1 часть (1/1)

Однажды, когда они в очередной раз допоздна засиделись в баре, несколько часов кряду методично повышая градус в крови, Том вдруг сказал:- Знаешь, я ведь в тебя чуть не влюбился.Произнес он это настолько буднично, что Бенедикт поначалу даже не сообразил, о чем речь. А когда смысл последнего слова всё же дошел до его расслабленного алкоголем мозга, Том уже придвинулся вплотную, зажав Бенедикта между столиком, стеной и собой.- Ну, тогда, - уточнил Том, почти задевая губами ухо Бенедикта, - на съемках “Коня”.И, видимо, в подтверждение своих слов ненавязчиво опустил правую ладонь на колено Бенедикта.Возможно, будь он чуть более трезв, Бенедикт бы отреагировал по-другому. Сбросил бы руку вконец обнаглевшего Хиддлстона, обратил бы всё в шутку или предложил бы хоть переместиться в более удачное место для продолжения банкета... Однако пребывая в состоянии блаженного пофигизма, он только машинально перевел взгляд на своё оккупированное колено и глубоко задумался о том, насколько же давно его никто не касался вот так – просто потому, что захотел.Не встретив сопротивления, Том плавно переместил ладонь немного выше, положил левую руку на выступ за спиной Бенедикта и прижался грудью к его плечу.- Ты был такой весь из себя серьезный, - зашептал Том, продолжая медленно скользить ладонью вверх по бедру Бенедикта, - весь такой... майор. И эти твои усы... нелепые и милые одновременно... Я представлял, как они щекотали бы мою кожу, когда ты...- Том, - произнес вдруг Бенедикт, - на нас все смотрят.Вообще-то никому в этом полуночном баре не было до них никакого дела, да и сидели они в самом дальнем и темном углу, но ему очень нужно было озвучить эту неожиданно трезвую мысль, чтобы со спокойной совестью снова погрузиться в уютный кокон, создаваемый теплом чужого тела и обволакивающим голосом Тома.- На нас всегда смотрят, - тем же тоном парировал Хиддлстон, не прекращая поглаживать Бенедикта по бедру в опасной – и завораживающей – близости от паха. – И тебе это нравится, так ведь?Он только утвердительно замычал, сползая немного вниз на скамье. Том довольно хмыкнул и коротко сжал его бедро.- А еще эти чертовы лошади, - продолжил он. – Не знаю, как ты, а я возбуждался каждый раз, когда мы на них взбирались. Особенно в сцене соревнования, помнишь? Думал, я никогда не попаду в это чертово кольцо.О, да, это Бенедикт отлично помнил. То ощущение, когда колени так широко разведены, бедра напряжены, а седло такое гладкое и твердое под задницей, и приходится двигаться, чтобы скомпенсировать движения лошади. Сложно забыть тот восторг превосходства и скорости, адреналина с примесью какого-то стыдливого возбуждения от того, насколько всё это похоже на...- Очень напоминает секс, правда? – промурлыкал Том, прижав основание ладони к ширинке Бенедиктовых джинс, а пальцами протискиваясь дальше между его бедер, к промежности.Сквозь дымку опьянения и слишком плотную ткань штанов Бенедикт почти не чувствовал этого прикосновения – только тепло чужой руки и едва уловимое давление на член и яички, - но этого, вкупе с обжигающим ухо и шею дыханием Тома и его столь интимным шепотом, оказалось достаточно, чтобы его член начал наливаться кровью. Особенно когда Том стал неторопливо двигать рукой, имитируя движения седла на скачущей галопом лошади.- Ты никогда не задумывался, Бен, каково это – заниматься сексом прямо на спине лошади?Жутко неудобно. Чертовски опасно. Невероятно возбуждающе.Он только вздохнул, расставляя ноги пошире, и прикрыл глаза, когда ладонь Тома накрыла его член, а пальцы принялись за пуговицу джинс.- Тебе бы даже двигаться самому не пришлось – только держать поводья. Представь себе...Бенедикт представил.Он сидит на своем черном коне, в полном парадном обмундировании – со всеми полагающимися знаками отличия, с саблей на левом бедре; ремешок фуражки привычно давит на подбородок; даже чертовы бутафорские усы на месте – а Том (капитан Николс?) лежит перед ним, совершенно обнаженный, и возбужденный член майора Стюарта покоится в ложбинке между идеальных округлостей его подтянутых ягодиц. Он лежит абсолютно неподвижно, ожидая, крепко обнимая руками шею коня и пряча лицо в его гриве, но майор не собирается касаться его – руки в кожаных перчатках заняты поводьями.Том раздвинул края расстегнутой ширинки и скользнул ладонью внутрь, сразу забираясь под боксеры, неловко поглаживая член Бенедикта в попытке перехватить его поудобнее. От первого же прикосновения Бенедикт, умом всё еще пребывая в своей фантазии, слегка подался бедрами навстречу, сползая еще ниже и откидывая голову на руку Тома. Когда тот наконец-то обхватил его член своими невозможно длинными пальцами и на пробу двинул рукой вверх-вниз, Бенедикт крепко зажмурился и тихонько застонал.Он направляет себя внутрь, между бесстыдно разведенных ягодиц, и первые пару секунд капитан не желает поддаваться, но затем, с дрожащим выдохом, он раскрывается – и член майора проникает в его тугое, скользкое от смазки нутро – пока только головкой, не двигаясь дальше. Но и этого оказывается достаточно, чтобы майор на мгновение перестал дышать. А уже в следующее его затянутые в коричневую кожу пальцы легко щелкают поводьями, конь начинает двигаться – и член майора двигается вместе с ним, проникая в тело капитана глубже.- Такой отзывчивый, - прошептал Том, размазывая первые капли предэякулята по головке.Он осторожно помассировал уздечку и ухмыльнулся, когда член Бенедикта дернулся в его руке. Сам же Бенедикт мертвой хваткой вцепился в ближайшую часть тела Тома – которой оказалось колено – и крепко сцепил зубы, чтобы не стонать слишком громко – вероятно, какая-то часть его разума всё еще помнила о том, что они находятся в общественном месте.- Вы столь отзывчивы, капитан, - констатирует майор, когда тот в надежде, что движение останется незамеченным, слегка приподнимает бедра и подается назад.Николс согласно стонет, посчитав комментарий за одобрение, и снова дергает бедрами, но майор мгновенно указывает ему на ошибку. Не отпуская поводьев, он кладет ладонь на поясницу капитана и с силой прижимает его к седлу. Тот ахает и ёрзает, и Стюарт давит до тех пор, пока он не затихает, покоряясь. Всё это время майор отстраненно думает о том, как хорошо смотрится черная уздечка на бледной коже спины и ягодиц Николса. А затем пускает лошадь рысью.Пот и предэякулят послужили отличной смазкой, так что постепенно ускоряющиеся движения ладони Тома по члену Бенедикта не приносили никаких неприятных ощущений. Скорее наоборот...Будь он в более вменяемом состоянии, Бенедикт бы сказал, что если кто из них двоих по-настоящему отзывчив, то это Том. Он как будто улавливал каждый отличный от предыдущего вздох, каждый тщательно сдерживаемый стон – и реагировал на них, ускоряясь или замедляясь, сжимая чуть крепче здесь и почти невесомо поглаживая там. Бенедикт сомневался, что ему самому удавалось когда-либо настолько чутко реагировать на малейшие желания собственного тела. Чем дальше, тем сильнее расходился по швам его самоконтроль. Хотелось прижать чертова Хиддлстона к себе, раздеть и позволить ему раздеть себя, и касаться повсюду и не сдерживать больше эти разрывающие легкие, не слишком мужественные всхлипы...Вместо этого Бенедикт лишь уткнулся в шею Тома и сжал зубами торчащий из-под модного свитера жесткий воротничок не менее модной рубашки.Не так-то просто всё контролировать, когда конь под тобой скачет размашистой рысью, а окончательно потерявшийся в ощущениях капитан, наплевав на прямой приказ, извивается и стонет так громко, что заглушает шум крови в ушах. Когда по венам струится чистый адреналин, как во время боя, но гораздо слаще, и горячее удовольствие наполняет сначала живот, потом грудную клетку, растекается по рукам и ногам, заполняет собой каждый свободный нерв, каждую случайно допущенную мысль. Оно не отступает даже когда капитан, расслабившись сверх меры, едва не падает с лошади, и майор, не успев задуматься, действуя скорее инстинктивно, стискивает руками его бедра, удерживая на месте. Напротив, ощущение опасности и дополнительный всплеск адреналина будто еще туже стягивают пружину возбуждения. Майор и сам держится в седле на чистом упрямстве, каждую секунду отдавая себе одни и те же приказы: держать спину, не отпускать поводья, держать спину, голову прямо, держи спину, черт бы тебя побрал, не отпускай поводья!..Том обнял его свободной рукой, намертво впившись пальцами в плечо, крепче прижал к себе. Он и сам дышал быстро и поверхностно, щекой прижавшись к кудрявой макушке то и дело вздрагивавшего Бенедикта, и зачарованно наблюдал за движениями собственного кулака на чужом члене. Пусть это не особенно вязалось со здравым смыслом, но он кожей чувствовал, настолько Бенедикт близок к оргазму, и сжал пальцы немного сильнее, пытаясь заставить перенапряженные мышцы запястья двигаться быстрее.От тесноты и жара и трения начинает темнеть в глазах, воздух с шумом вырывается из легких майора с каждым ударом задних копыт о землю. Мир сужается до черных росчерков уздечки на белой спине Николса, до светлых завитков его волос, переплетенных с черной гривой, до его гортанных вскриков и не затихающих стонов. Майор, сам того не сознавая, мнет его ягодицы пальцами, отстраненно сожалея о том, что у него совсем нет времени, чтобы стянуть хоть одну перчатку. Тепло капитана никак не желает проникать сквозь толстую кожу, и Стюарт сжимает пальцы сильнее, наверняка причиняя боль. Он неотрывно смотрит туда, где их тела сливаются воедино, снова и снова, в ритме галопа, завороженный этим зрелищем настолько, что забывает о необходимости смотреть по сторонам.В момент, когда возбуждение достигает пика, и пружина невыносимого удовольствия резко разжимается глубоко внутри майора, конь вдруг взмывает вверх, перепрыгивая через препятствие, и это краткое ощущение невесомости окончательно лишает майора Стюарта остатков самоконтроля. - М-мхм...Бенедикт снова вздрогнул, отпустил, наконец, порядком измочаленный воротник и прижался губами к шее Тома, глубоко вдыхая и одобрительно мыча.- Тихо, тихо, - отозвался Том, продолжая мягко сжимать постепенно опадающий член.- Мм-н! – на сей раз звучало протестующе.Бенедикт завозился, пытаясь оттолкнуть руку Тома, но явно не желая отлипать от него – напротив, поудобнее устраиваясь головой на его плече.- Эй, не засыпай там, - буркнул Том, пытаясь кое-как ликвидировать следы преступления подхваченными со стола салфетками и застегнуть джинсы Бенедикта одной рукой. Удался маневр только с молнией, но Том решил, что и так сойдет. – Эй.Бенедикт только проворчал что-то нечленораздельное и слегка прикусил кожу на его шее.- Что-что?- Я сказал, что ты мудак, - неожиданно трезвым голосом заявил Бенедикт, выпрямляясь. – Пора бы уже запомнить, что меня не так-то просто напоить.Пока Том удивленно хлопал на него глазами и открывал рот, будто собирался что-то сказать, Бенедикт достал из портмоне пару купюр и бросил их на стол.- Поехали уже, соблазнитель хренов. Считай, что твой коварный план сработал.