Пятая часть (1/1)

Я не знаю, который это был день, я уже не считал. Но такое чувство, как будто что-то поменялось с той ночи. Чонджи стал более холодным, стал куда-то уходить. И меня действительно снова стало посещать это тупое, привычное чувство паранойи, которое усилилось раз этак в тысячу. Он стал скрывать от меня что-то и я видел это так же четко, как я видел боль в его глазах. Сначала я думал, что это из-за меня, из-за того, что я признался ему в любви. Но нет. Он обнимал и целовал меня перед сном, мы спали в обнимку, но… Я чувствовал между нами тонкую грань, решетку, границу, барьер. Я не мог дать этому чувству точного названия, меня пугала эта неизвестность. И он тоже предпочитал оставлять это чувство инкогнито. Хотя я сомневаюсь, что он чувствовал это тоже. Я не знаю. Я совсем запутался. Я не хотел судить, не хотел говорить жесткое ?да? или ?нет?. Просто… Он уходил в слишком странном состоянии. И возвращался в таком же. На мои вопросы отвечал неопределенным ?Я не понимаю, о чём ты говоришь?. И так каждый день. Я даже взял отпуск на работе, потому что голова болела, бумаги валились из моих рук. Я не знал, что мне стоит сделать. Депрессия поглощала с головой, не давая вынырнуть из неё. Жизнь окрашивалась в черно-белые цвета, а Чонджи все ещё не было дома. В животе неприятно скручивало от осознания того, что он мне врёт. Нет, не врёт. Просто не договаривает. Не говорит ничего. Я не могу понять, что его гложет, что с ним случилось, куда он уходит. Я бы следил за ним, если бы не это холодное ?Я буду дома достаточно скоро. Не выходи на улицу?. Это было странно, даже слишком. Он сказал зашторить окна, сказал сделать звук на телевизоре тише. Я все делал так, как он и говорил. Как собака подчиняется хозяину, так же и я выполнял его наказы, периодически роняя слезы в полной тишине в гостиной. Но я чувствовал, что что-то неладное.Моё сердце стучалось о грудную клетку как бешенное, буквально норовило переломать все ребра, но у него не получалось, а так – ещё больнее. И я не знал, куда мне деть себя. Пытался что-то сочинять, но тщетно, не такой слад ума.Пытался готовить, но, как сказал однажды Чонджи, это плохая идея. Да и продукты быстро кончались, а идти за ними в магазин Чанхи не разрешал. И так с каждым днем мне становилось все хуже, апатия сменялась депрессией и наоборот, и мне ничего не нужно было от жизни, лишь бы он был со мной. Но он приходил поздно вечером и уходил рано утром, целуя меня в макушку и говоря что-то невнятное. Он совсем перестал улыбаться, и в моей душе больше не было даже лучика света, ничто не могло разогнать эту боль внутри меня. Я просто правда, искренне хотел быть с ним…Нарушив запрет, я оделся в уличную одежду и вышел из квартиры. Замок щелкнул, оповещая о том, что можно вытащить из него ключи, а я все ещё стоял рядом с дверью, понимая, что в какой-то степени совершаю преступление. Преступление перед Чонджи. Ведь я обещал ему… К чёрту. К чёрту всё. Я больше не могу сидеть в четырех стенах, меня это сводит с ума, мне начинает казаться, что я скоро выброшусь из окна. Мне просто нужен свежий воздух, просто нужна… Свобода. Хотя бы на гребанные десять минут мне нужна свобода. Хочу дышать, зная, что этот воздух действительно принадлежит мне. Хочу, чтобы свет был светом, а не темнотой, к которой я уже привык. Хочу слышать звуки, которые громче, чем телевизор, включенный на минимум. У меня тоже есть желания, есть потребности, и это нормально, что я пытаюсь убежать из той черной дыры, в которую меня засунули. Засунул. Самый близкий и родной человек. Самый любимый. Чёрт. Это ирония?Выйдя из подъезда я понял, что не особо что-то изменилось. Тишина, серое небо… Почти как и в квартире, лишь немного светлее, немного громче. И то лучше. Я боюсь сойти с ума, боюсь того места, куда ведут сами ноги. Но мне просто нужно развеяться. И мне плевать, куда и как. Плевать, что Чанхи будет кричать или, может, расстроится. Я стал таким эгоистом. Но я хочу так. Я просто хочу, чтобы все было как раньше. Чтобы он обнимал меня, чтобы он улыбался мне. Чтобы мы дурачились, чтобы круглые сутки делали что-то вместе. Я не хочу, чтобы все было так, как оно было сейчас. Я не хочу медленно засыхать, как ненужный цветок, который никто не поливает. Я не хочу столь медленную, столь мучительную смерть…- Бьенхун…Я обернулся. Я не знаю, сколько я шел. Но я не знаю этого места. Я не знаю, где я, и каким путем нужно идти, чтобы вернуться домой. Мне было плевать. Ведь моё сердце сейчас больше не билось в истерике от того, что ОН назвал меня по моему настоящему имени. Чонджи…- Что? – тихо спросил я, безучастным взглядом глядя на парня. МОЕГО парня. Чёрт,яуже даже начал забывать об этом.- Я же просил тебя не выходить из дома… - он говорит так, как будто разговаривает с приведением. Как будто сам не верит, что с кем-то говорит. Мне кажется, мы оба сошли с ума.- Изви… - начал было я, повернувшись к нему целиком, но сейчас это неважно. Потому что он меня перебил.- Уже всё равно, - ?не важно?, ?всё равно?. Для него тоже простые вещи стали терять значение. Мне даже начало казаться, что я не одинок. Но меня всё это… Напрягло.- Что это зна…И снова не дали договорить. Он не перебивал меня, нет. Он не сказал ни слова. Вообще. Просто направил на меня пистолет и все дела.Сердце издало последний удар и упало в пятки. Я не мог поверить своим глазам… Господи, пожалуйста, можно я ослепну? Можно я не буду видеть этого?.. Больно, слишком больно… Невыносимо. Боль разрывает на части изнутри, и я понимаю, что апатия – это самое идеально состояние. Господи, пожалуйста, верни мне её, или забери мое зрение. Я не хочу видеть того, как он направляет на меня дуло пистолета.- Ничего личного, Цыпа. Тут правда не мои предпочтения, - он пожал плечами так, как будто принес мне кофе без сахара, хотя я обычно кладу даже две ложки. Больно… Очень…

- Ты ведь не серьезно?.. – я понимаю, что мой голос срывается, но я все равно шепчу. И он вряд ли это услышит… Больно… Больно… Больно…- Я серьезней, чем когда-либо, Эль Джо. Просто не шевелись. Будет лучше…Я понимал, что меня трясет. Понимал, что я плачу. Понимал, что сейчас меня разорвет от боли изнутри. Но я не сдвинулся с места. Просто стоял и смотрел на него, как будто ожидал, что он передумает. Почему?..

- Я пытался тебя сберечь всё это время. Но сегодня… Сегодня у меня не вышло. Уж лучше я, чем кто-то другой…Заткнись. Не хочу слушать. Не хочу видеть. Даже зажмурился. Господи, забери у меня зрение, я не хочу видеть! Пожалуйста… Прямо сейчас. Я не хочу видеть этого пистолета. Я не хочу видеть боль в его глазах, даже если он говорит такие ужасные вещи. Я не хочу…- Встань ровно… Вот так… Хорошо… Я люблю тебя, Бьенхун.Выстрел. Я ничего не слышу, ничего не вижу, не могу даже ничего произнести. Мне страшно, Господи, помоги мне, я действительно боюсь…Чанхи переплел свои пальцы вместе с пальцами Эль Джо, прижав парнишку к себе. Не смотря на холодную погоду, Бьенхуну было тепло, и он с радостью прижимался к Чонджи, а тот целовал своего любимого Цыпу в макушку, стараясь в очередной раз не заплакать. Он все ещё чувствовал себя просто отвратительно, ведь во всем виноват он, он и ещё раз он. Даже не совесть, а что-то другое постоянно грызло его изнутри, побуждая протянуть руку к пистолету и выстрелить себе в висок. Но он этого не делал. Потому что его Цыпа без него не справится. Потому что он нужен Цыпе. Потому что Цыпа его любит. И он тоже любит Цыпу. Невыносимо сильно.- Чанхииии~ - проговорил Эль Джо, дернув пару раз того за рукав ветровки.- В чем дело, Цыпа? – тихим голосом спросил Чонджи.

- Посмотри наверх, - Бьенхун поднял голову, заставляя Чанхи поступить так же. – Красивое небо?- Очень красивое… - со слезами на глазах ответил Чанхи, изучая взглядом бетонный козырек над входом в подъезд. Глаза Эль Джо же, заплывшие белой пеленой, сияли счастьем. И Чанхи не мог позволить себе забрать его.- Доктор, почему он не видит?..- Все из-за шока, мистер Ли.- Шок, да?.. Но ведь его можно будет восстановить, да? Это же…- Не в нашем случае. Простите. Мне очень жаль…