1 часть (1/1)

— Фиамма…Дай замерла на пороге медпункта, словно окаменев, не находя в себе сил, чтобы сделать ещё хотя бы шаг.Она часто бывала в этой просторной и светлой, но слишком холодной комнате, где не было ничего мягкого и всё сплошь состояло из острых углов. Дай всегда была подвижной девчонкой и постоянно разбивала коленки, царапала руки, пару раз ей доводилось приходить сюда даже с вывихами, однажды её принесли после того, как она наглоталась воды: ногу свело судорогой, когда она пыталась впечатлить мисс Джи. И, конечно, она навещала подруг. Однажды Рози свалилась с жуткой простудой, кажется, через пару недель после того, как прибыла сюда. Она ужасно плакала по ночам и почти ничего не ела, неудивительно, что её здоровье не выдержало, тем более, на таком слякотном, всегда сыром месте, как их пансионат. Пробравшись к ней ночью, Дай строго отчитала девочку: ?Нечего раскисать, нам всем здесь нелегко, и все мы хотим домой. Ты не особенная?, — а после угостила её тостами с маслом и капелькой краденного ягодного джема. И без того маленькая и хрупкая, похожая на мышку, Рози казалась особенно крошечной на слишком большой и холодной кровати, и Дай, несмотря на суровость, всё же поцеловала её в лоб на прощание, прошептав, что они все здесь любят её и ждут, когда же она вернётся в общую комнату — слишком больно было на неё смотреть.На Фиамму ей смотреть было так больно, что Дай не могла даже пошевелиться.Маленькая испанка полулежала в постели, опираясь спиной на три поставленные друг на дружку тощие больничные подушки. Она не открыла глаза, заслышав её голос, и если бы не лёгкий румянец на прежде мелово-белых щеках, если бы не чуть порозовевшие губы и трепещущие ресницы — можно было бы подумать, что девушка до сих пор в обмороке. После того ужасного приступа она на удивление быстро пришла в себя, хотя, по словам мисс Нивен, ей предстояло ещё несколько дней провести в постели, соблюдая полный покой и строгий режим. Поэтому из всех девчонок к ней пустили только Дай, и то, взяв с неё с десяток обещаний не шуметь, не плакать и не волновать больную. В руках девушка сжимала несколько свёртков — подарков от остальных.— Фиамма… — повторила она чуть-чуть слышно.На этот раз испанка медленно подняла ресницы.Дай замерла, готовая встретиться с взглядом, полным обжигающей, острой ненависти — но увидела в тёмных глазах лишь немыслимую усталость. Мягкие солнечные лучи падали на её строгое и нежное лицо, но оно оставалось таким же мраморно-белым, как прежде, хотя обычно на солнце становилось видно, что в жилах этой девушки течёт южная кровь: её кожа, глаза, даже тёмные волосы — всё начинало отливать золотом, а губы становились яркими, как кораллы. Дай резко моргнула, пытаясь прогнать видение этих же губ, побледневших, судорожно хватающих воздух, издающих самый страшный звук, который Дай когда-либо слышала — тонкий, прерывистый звук умирающих лёгких астматика.— Здравствуй, Дай, — тихо обронила Фиамма.Рэдфилд решительно переступила через порог с тем же чувством, с каким шагала с вышки в ледяную воду, и принялась энергичными, резкими движениями расставлять подарки на тумбочке.— Это от Фаззи.Большое, пышное, сладкое пирожное, самое любимое у Фаззи. Она копила на него деньги целый месяц, а день, когда она его покупала, был для неё то же самое, что и день рождения.— Это от Рози… Я спросила у миссис Нивен, она сказала, что у тебя нет аллергии, поэтому я разрешила.Крошечный букетик собственноручно собранных лесных цветов, перевязанный ленточкой, и книжка восточных сказок из библиотеки. Фиамма слабо улыбнулась и легко провела по обложке кончиками пальцев.— Это от Поппи.Ещё одно пирожное, всё из розового крема, украшенное цветами, и целый свёрток конфет в хрустящей обёртке; ещё она передала ночную сорочку Фиаммы — нежный атлас цвета персика возле косточки мягко скользнул между пальцами Дай, когда она укладывала её в ногах у испанки. Хорошая идея, жаль, что Дай не догадалась первой: Фиамме наверняка не понравится в больничных сорочках, она любит окружать себя красивыми вещами. Прежде Дай это раздражало: какого чёрта она пытается показать, будто она лучше всех, будто она какая-то особенная?! Но теперь она готова была окружить её безделушками, словно принцессу из арабских сказок.— Это… И ещё это… И вот…Все девочки из команды что-то передали для Фиаммы: целую гору сладостей, множество цветов, кто-то сделал бумажный кораблик… Сама Дай собрала все вещи Фиаммы, нашла в траве на поляне её ингалятор, принесла все её крошечные, наверняка памятные статуэтки, кулон, который она иногда надевала, даже помаду и тушь. Последним она поставила на тумбочку уже полупустой флакон её духов, который Фиамма подарила ей когда-то в знак дружбы. Теперь Дай не имела на это права — ни на духи, ни на дружбу.Раскладывая подарки, Рэдфилд говорила, говорила и говорила, отрывисто и быстро, громко, лишь бы заполнить хоть чем-нибудь густую и холодную, пахнущую лекарствами тишину, но на Фиамму старательно не смотрела. Только закончив, она вытянулась перед ней в струнку и хотела было выпалить заготовленную речь, но эта невозможная испанка, как всегда, её обескуражила:— Здесь больше, чем пять предметов, — сказала она с мягкой улыбкой.Дай даже вздрогнула, с трудом вспомнив бесконечно далёкий эпизод, когда она — суровый и жёсткий капитан и лидер группы! — выговаривала новенькой за нарушение правил пансиона. Губы её невольно дёрнулись в нервной улыбке.— Ты болеешь. Тебе можно.Улыбка Фиаммы сделалась немного ироничной. Кажется, она хотела ещё что-то сказать, но Дай порывисто схватила её руки — обычно тёплые, сейчас они едва ли не таяли в ладонях, будто куски льда — и на одном дыхании протараторила:— Фиамма, я знаю, что бесконечно виновата перед тобой! Девочки… Девочки просили передать, что им ужасно жаль, и они просят прощения, но я не прошу. Я знаю, что я его не достойна, я… — На глаза Дай навернулись слёзы, но она продолжила говорить через болезненный ком в горле: — Я знаю, что я его не заслуживаю, я ужасно, ужасно с тобой поступила… Поступала всё это время, и ты чуть было не погибла из-за меня, и… Я не прошу прощения. Я лишь надеюсь, что ты позволишь мне искупить мою вину, и что… — Она судорожно сглотнула и добавила ломко подрагивающим голосом, ненавидя себя за эту слабость: — Ты не ненавидишь меня слишком сильно. — Дай…Девушка вздрогнула всем телом и отступила на шаг, невольно загораживаясь рукой от… Сострадания в голосе Фиаммы. Маленькая испанка привстала на подушках, глядя на неё как на ребёнка, винящего себя в разводе родителей.— Ты не виновата.— Не надо! — В глазах Рэдфилд сверкнула отчаянная злость. — Не надо, я не заслуживаю твоего сострадания, ты слышишь?! Ты не должна меня жалеть! Ты чуть не погибла… чуть не погибла по моей вине, Фиамма, ты должна злиться!— Ты будешь решать за меня, что я должна чувствовать, Дай?Она словно споткнулась об этот мягкий голос. Фиамма всегда так говорила, когда ей что-то не нравилось: не злобно, не резко или раздражённо, но её голос будто бы проводил черту между нею и поведением, которое она считала для себя неприемлемым. Иногда в нём могло звучать мягкое недоумение и растерянность, как в тот раз, когда мисс Джи заставила её прыгать в ледяную воду, иногда ласковые, уговаривающие интонации, будто она объясняла прописные истины — как сейчас. Дай мгновенно ощутила себя глупой, глупой маленькой овечкой.— Нет, но… — упрямо начала она слишком звонким голосом, но Фиамма властно подняла изящную, тонкую ладонь, мгновенно заставив Дай вспомнить, что в её жилах течёт кровь потомственных аристократов.— Пожалуйста, помолчи. Мне… — Она охрипла, и следующие слова словно бы вытолкнула из гортани. — Мне трудно говорить. Очень болит горло. Я не могу тебя перекрикивать.Дай поперхнулась и зажала рот ладонью, готовая провалиться на месте. Как она не подумала, Фиамма пережила астматический припадок, конечно, у неё жутко болит горло! Дура, какая же она дура! И Фиамма тоже хороша, вот чего стоило не вступать с ней в спор и просто принять её слова, её раскаяние?! Дура.— Дай. — Девушка подняла голову, затравленно глядя на маленькую испанку из-за коротких локонов. Мягко и медленно, словно пытаясь пробиться к её разуму сквозь мутное стекло, сквозь толщу воды, она сказала: — Ты понимаешь, что это мисс Джи не помогла мне? Не ты. Ты — ты пыталась помочь. Ты почти это сделала.— Почти… — с острой ненавистью к себе прохрипела Дай. — Я должна была остаться. Я должна была…— Никто из нас не знал, что на уме у этой женщины. Никто. Ты. Девочки. Я. Никто не знал.— Я всегда была её любимицей… Я знала её лучше других…— Ты знала её хуже других.Дай вздрогнула от этих жестоких слов и бросила на Фиамму болезненный взгляд, будто умоляя остановиться.— Прости меня, Дай, но твоя любовь к мисс Джи затуманивала тебе разум. Это не твоя вина, поверь мне. Если я что-то поняла о мисс Джи за всё это время — так это то, что она очень хорошая лгунья. Она умеет затуманить разум своей красотой, своими красивыми речами... Мне повезло: я всего лишь читала те же книги, что и она, и поняла, что она врёт, но это… это просто совпадение. Как и то, что она стала относиться ко мне… по-другому, и поэтому я увидела её… другие… стороны. А могла и не увидеть, Дай, ты понимаешь?Дай сжала кулаки так, что обгрызенные, обломанные за время, пока Фиамма была без сознания, ногти больно впились в ладонь. ?Относиться по-другому?, надо же. Слишком мягкая формулировка до маниакальной одержимости кем-то, доходящей до того, что эта женщина, эта ведьма, готова была убить Фиамму лишь за то, что она не разделила её чувств. По коже девушки пробежала морозная дрожь. Мисс Джи… Боже, как она могла не разглядеть в своём кумире эту маниакальную жестокость? Попытаться убить человека… Спокойно наблюдать, баюкая в объятиях и шепча нежные слова, как тот, кого ты якобы любишь, задыхается в припадке, как умоляет о помощи… Дай судорожно закусила губу, не желая ударяться в слёзы при Фиамме.Должно быть, эта картина годами будет мерещиться ей в кошмарах. Руки мисс Джи, нежно обнимающие задыхающуюся Фиамму.Руки мисс Джи, удерживающие её ладонь, чтобы она не успела схватить ингалятор.— Как я могла не замечать… не замечать всё это время… — дрожащим голосом прошептала Дай. Глаза её застилали слёзы, и лишь недюжинная сила воли мешала им пролиться по щекам. — Когда она заставила тебя нырять в воду после нас всех… когда ты чуть не задохнулась…Фиамма поморщилась, невольно проводя рукой по горлу. У неё были бледные, тонкие пальцы и безукоризненная шея, такую Дай видела только на фотографиях скульптур в библиотечных книгах, но у Фиаммы она была живой, под её тонкой кожей билась жилка пульса, Дай видела её даже на расстоянии; пальцы вдруг закололо, когда она представила, как это: ощущать под ласковыми подушечками быстрый, горячечный стук, касаться легко и нежно, бережно, ни в коем случае не причиняя боли, больше всего Дай теперь боялась причинить ей боль.— Почему ты не сказала? — прошептала Рэдфилд в полном отчаянии. — Всё это… Всё это можно было предотвратить.— Я боялась, — просто призналась Фиамма. — Боялась сказать учителям, потому что они бы не поверили, а даже поверив — едва ли что-то предприняли.Дай невольно вздрогнула и злобно стиснула зубы. Фиамма права. Пока она была без сознания, ошалевшие от горя, вины и жалости девочки метались, пытаясь достучаться до мисс Нивен, пытаясь донести до неё, что только что произошло, по чьей вине Фиамма сейчас балансирует на грани жизни и смерти, но натыкались на глухую стену молчания. ?Мы всё понимаем, мы все чувствуем свою долю вины в этом, но…? Но. Всегда существовало какое-то ?но?, не позволяющее наказать мисс Джи так, как она того заслуживала. ?Но мы не можем утверждать наверняка?, ?Мы не можем предъявлять такие жестокие обвинения, мисс Гриббен расстроена, как и мы все?…?Мы не можем допустить, чтобы об этом узнала полиция?.Последнее ?но? не звучало напрямую, но Дай никогда не была дурой. Девчонкой, склонной возводить на пьедестал тех, кого любила — да. Но не дурой, определенно.Как Дай хотела, чтобы эту ведьму, это чудовище отдали в руки полиции! Чтобы её уничтожили, заперли в тюрьму, казнили! За жестокость, за подлость… За гнусный обман, боже, ведь Дай правда, правда всем сердцем любила этого монстра!Ненавидя и себя за наивность, и её за обман, Дай хотела растоптать в пыль обломки рухнувшего идола — но у учительниц было другое мнение.— Сказать вам я тоже боялась, — продолжала Фиамма печально, — потому что… Извини, Дай. Потому что вы любили мисс Джи больше меня.Из горла Дай вырвался звук, похожий на сдавленное рыдание, и она отвернулась, закрывая лицо прядями волос. В ушах стучало: замолчи, замолчи, пусть она замолчит, почему она не может замолчать?! Стучало исступлённо, отрывисто: виновата, я виновата, что бы Фиамма ни говорила — я, я, я одна виновата, я не должна была делать то, что делала, я должна была предотвратить, должна была узнать, я должна, должна была…— Дай… — с состраданием вздохнула маленькая испанка.Она чуть привстала на кровати, будто пытаясь встать, пытаясь дотянуться до неё, но тут же, поморщившись и побледнев, легла обратно. И хорошо. Хорошо. Дай не могла, не могла сейчас оказаться в её объятиях, если бы это случилось — она бы умерла от ненависти к себе, от чувства вины, от боли, и Сатана поджаривал бы её душу на костре вечно. Она заслужила.— Боже мой, Дай… Дай, глупышка, ты не можешь всё на свете контролировать. — Впервые Дай с удивлением услышала в её по-прежнему ровном голосе резковатый испанский акцент. — Возьми платок, пожалуйста. Извини, он в крови.Дай машинально взяла у неё платок трясущимися пальцами. И эта кровь… эта кровь на нём — тоже её вина. Из носа текло, Дай торопливо вытерлась уголком, стыдливо отворачиваясь: так унизительно было предстать перед всегда — даже сейчас — такой утончённой, такой изысканной Фиаммой с соплями по подбородку.— Я так виновата перед тобой… — заложенным голосом пробормотала девушка.— Дай…— Не спорь! — отрезала она командирским тоном. — Не спорь. Я виновата. Я это знаю. И я всё сделаю, чтобы искупить свою вину перед тобой, я обещаю.Голубые глаза загорелись немного фанатичным огнём, пальцы исступлённо стиснулись в кулаки. Фиамма мягко, немного печально улыбнулась, глядя на неё с выражением, которому Дай не могла подобрать название. Нежность? Печаль? Выражение принцессы, которой приносит клятву верности рыцарь?— Я бы хотела, чтобы мы с тобой стали подругами просто так… — негромко вздохнула девушка. — Не из-за мисс Джи… Даже сейчас она всё ещё стоит между нами, хотя ты уже не ревнуешь.Донельзя смущённая, Дай растерянно приоткрыла губы, не зная, что и сказать. Фиамма… Хочет её дружбы? Всегда отстранённая, пребывающая где-то в своём мире Фиамма хочет её дружбы? После всех злых розыгрышей, которые они ей устраивали, после… После того, как она чуть не умерла по вине Дай — она хочет её дружбы?!— Ты понимаешь… — таким тоном, словно маленькая испанка была величайшей в мире идиоткой, начала Рэдфилд. — Ты понимаешь, что ты хочешь дружить с человеком, который тебя едва не убил?!С губ Фиаммы сорвался лёгкий досадливый вздох, взгляд скользнул вверх, будто призывая господа в свидетели чужой глупости.— Я надеюсь, что та, кто едва меня не убил, получит по заслугам, Дай. Но это не ты. — Маленькая испанка с лёгкой улыбкой протянула ей руку. — Давай забудем прошлые обиды, Дай, и будем друзьями. Хорошо?Разве Дай могла отказать? Всё ещё растерянная — как, ну как так можно, почему, она или ангел, или очень, очень, очень глупая! — девушка послушно протянула руку в ответ и сжала тонкую, мягкую, шелковую наощупь ладонь, и на сей раз нежные пальцы оказались тёплыми, словно немножко полежавший на солнце шёлк. Дай робко, неуверенно улыбнулась, тайком бросая на неё острые, быстрые взгляды из-под волос. За что-то хотелось сказать ?спасибо?.Она хотела было присесть на краешек её кровати, задать какой-нибудь вопрос — хотя бы банально осведомиться о самочувствии — или начать пересказывать последние школьные новости, но тут послышалось негромкое, но настойчивое покашливание. Девушки вздрогнули, словно застигнутые за чем-то неприличным, и одновременно обернулись. На пороге стояла миссис Нивен.— Что я говорила вам о длительности посещений, мисс Рэдфилд? — поинтересовалась она, слегка поднимая брови.— Уже ухожу, мисс Нивен, — буркнула Дай и бросила извиняющийся взгляд на Фиамму. — Прости, Фиамма.— Всё в порядке. Спасибо, что зашла, — прозвучало очень мягко, даже нежно. Дай смущённо улыбнулась, чувствуя, как теплеют от румянца щёки и бьётся в груди сердце (как, ну как она так может?!), и зашагала было к двери, но её настиг по-прежнему мягкий, но настойчивы голос: — Дай. Ты кое-что забыла.Рэдфилд обернулась. Фиамма улыбалась, солнце золотило её кожу. В тонких пальцах мерцал изящный флакон, наполовину наполненный персиковыми духами.