Чужая погибель (1/1)

Так как двери назад были заблокированы Джошуа решил проложить себе путь через другие двери. Перед одной из них, закрытой, он обыскал неудачника и нашел у него свою ключ-карту. Хотелось в тот момент хорошенько пнуть этот кусок недоразвитой бабочки у себя под ногами, но бобби сдержался, опасаясь добить пленника и этим лишить Антона удовольствия посмотреть на его смерть. Пару раз пройдя по нескольким помещениям констебль, волоча за собой безвольное тело, наконец-то вышел к архиву. Клубов зеленого дыма в нем уже не наблюдалось и двое уборщиков, старательно, наводили лоск в комнате. Один из ни работал метелкой, а второй, окуная сероватую тряпку в ведро с водой, тихо напевая себе под нос, мыл до блеска металлические ящики. Стол уже был поставлен на место и даже ручки, до этого разбросанные по всему полу, тоже были уложены аккуратно на свое место. Что сказать, ну молодцы. Довольно вздернув подбородок Рейнольдс переступил порог своего обиталища и поволок за собой свою добычу. След крови, который оставлял отказчик, уже давно закончился, а красные следы, засохшие на его лице, уже не оставляли за собой пятен. Размотав с кулака провод Джошуа бросил его на пол и направился, не переживая о сохранности пленника, к собственному столу. Ничего, доктор Верлок немного подождет. Пять минут пусть помучается в ожидании развязки и финала этой интересной истории. Констебль обошел стол и, наклонившись, принялся рыться в ящиках. Все в них немного перемешалось, но порядок он наведет в них чуть позже. Покопавшись в куче бумаг бобби извлек из одного из ящиков упаковку с сигаретами. Вот они его родимые, наконец-то. Действие радостина постепенно заканчивалось, потому Джошуа начинал испытывать неприятные, терзавшие его невыносимой болью, чувства. Самым сильным была усталость, а к ней примешивалось желание хоть немного поспать, хотя бы пару часов. Усевшись с краю стола Рейнольдс, блаженно зажмурившись, чиркнул спичками и зажег краешек сигареты, который тут же вспыхнул насыщенно оранжевым цветом. Джошуа с громким вздохом вдохнул вредный дым в легкие, при этом закатив глаза от удовольствия. Тепло обожгло грудь и затем желудок, подарив некоторое спокойствие. Как только была изобретена ежевика Рейнольдс, как и все остальные патрульные, начал употреблять ее, хотя знал о том, что доктор Верлок будет этому не рад. Изобретение Салли Бойл, его бывшей любовницы, с которой он расстался с таким болезненным, сердечным разрывом, стало незаменимым в рядах констеблей. Оно не отбивало им память и сохраняло реакции, правда пока еще доктору не удавалось заполучить ни один образец в свои руки, потому что бобби, особенно после его приказа арестовать их благодетельницу, не собирались ничего давать. У Рейнольда было четыре капсулы в запасе, но говорить о них Антону это значит самому положить голову в гильотину и дернуть за веревочку. Не убьет, так рассердится или еще чего, прикажет покалечить. А если прикажет - Джошуа сам себя накажет, как скажут. Настолько он предан своему хозяину, правда как хорошему псу ему бы отлежаться немного. Сравнение с собакой ни в коем случае не оскорбляло телохранителя, скорее наоборот, за глаза его так и называли "цепным". За своего доктора Верлока он был готов грызть даже металл, тем более человеческую плоть. Довольно оскалившись Рейнольдс сделал еще одну затяжку, сжав зубами сигарету. Если он не будет пить ежевику он снова вспомнит свою жену и дочь, они и так приходили к нему во снах и душили, мучили, сжимали его горло, обвиняя в своих смертях. Просыпаясь в холодном поту бобби хотел снова положить в рот эту капсулу, отдающую этой приторно сладкой, хрустящей на зубах кристаллами, ежевики. По сути выбор был не таким уж большим. Возможно, Джошуа, из-за его одиночества, нужен был свой человек рядом, который мог бы заменить ему весь мир, от которого он бы получил гораздо больше радости, чем от принятия наркотиков, тот, кто успокоит и подарит надежду. Чертова Салли Бойл куда-то подевалась, оставив потребителей своей радости одних. Когда она закончится начнется самый настоящий хаос, который медленно перерастет в бунт, если доктор не изобретет замену, но для этого ему нужен список ингредиентов или сама капсула, наполненная нужным составом. Ужасно болела голова и к тому же сильно мутило. Прижав ладонь к затылку Джошуа поморщился, скривив лицо. Наверное легкое сотрясение мозга, будь оно стадией тяжелее, то тогда бы его рвало не переставая и без медикаментозной поддержки бы бобби не дошел сюда. Покуривая сигарету и поглядывая иногда на отказчика констебль снова подумал об Антоне. Когда-нибудь он его обнимет, даже если колючки начнут впиваться в тело. Предыдущий секретарь считал своего начальника слишком женственным и одна из таких записок стала концом в его карьере и освободившиеся место занял констебль Рейнольдс, который был совсем других взглядов. Молчаливый, внешне спокойный, он никогда не позволял себе подобных вольностей, он был нежен по отношению к доктору и заботлив. Каждый день приносил лично ему кофе в кабинет утром и вечером, хоть и сам его не готовил, пусть просто доставлял. После чего пошли некоторые слухи про "секретутку", но когда одному из сплетников Джошуа выбил все зубы и отрезал палец - быстро заткнулись. Им восхищались, его ненавидели, любили, боялись и многое многое другое. У каждого было свое мнение. Как только от сигареты остался один бычок Рейнольдс затушил ее об металлическую пепельницу на краю стола, и сложил обе руки у себя на левой колене. Взгляд метнулся к отказчику, который глухо застонал. "Чего ты тут забыл, кусок дерьма?" подумал про себя констебль нахмуривая брови в районе переносицы. Может добить его и сказать, что убил случайно? Нет, пусть оно будет подарком. Дотянувшись рукой до открытого ящика стола Джошуа достал оттуда платок и пластиковую бутылку с питьевой водой. Открыв ее он намочил ткань и самозабвенно, старательно, принялся вытирать волосы, слипшиеся от пыли и крови. На затылке, судя по ощущениям, образовалась шишка, но кровь уже не шла и вместо нее прощупывалась корочка. Это хорошо, что нет кровотечения, значит скоро заживет. Вытерев волосы, но чистоты до конца не добившись, Рейнольдс обтер маску, сделанную из материла похожего одновременно и на пластик и на резину, сделанный тоже в этих краях. Мужчина почти никогда ее не снимал, он даже не помнил свое лицо, которое казалось ему чужим и далеким, даже зеркала в ванной комнате у него были завешены тканью, когда он мылся и был вынужден избавляться временно от этого куска своей новой личности. Смяв платок в руке Джошуа бросил его в мусорную корзину и вдруг задумался как поступить дальше. Наклонив голову бобби вдруг принялся поливать себе на затылок водой, что было более верным решением и волосы стали гораздо чище, как и засохшая ранка сзади затылка. Правда уборщики увидев это с тоской в глазах поглядели на это, но сочли нужным промолчать, чтобы ненароком не спровоцировать гнев констебля на себя. Шлем Рейнольдса стоял тоже на столе и мотиленовая лампочка в нем была разбита. Жаль, конечно, но заменить на другую труда не составит. В техническом смысле у Джошуа руки росли откуда надо, главное найти на все это время. Надев шлем на голову он закрепил тонкий ремешок под подбородком и поднялся. Приказ были исполнен - убить отказчика. Может быть Антон будет доволен? Это вряд ли. Скорее возмутится, позлорадствует в своей обычной манере и сделает вид, что все так и должно быть. Джошуа покачал головой и, поправив толстый, кожаный пояс, утягивающий его стройную талию, наклонился чтобы схватить провод. Ну и ладно, благодарности бобби никогда не ждал. Через пару минут он уже входил в кабинет доктора Верлока, затащив туда и зануду, который волочился следом, как санки зимой.- Доктор Верлок - громко обратился к нему Джошуа демонстративно разматывая с ладони провод, медленно и не торопясь. - Ваш приказ исполнен. Что прикажите делать с отказчиком?Антон сидел за своим столом, закинув ногу на ногу, держа в руке полупрозрачную колбу с какой-то жидкостью. - Я знал, что вы справитесь, сержант. - произнес Верлок покачивая в пальцах колбу, разглядывая ее на свету, сквозь опущенные до кончика носа очки. - Бросьте его около входа. Если запачкает пол в моем кабинете - заплатит зубами, если они у него есть. - тихо хохотнув Антон медленно поднялся. Рейнольдс не отказался бы начать резать отказчика по частям, там сначала выбить зубы, потом сломать все пальцы. Он часто их ломал отказчикам, а иногда еще и по зубам бил, чтобы принимали радость. Как всегда Антон был красивым и аккуратным. Его волосы, тронутые лаком, были уложены бережно и даже, как говорят, прическа не помялась. Ох, констеблю так нравился его приятель. Он был красивым человеком, если не брать во внимание его пол или ту самую женственность. А еще он пах так притягательно, так восхитительно, хотелось уткнутся в его пряди носом и вдыхать этот приятный запах. На лице Джошуа застыла его дежурная улыбка, которой он не выдавал своих истинных мыслей. Вне сомнений, Антона он просто обожает и готов простить ему многое. Он слишком ему дорог. Сощурив немного глаза Джошуа поглядел на колбу в руках Антона и нахмурился еще сильнее. Судя по тому как ее держат, она опасна и могла бы сотворить не мало бед, если бы неудачник не был нейтрализован. Грудь обожгло на миг огнем и дрожь прошлась по позвоночнику, породив после себя невиданное возмущение. Ярость опять, как лава в жерле вулкана, вскипела и Рейнольдс, крепко сжал кулаки, отчего раздался тихий хруст. Если бы не приказ Антона, если бы не преданная верность ему и желание угодить, бобби расплющил бы, размазал, как масло, этого отказчика прямо по полу, да и не только. По всем стенам и потолку, на котором бы алели его внутренности, хрящи и вены. Джошуа разорвал бы этого ублюдка собственными руками, выдирая из его тела потроха, как запчасти из генератора. Именно приказ удерживал констебля от подобного своего поведения, хотя, невыносимо, хотелось выпустить всю свою энергию в сторону пленника, испуганно жавшегося на полу, в позе эмбриона. Он, дернувшись, как заметил краем глаза бобби, попытался ползли, но был опять завален ударом длинной ноги на пол и придавлен к нему каблуком. Поставив свой пыльный, грязный туфель на край головы отказчика Джошуа надавил сильнее, отчего послышался тихий стон. "Заткнись, погань" подумал про себя констебль вытирая об молодого мужчину на полу свою подошву, отчего на его щеке остался пыльный след, с примесью крови. Нужно унизить, показать его место в социуме. Такие как он должны подчинятся более сильным, вроде доктора Верлока, который невероятно гениальный ученый и умный человек с огромными амбициями. Он делает общество только лучше. Его разработки позволяют людям жить в мире и согласии. Процент преступлений был уменьшен во много раз, когда был выпущен первый джой. Люди должны быть счастливы. Вряд ли этим ублюдком двигает благая цель, раз он положил на своем пути столько народу, а ведь у каждого из бобби была своя семья или же наподобие ее. У кого-то жена, у кого-то любимая женщина или, может быть даже, таинственный друг. Они все хотели жить по-человечески. Размахнувшись Джошуа всадил носком туфля отказчику по затылку, отчего тот, приподняв на мгновение голову, опять упал затылком обратно, вырубившись. Наклонившись бобби перехватил неудачника за провод, которым было полностью овито его тело, и перетащил быстро за порог кабинета, стараясь не поворачивать этот кусок плоти так, чтобы с него, на дорогой и красивый пол, не капала кровь. Когда тело замерло на пороге Рейнольдс выпрямился и ногой подтолкнул его, выкатив в следующее помещение. В ближайшие часы точно не очнется, но будет жив, пока что. Время теперь его будет отмерять доктор Верлок и ему решать сколько отказчику жить и когда умереть. С одной бедой справились, но это капля в море всех тех несчастий, которые усыпали голову Антону. Как же ему помочь? Джошуа не понимает ничего в медицине и науке, у него нет такого образования, позволяющего оказать хоть какую-то помощь в лаборатории или в разработках. Это немного угнетает, конечно, но польза от секретаря тоже имеется. Вернувшись обратно он спокойно присел на один из свободный стул напротив кресла своего начальника и поглядев на того, как бы спрашивая разрешения, уцепился за тонкий, кожаный ремешок, удерживающий шлем. Антон со спокойствием удава взирал на своего секретаря, стоя рядом со стулом, уже удерживая в руке не колбу, а бутылочек с перекисью и вату. - Рейнольдс, живо снимите шлем - скомандовал Верлок рассматривая рану на голове секретаря со всех сторон. Казалось, он сжимается в стул, чтобы быть еще ниже. Худые коленки, длинные ноги просто мешают бобби казаться для своего начальника даже физически меньше. Тихо звякнув застежкой Джошуа освободил подбородок и, поторопившись, стянул с головы часть обмундирования. Волосы он отмыл до такого состояния, что на них, практически, не было крови. Дело в том, что Рейнольдс привык быть аккуратным и отличался приверженностью к чистоте, потому предстать при докторе грязнулей ему не хотелось. На белом мундире почти никогда не было ни следов от пыли или крови, ни пятнышка, золотистые пуговицы блестели, а значок переливался на свету. Не зря же белый цвет сравнивают с чистотой. Шлем мужчина поставил на край своего колена и приобнял одной рукой, чтобы не свалился на пол, даже не подумав поставить деталь гардероба на край стола. Это верх наглости!- Доктор Верлок - обратился к начальнику констебль поднимая на него свои глаза. Так то они казались всегда голубыми, а когда Джошуа смотрел на солнце или на свет, то становились совершенно другого цвета, какого-то ртутного. Глаза-хамелеоны - весьма редкое явление.- Мне нужно с вами поговорить, сэр - твердо, но тихо обронил бобби, поглаживая пальцами верхушку белого шлема с такой, небольшой пупыркой сверху. Джошуа знал, что Антон не любил быть слишком низким по росту, по сравнению с другими, потому сидеть было гораздо удобнее, чем стоять и доставлять близкому человеку дискомфорт.- Это очень важно - добавил Рейнольдс, бегая глазами то по столу, то по своим коленям, не решаясь поднимать взгляд на доктора."Идиот" пронеслось в голове и бобби подумал о том, что он ведет себя как пятнадцатилетняя школьница, которая так неистово желает признаться однокласснику в своих нежных чувствах к нему. Как сказать мужчине другому мужчине, что он хочет быть с ним? Желает заботиться, любить, стать гораздо ближе, чем сейчас. Нет, Джошуа не думает о том, о чем часто мыслят завсегдатаи клуба реформ, просто он желает быть рядом с Антоном. Немного ближе, чем сейчас. Когда в жизни Верлока появилась его возлюбленная Салли, бобби было немного больно, его сердце сжималось от неясных чувств и эмоций. Он ужасно ревновал, хотя не позволял себе ничего лишнего в поведении. С другой стороны Рейнольдс был рад за Антона и его улыбка, воодушевление другой женщиной, дарили ему такие же ощущения. Если доктор был счастлив, значит и его преданный пес тоже. Правда когда никто не видел он разбивал кулаки об стену в своей комнате, давил в пальцах хрустальные бокалы, а потом прятал следы под белыми перчатками, под которыми их совсем не было видно. Сбитые костяшки о шершавую поверхность, тонкие порезы, оставленные неаккуратно раздавленным стеклом, всегда были скрыты вне взора Антона. Салли, Салли, Салли - только и было слышно это имя каждый раз. Она писала лживые письма Антону, и он не замечал как они, наполненные сахаром и лестью, сочились отравой, ее ядом, которым она пропитала насквозь всю его душу - ядом великой блудницы. Джошуа понимал, что это обман и ложь, но не ему говорить об этом с Верлоком и этот разговор никогда не поднимался. Приходилось выслушивать восхищенные вздохи и ахи, в то время как собственное сердце разрывалось от обиды и гнева. Джошуа не знал что ему делать и он терпел, каждый раз думая лишь о том, чтобы Антон не окунулся в чужую ложь и снова не перетерпел мучения. Ведь ему пришлось много перенести и пройти. Салли тоже вскоре порвала с доктором, оставив его одного со всеми проблемами и бежала к генералу Бингу, ища у него защиты. Констеблю пришлось утешать своего друга, гладить его напряженные от боли плечи, сгорбленные и поникшие, слушать жалобы, от которых сердце билось сильнее, сжимаясь в агонии. Горячий кофе утром и такой же вечером, ароматные булочки на подносе прямо под нос, а еще теплый плед на те самые плечи, уже не такие каменные, как раньше. И сильные, длинные пальцы тогда сами словно скользили по шее, опускаясь обратно, чтобы бережно впиться в плечи. Случайное прикосновение, просто нечаянное и больше ничего. - О чем же ты хочешь поговорить? - спросил Верлок, пытаясь даже не начинать злародствовать, хотя очень хотелось. - О том, что у тебя отобрали ключ-карту и изувечило убожество всего сорок килограмм весом? Антон резко прижал ватку, смоченную в растворе к ране секретаря, надеясь ужалить его побольнее. Для чего? Для того чтобы тот почувствовал хоть что-то и понял все уже. Как же надоело скрывать это все. Неужели он не понимает почему к нему так холодно и специально строго относятся? Может быть все констебли такие тупые? Верлок не хотел понимать, что переходит сейчас грань, достаточно острую, с которой можно просто упасть. - Прижми лучше вату к затылку.Приоткрыв рот Джошуа смотрел на Антона не в силах сказать хоть слово, но и отвести глаза снова. Привыкший не отступать никогда, сейчас, бобби испытывал огромное желать бежать и спрятаться. Не от страха, нет, от смущения, от тепла, которое затопило его середину груди. Сбежать с поля боя....но куда? от самого себя? Разве это возможно? Рейнольс скосил глаза и поглядел в сторону руки Антона. Такая маленькая, изящная, но наверное очень теплая. Хотелось взять ее в свою, широкую, сильную и заботливую, чтобы накрыть еще одной и увидеть как ладошка доктора утонет, но окажется под защитой. Вот бы ожечь дыханием его ладони, помассировать ее своей и коснутся горячим поцелуем тонкого запястья, вдыхая запах кожи. Огонь выплеснулся в глазах констебля, отчего его глаза на миг потемнели. Ох, как же хорошо, что маска не умеет покрываться, в районе скул, нежно розовым цветом. "Давай, тряпка, что застыл, как мраморная статуя! Скажи всю правду!" ругался про себя Джошуа, в жизни которого была разве что одна женщина и та была его женой. "Я люблю тебя!" желание не сказать это фразу, а крикнуть ее, сжимало горло, но вместо того чтобы сказать то, что было в голове, бобби просипел что-то неразборчивое и тихо закашлялся, коснувшись своего высокого воротника, неожиданно сдавившего сильно шею. Какой же он красивый! Стройный! Восхитительный! Разве Джошуа может позволить кому-то отобрать его у себя? Нет, но он снова опускает шанс сказать и заявить о себе. У Антона невероятно прекрасные глаза, хоть и голос часто шипит, как змеиный, злится, но он все равно приятен и нежен. А ушки какие аккуратные, так и хочется поцеловать их, чтобы услышать ворчание в ответ. Кашлянув еще раз Джошуа прижал обе ладони к своему затылку, послушно зажав пальцами ватку. Между прочим убожество оказалось более гибким и ловким, чем высокий констебль, которому, из-за роста, таким не наградили с рождения. Подумав о том, что и правда, отказчик, действительно, победил такого вот большого и сильного как он бобби, Джошуа испытал грызущее чувство вины. Оно же быстро отогнало от себя прочь желание признаться в своих чувствах. Разве нужен доктору такой телохранитель, который не может избавится от подобной угрозы? Пусть она уже и устранена, но это нужно было сделать сразу, с первого раза, а не со второй попытки. Виновато опустив глаза Рейнольдс хрипловато, но тихо вздохнул, не желая больше тратить время на разговоры и наконец-то замолчать. Не может сказать ничего полезного? Значит стоит заткнутся. - Может быть нам стоить приставить к корпусу еще парочку констеблей помимо тебя? - не удержался схохмить Верлок, отходя от Рейнольдса и быстро присаживаясь за стол. Приставить констеблей? Стоило это сказать Антону, как бобби почувствовал этот болезненный выпад, этот невероятно неприятный укол направленный прямо в его самолюбие. Ведь Джошуа считал себя самым самым, незаменимым, сильным, крепким, тем, кто мог справится с кем угодно. Пока еще в бою никто не мог его одолеть, но этот отказчик, по сути, унизил Рейнольдса тем, что показал его слабость, опустив на грешную землю, при этом избавив от белых крыльев собственной гордости. Не зря же в писании сказано, что это один из грехов. Наверное Джошуа почти забыл об этом, хотя в его комнате был целый шкаф из священных книг, многие из которых были одинаковы по содержанию, хотя отличались обложкой или цветом корешков. Немного, иногда, пугала и старость, которая незримо близилась ко склону лет. Рейнольдсу было уже далеко за сорок, он был старше доктора Верлока на пять лет. Больше всего Джошуа не хотелось думать о том, что когда-нибудь свою хозяйскую, блестящую как золото, цепь он сменит на дворовую, что со временем господин выкинет своего пса на улицу, бросит под нос ржавую миску и посадит на веревку около полуразвалившейся будки и будет приходить один раз в день чтобы вывалить мутный суп под нос своему старому другу. Неважно какие чувства к нему питает Рейнольдс, он будет служить своему хозяину, пока сердце еще бьется и силы остаются. Аккуратно поставив шлем на поверхность Джошуа заметил, что огонек в середине фонаря и серебряной звезды, пару раз мелькнул фиолетово-розовым цветом от мотилена и снова потух. Значит есть надежда починить его и не искать запчасти, либо вообще идти на склад и там рыться в вещах, в надежде отыскать еще один. Даже эта маленькая деталь незримо порадовала бобби. Он немного улыбнулся, тепло посмотрев в бок доктору, но не желая глядеть на него слишком пристально, чтобы тот не подумал, что его изучают. Сам Рейнольдс давно привык ко взглядам, которые на него бросали. Ремень стягивал стройную фигуру констебля, делая его плечи шире, а бедра еще уже. Его длинными и прямыми ногами восхищались весь женский, хоть и их было не так много, персонал в лаборатории. "Ох мне бы такую талию" вздыхали юные дамы, шушукаясь между собой. Некоторые из них сами были не прочь пригласить белого констебля на свидание, в кино или сразу в постель. Только Джошуа молчал, холодно смотрел на каждую попытку флирта, чем порождал разные домыслы. Он был из тех, кого никогда не видели в клубе, ни мужчины, ни женщины с ним рядом не видели, потому приписывали связь с Верлоком. Это немного злило Рейнольдсаа, но источник этих сплетен он не мог отыскать. Это неправда! Почему люди такие животные?! Его и Антона связывает нечто большее. Между ними другая связь, слишком близкая, но духовная. Сейчас Джошуа старался оправдаться сам перед собой, хотя, хоть и редко, просыпался в поту от того, что среди ночи долгожданное тело обнимало его в кровати, шепча своим неповторимым, злорадным голосом, непонятные непристойности. Избавится от наваждения помогал только холодный, стрекучий, как снежная буря, душ, но сердце после этого стучало, как бешеное. Эта манера, сыпать оскорблениями, одновременно и нравилась Рейнольдсу, и он находил своего босса невыносимым человеком, от которого убежали бы прочь даже самые терпеливые и стойкие по характеру люди. Ни слова спасибо, ни благодарности за то что справился с отказчиком, которого, между прочим, не могли завалить всем городом. Впрочем, для бобби это работа и он понимал, что просто исполняет свой долг. Благо забота о ранке и голове дала надежду на то, что Антон все же не так и холоден, как кажется внешне. Понятное дело, что находясь рядом столько лет с ним, Джошуа понимал гораздо больше, чем остальные, потому как то легко переносил выпады в свою сторону. Позлится, Антон, поколется колючками и притихнет все равно совсем скоро. Ему просто тяжело со всем справляться, а таким образом он выплескивает свою энергию. Констебль в белом был таким же белым, хоть и немного серым, в душе, да и по характеру, потому был готов терпеть нападки до скончания века. - Я испробую - Верлок посмотрел в сторону лежащего за дверью тела - На ЭТОМ свой новый состав. Так что тебе придется его оттащить в лабораторию. Я сам приду чуть позже, когда закончу здесь. Испробовать на отказчике новый джой? Великолепная идея. Все равно этот кусок мяса не другое не годен. - Кто придет с мечом, от него же и погибнет - произнес спокойным, приятным голосом Рейнольдс, в своей привычной манере хватаясь за цитаты. Он любил их перефразировать или сочинять. Его левую руку, под рукавом мундира, стягивали четки из черного дерева с рубиновым крестом, с которыми он никогда не расставался. Прошлое Джошуа было связано с церковью, о чем он вспоминать совершенно не любит. Это было очень давно, когда он был молод. Когда-то у него была даже семья...Подумав об этом Рейнольдс понял, что действие радостина заканчивается и пора принять другую капсулу, но делать это при докторе Верлоке слишком безрассудно. Сначала стоит исполнить его приказ. - Я могу идти, сэр? - спросил белый бобби своего начальника, а тот демонстративно уткнулся в бумаги перед собой, едва ли не с носом, отчего его совершенно не было видно из-за страниц, только очки и волосы. - Можете ступать. Я закрою лабораторию сегодня вечером, так что вы понадобитесь мне только утром. Рейнольдсу ничего не оставалось как медленно встать и направиться делать то, что сказали. Полчаса потребовалось на то, чтобы запихнуть безвольное, избитое тело в стеклянный бокс этажом ниже. В соседних камерах содержались другие больные. На их испытывали радостин, что влиял на них по разному. Может быть на этот раз доктору Верлоку удастся сделать такой же радостин как у Салли Бойл, только уже свой собственный? Рейнольдс считал, что она украла у него формулу и должна вернуть ее. Если она и правда сбежала из города - все пропало. Уже поднимаясь по ступенькам вверх Джошуа случайно задел конском черного туфля старый, потрепанный мяч, кем-то сюда закинутый или оставленный. Серо-голубой шаг покатился вниз издавая шлепающие звуки. Рейнольдс застыл, как вкопанный, ощущая как душа проваливается в район живота и по коже бегут мурашки. Совсем как в тот самый злополучный день в его жизни, каких-то шестнадцать лет назад......Поезд, который должен был увезти детей в Германию, прибывал ближе к обеду и Рейнольдс целую ночь не спал, не находя себе места. Его жена уже не ела вторые сутки, а он - третьи. В городе закончились продукты, и совершенно нечего было есть. То, что семья могла, то она отдала ребенку - Марии, их семилетней малышке, которая даже в подобной ситуации не унывала. Она живо интересовалась почему ее соседние мальчики, Томми и Гильберт, не выходят погулять с ней во дворе. Рейнольдсу не хотелось говорить о том, что одного из них расстреляли немцы, когда тот хотел выбраться из окружения, а второй умер от дизентерии. ...они не говорили дочери куда ее ведут. Она скакала впереди, сначала на одной ноге, потом сразу на двух, гоня мяч перед собой, скачущий по брусчатке. По пути почти не встречались случайные прохожие. Часть жителей вероятно уже была на вокзале, убитые горем.......когда супружеская чета подходила к вокзалу и их дочь спросила, почему у нее нет чемодана, раз она куда-то едет, будет ли она одна или вместе с ней поедут еще дети. Рейнольдс ответил, что она едет в детский лагерь на море, и при этих словах его жена едва не упала, споткнувшись, и закрыв лицо ладонями, едва сдерживая слезы........В то время, когда Марию сажали в поезд, она совершенно не была расстроена отъездом, только говорила, что привезет родителям сувениры. Некоторые дети плакали, но она старалась их утешить, говоря, что они вернуться домой, только немного отдохнут........Как только дверь вагона закрылась Джошуа резко отвернулся, чувствуя спиной взгляд дочери. В этот момент не хотелось оборачиваться. Его жена уже не могла сдерживаться. Она упала прямо на перрон, на бок, подгибая под себя ноги, и громко зарыдала. Мяч, который забыла девочка, покатился и упал на рельсы и Рейнольдс подумал о том, что должен был его передать своему ребенку.......В этот же вечер, Джошуа, сидел за столом, держа в одной руке бутылку с виски, а другой удерживая, до краев наполненный, стакан. Кроме как о том, что сделал, мужчина не мог больше ни о чем думать. Вдруг вверху раздался громкий стук и затем гнетущая тишина. Рейнольдс сначала подумал о том, что что-то упало там, наверху, но его супруга тоже сейчас находилась там. Как же было глупо оставить ее в таком состоянии? Нужно было сходить в церковь Святого Генезия, проверить как там дела. Но зачем? Туда уже давно никто не ходит и никто не собирается слушать громогласного проповедника. В городе голод, смерти, болезнь, а вокруг него немецкая осада, словно черное полчище, ожидающее команду "фас". Наслал Господь казнь и меч на грешников, лишив их детей своих, как египтян во время казней египетских....открыв дверь в комнату жены, на втором этаже, Джошуа остолбенел, застыв, словно статуя. Цвет в спальне был включен и прямо посередине комнаты, с петлей на шее, болталось безвольное женское тело, покачиваясь на веревке из стороны в сторону. Сбоку, на полу, лежал обычный деревянный стул, с которого, вероятно, женщина и оттолкнулась.Констебль Рейнольдс тихо завыл, хватаясь в агонии пальцами за пуговицы мундира, пытаясь определиться в каком из карманов у него лежит ежевичный радостин. Он должен быть где-то здесь. Заветная таблетка, приносящая успокоение оказалась в пальцах и бобби разжевал ее не глядя, ощущая лишь химический привкус ежевики. Все пройдет, всегда проходило. И это тоже. Лучше пойти лечь в своей комнате при лаборатории и устроиться спать до утра, если получится, конечно. Оказавшись в спальне констебль, раздевшись, скинул всю одежду, и где-то час простоял в душе, уткнувшись лбом в прохладный кафель. Все таки усталость как-то повлияла на бобби он, накинув на мокрое тело халат и выключив воду, плюхнулся в постель. Время полно на то, чтобы просто забыться в беспокойном сне. Завтра будет очередной день, который придется как-то прожить.