Глава 1. Абстиненция. (1/1)

Эссекс, 1969 год.Он это заслужил.Чем больше он вспоминал, тем больше лица его жертв посещали его сны; Митчел понимал это. Он это заслужил.Он часто поражался тому, что говорил его старый приходской священник, какое наказание он, вероятней всего, мог понести, чтобы искупить все свои грехи. Ибо это были не просто лица его жертв, которые наводняли ужасом его ночные кошмары; это был сам адов огонь. Настолько живо он мог чувствовать языки пламени, слышать крики проклятых – его собратьев, приговорённых к вечным мукам. Но такова была судьба всех убийц, не так ли? Разве мог он надеяться на что-либо, кроме Ада? Это было тем, что он заслужил.А тем, что он не заслужил, было утешение.Он не заслужил сильные руки, которые обнимали его, когда он просыпался, заходясь криком, в ночи, шёпот слов, обещающих, что всё наладится. И всё же он принимал всё это без колебания, ибо единственное, что было ему привито с тех пор как он стал вампиром, это чувство самосохранения. И трусость. Первые несколько раз он лишь смутно осознавал это присутствие, находясь в полубредовом состоянии от абстиненции* и ужасов его ночных кошмаров. Он цеплялся за фигуру Луциана, как за “спасательный круг”, ища якорь в мире наяву. Сначала он был растерян, сбит с толку.Он смог воскресить в памяти эпизод из своего детства: и он и его мама страдали от ужасной лихорадки, наводнившей деревню, оставив отца бороться за их жизни и продолжать работать. На протяжении тех ночей его также часто мучали кошмары, приносимые лихорадкой. Но он всегда просыпался на руках отца, успокаеваемый словами, в темноте, и это то, что он помнил, пока снова не проваливался в сон. Это было воспоминание, которое до данного момента он не воскрешал в памяти десятилетиями.Но руки, на которых он просыпался теперь, не были отцовскими, а слова, нашёптываемые ему, были на английском, не на мелодичном гаэльском времён его детства. Как только он успокаивался, он чувствовал себя в безопасности, так же как и в те ночи давным-давно, когда он был мальчишкой. Только эти ночные кошмары были гораздо более ужасными, чем лихорадка вызывавшая видения из его детства. Это были ночи, которые доводили его до такой дрожи, что он не мог выносить даже мысль о том, чтобы остаться одному, ночи, когда он думал, что будет лучше покончить со всем этим – смириться с судьбой. И это были те ночи, когда Луциан оставался. Митчел проваливался в сон, положив голову на плечо Луциана, а утром просыпался, ощущая руку Луциана на боку и чувствуя защиту. В такие ночи он спал лучше.По мере того, как его разум начал проясняться после всех этих недель, он удивился тому, что этот мужчина, которого Митчел никогда раньше не знал, был готов на всё, чтобы прийти ему на помощь – мужчина, который на самом деле был послан, чтобы убить его. Когда Митчел спросил, Луциан заговорил о прощении и втором шансе; о том, что, как верил Митчел, он не заслужил. Но именно это ему и было дано; второй шанс. После всех недель, в течение которых он был погружён в вину и страх, он открыл кое-что ещё...Надежду.