Пролог (1/1)

Я… А?Ничего не вижу… Совсем ничего?Мои глаза…Не могу коснуться лица. Мои руки…Что с ними? Не чувствую…А? А у меня… Были ли у меня руки?Я стою? Или все-таки лежу? Не вижу, не чувствую, не слышу. Не могу понять, существую я или нет?Тихо…Не слышу, ничего не слышу. У меня есть голос? Я кричу? Кричу… нет, не слышу.Это… Что сейчас…Это звук? Что за звук… неприятно… тише… Хочу спать… Да, спать… Тише, тс-с-с.Снова? Почему… жжется… Жжется.? Жжется!—?А-а-а! —?Это мой голос? Странно, разве он был таким писклявым? Тише, замолчи, слишком громко… Все ещё жжется,?— Ах.—?Всё таки выжила. —?Чужой голос. Хриплый, рваный, мужской. Враждебный.Трогают, меня трогают? Зачем? Что, холодно? Мне холодно, я чувствую… Чувствую…Что это за место?***Почему я здесь?Я не умерла? Хорошо. Но тело неправильное. Неправильное!Мои глаза так плохо видят. Моё тело маленькое и неуклюжее.Не могу встать.Хочу плакать. Можно?Нет.Ну и ладно.***Это так скучно. Теперь, когда я покинула место, в котором пришла в себя, мне стало скучно. Все что я делаю?— это ем и сплю. Никакого разнообразия. Конечно, я могла бы учиться ходить или разговаривать?— как оказалось я не могу даже таких простых вещей?— это единственное, что доступно мне прямо сейчас, но и это так скучно.Я могу смотреть в окно. Небо чаще всего чистое голубое с редкими кучевыми облаками. Порой птицы садятся на решетку окна и тогда можно послушать их щебет. Он лучше детских голосов. Мне нравится смотреть в окно.Мое зрение, как уже стало ясно, улучшилось. Нет, сформировалось. Цветов, в конце концов, стало куда больше, чем один серый. И пятна обрели форму. Пожалуй, формы и цвета единственные все ещё приятные и интересные вещи. В остальном же все такое скучное.Я знаю, что все больше расту и мои руки крепче день ото дня. Я могу перевернуться и даже встать на четвереньки. Это хорошо, скоро мне позволят выйти с кроватки, и я смогу уйти из этой однообразной комнаты.К нам приходит женщина, очень часто. ?К нам??— потому что, кроме моей кроватки, есть ещё много колыбелек с детьми. Я сама выгляжу как ребёнок. Но я же не он.? Я все чаще сомневаюсь в этом.Женщина приносит игрушки. Цветные и яркие, пищащие и поющие. Но скучные. Иногда это головоломки, слишком простые. Вставить кубик в квадратное отверстие, или построить башенку. В такие моменты она всегда контролирует меня, не позволяя брать игрушки в рот. Ужасно. Десна чешутся. Я знаю, что за остальными детьми присмотр не такой строгий, как за мной. Связано ли это с тем, что я тащу в рот что попало и умею калечить себя даже там, где это невозможно? Я смогла поставить себе синяк плюшевым мишкой.В этом виновата пуговица-глазик, вовсе не я…—?Сегодня можем погулять, погода замечательная,?— ласково прошептала женщина и погладила меня по короткому ежику волос. Я не знаю какого они цвета, они слишком короткие. Зато цвет волос женщины я знаю, черные-черные и блестящие,?— Триша.Она ждет моего ответа. Смеха или быть может любого другого звука, как обычно это делают дети. Но мне не нравится говорить. Голос писклявый и громкий, противный. Я молчу.Женщина вздыхает, затем прикрывает глаза и прижимает меня к груди. Я чувствую слабый запах мыла и свежей одежды.—?Пора бы тебе заговорить, Триша,?— она тянет моё имя шёпотом, поглаживая по голове и смотря куда-то в потолок,?— Твой интеллект вполне соответствует возрасту и здоровье превосходное, но ты продолжаешь молчать. Неужели не хочешь поговорить со своей мамой?Она продолжает называть себя моей мамой. И мамой всех детей в этом доме. Но мы же не родные.Она кладет меня в кроватку.—?Ничего страшного, Триша, рано или поздно, ты заговоришь,?— она утешающе улыбается, целует меня в лоб и уходит.Я засыпаю.***Это трудно.Теперь я точно могу вспомнить, что мое имя?— не Триша, а я куда как старше года.Женщина считает меня ребёнком и похоже… Да, я и есть ребёнок. Вот только мой разум принадлежит взрослому человеку. И это трудно.Не знаю возраст тела, но примерно около одного-полутора года, мои зубы уже прорезались и тело достаточно окрепло, чтобы ползать.Теперь я питаюсь не только тёплым молоком, но и разными кашами. Я все чаще сплю, так как заняться мне больше нечем, игрушки не представляют для меня интереса и я скидываю со своей кроватки их всех, за исключением того самого мишки, о глаз которого я когда-то поранилась. Женщина зашила ему глаза черной лентой.И только на ежедневных прогулках я не засыпаю. Потому что мне нравится свежий воздух, яркое небо и теплые лучики солнца, я наслаждаюсь и мне любопытно. Скука уходит пока я на улице.Детей здесь очень много, я насчитала около сорока или пятидесяти. Точное число не скажу, потому что все еще путаюсь в этих цветных макушках. Таких малышей, как я, много, но кроме нас есть и более старшие. Некоторых я даже знаю по имени. Это потому что они частенько заходят и возятся с нами. Хотя самим им не дашь больше трех. Меня они любят тискать больше всего, наверное, из-за того, что я меньше сопротивляюсь и не плачу. Что-ж, с ними мне не так скучно. Но щеки после них болят. И не только щеки, кому-то больше нравится дергать мои волосы…Все мы одеты в белые длинные сорочки, которые, пожалуй, даже слишком длинные для нас. По правде, все кроме женщины одеты в однотипные белые одежды, и мне кажется это странным. Возможно, у нас такая строгая дисциплина?Я подняла медведя над собой. В отличие от других, у меня всего одна игрушка.Я тут подумала, могло ли это место быть приютом для сирот? ?Мама?, которая вовсе не мама, большое количество детей, белая ?форма?. Ну, во всяком случае, это место очень на него похоже.Я перевернулась на живот, мягкий ковер защекотал щеки и шею.В случае если это место и правда приют, стоит ли мне называть женщину мамой? Или воспитательницей? Все таки ?мама? подходит больше.Я задумчиво посмотрела на возящихся рядом детей. Одного из них кажется зовут Дон. Он немного старше меня, может на полгода или год. Такой активный.Э-э-эм, а их называть сестрами и братьями? По крайней мере того хочет ?мама?. Ладно.***Я сидела под деревом на пледе, который расстелила для нас с Гильдой мама, и внимательно наблюдала сквозь ветви и листву за небом. Облака мерно плыли над нашим домом, солнышко светило мягко, не ослепляло, было тепло и я вполне могла бы уснуть тут, как это часто случалось. Это дерево высокое, большое, можно сказать массивное. Я не знаю его названия, может быть это вяз. Похож на него.Надо мной послышался веселый щебет, и я приподняла голову чуть выше, чтобы увидеть юрких маленьких птичек. Я закрыла глаза.Казалось, все наше поле наполняется музыкой: шелестом листьев под легким теплым ветерком, чьим-то смехом и задорной звонкой песнью птиц.Да, это то, что мне нужно…—?Тичка,?— неосознанно вырвалось у меня, и душевное равновесие тут же было нарушено.Я была права, говорить сложно и неприятно. Писклявый голос не может ничего сказать правильно. Хм.—?О, Триша! —?мама, которая все это время была рядом и плела венки для Гильды, вздрогнула и подскочила ко мне, нежно прижав к груди,?— Моя милая Триша, твое первое слово!—?Три-иша,?— повторила за ней Гильда,?— Три-иша!Венок из полевых желтых цветочков был отброшен, Гильда и мама закрутились вокруг меня, настойчиво пытаясь разговорить. Малышка Гильда вряд ли понимала для чего, но ее личико было таким радостным, что могло показаться, будто она всю свою жизнь ждала от меня первых слов.—?Скажи, скажи-и,?— повторяла она. Ее черные глаза блеснули каким-то предвкушением. Могла ли она воспринимать это как игру ?выбей из Триши слово??Да, похоже, это так и есть.—?Эй, Эмма, иди сюда! —?Слегка повысив голос, позвала мама.Эмма, кудрявая четырехлетняя девочка, подбежала к нам. До этого она играла в мячик и на ее рубашке появились пятна. Она очень энергичная, энергичней Дона!—?Наша Триша только что сказала первое слово! —?радостно сообщила ей мама. Гильда закивала.Зеленые глаза зажглись, и Эмма весело взвизгнула. Схватив меня за обе руки, она решительно посмотрела на меня.—?Триша, Триша!Эмма очень привязана ко всем детям нашего дома и также она одна их тех, кто частенько наведывается в детскую, чтобы потискать нас.Смотря на нее, я думаю, что не могу сопротивляться. Она наверняка обидится или расстроится, если я не уступлю ей. Я люблю этого ребенка, не хочу расстраивать ее.—?Эм-ф-мя,?— попробовала я,?— Эм-мф-ма-а.—?Уи-и-и!Ох, кажется или меня хотят задушить?Надеюсь, это последнее мое слово за день.***—?И вот дождь барабанил по лопуху, чтобы позабавить улиток, а солнце сияло, чтобы зеленел их лопух, и они были счастливы, счастливы,?— мама ненадолго умолка, терпеливо ожидая, когда кучка детей, облепивших ее, притихнет. Смех и радостный лепет постепенно затих,?— И вся их семья была счастлива.Я поерзала на ее коленях. Глупая сказка.—?Триша, тебе не понравилось? —?спросила мама, закрывая книгу.Я покачала головой. Не пытайся меня обмануть, мама. Больше я ни словечка не скажу!—?По-моему сказка хорошая,?— вмешалась Эмма,?— Все ведь счастливы!Она подняла руки вверх и широко улыбнулась. Мама погладила ее по рыжим вихрам. Девочка довольно зажмурилась и прильнула к нам.Норман склонил голову на бок, потянул край белого фартука и показательно потянулся к маме, призывая ее помочь ему забраться к ней. Места для него уже не было, и он это знал, но продолжал сиять своими чистыми голубыми глазами и тянуть ручки. Я встрепенулась и поспешила освободить колени.—?Ох, Триша,?— мама покачала головой, когда я чуть не упала, и помогла мне спуститься на пол.