прошёл. Я вообще не уверена, что он человек.Ино сидела какое-то время, опустив грустно голову, лицо Итачи всплыло в памяти мгновенно, бритвой резануло по нервам. Господи, о чём она думает? По сравнению с тем, что могло сегодня случиться... Отставив чашку кофе подальше, Ямонако посмотрела в зелёные глаза подруги и более-менее подробно пересказала произошедшее с ней и мамой часа два назад. Сакура обалдело слушала, но потом, перегнувшись через стол, придвинулась к лицу Ино и вдруг отпрянула, прошептала не своим от страха голосом:
- Ино, у тебя вон там за ушами...- Что? - Яманако невольно коснулась ушных раковин, потом достала маленькое зеркало. За краешком мочки были красные крапинки свежей сыпи.