10 (1/1)

— ?Поколение дворников и сторожей потеряло друг друга в просторах бесконечной земли...? — пела Туу-Тикки.Грен слушал, отмечая, что когда она поет, голос у нее куда ниже обычного; что играет она хорошо и уверенно — интересно, она училась все время, что его не было? Отметил для себя, что стоит спросить про ?поколение дворников? — что это значит и о чем это все. Дом был почти пуст: Гинко на целый день отправился в Первый Дом, Кай — на Клеа, коты ушли в сад. На молоденьком мандарине свила гнездо какая-то птица, и Грен понадеялся, что коты не спугнут ее. Надо будет что-нибудь придумать к тому времени, как в гнезде появятся птенцы. — Пробирает, — признался Грен, когда Туу-Тикки замолчала. — Про отцов — особенно. — А я-то всегда думала, что эта песня очень сильно привязана к восьмидесятым, — покачала головой Туу-Тикки. — Тогда в СССР было уголовное преследование за тунеядство — если мужчина официально нигде не работал, его могли посадить. Многие музыканты, поэты и художники устраивались на такие низкооплачиваемые работы, вроде сторожа сутки через трое, чтобы и числиться где-то, и было время для своих проектов. — А женщины? — Грену стало интересно.— Они могли быть просто домохозяйками. Но это редко практиковалось — зарплата мужа редко покрывала нужды семьи, а пособия на детей то ли были совсем небольшими, то ли их не было, я не знаю. Мне в восемьдесят девятом всего семнадцать исполнилось. Грен прикинул возраст Туу-Тикки. Получалось, ей сейчас сорок три или сорок четыре. Говорить о своем открытии вслух он не стал, да и значения оно не имело. — Тот, кто написал эту песню, старше тебя?— Да, на поколение. Не знаю точно, на сколько. Но я очень его люблю — и как поэта, и как музыканта. Просто у него такие, чисто гитарные — только ранние песни.— Дашь мне послушать поздние?— Да ты слышал — ?Девушки танцуют одни?, ?Трамонтана?. — А, точно. ?Афанасий Никитин буги? — совершенно безумная штука. Но ?Маша и медведь? вполне годится, чтобы ее петь под гитару. — Наверное. Понимаешь, я так привыкла к оригинальному исполнению, что мне все время не хватает остальных инструментов. Спеть тебе еще?— Конечно. Ты очень хорошо играешь. Много репетировала?— Тут простой аккомпанемент. Не то чтобы три аккорда, но не особо больше. Я теперь могу спеть все, что хотела спеть в юности. А вот сыграть могу не все. — У тебя потрясающий голос. Я и не думал, что когда ты начнешь петь, у тебя окажется такое роскошное контральто. Редкий тембр.— Просто сейчас мода на сопрано и меццо-сопрано, — пожала плечами Туу-Тикки. — А я очень люблю низкие голоса. И женские, и мужские. Но с мужскими-то проще — тот же БГ, Калугин. А вот низких женских днем с огнем не сыскать. Грен кивнул, соглашаясь.— Я когда-то перепел для арфы ?Мерлина на Урале?, — признался он. — Было... занятно. В оригинале там высокий женский голос.— Споешь?— Спою, но не прямо сейчас. Туу-Тикки тронула струны.— ?Между тем, кем я был, и тем, кем я стал, лежит бесконечный путь...?Когда она допела, он сказал:— Это про меня. Про нас. Если не брать в расчет друзей. — Ну так и БГ поет про друзей ненастоящих.— У меня и ненастоящих не было. Знаешь, странно: такое чувство, что я обречен на жизнь без друзей. Родственники и коллеги — да, приятели — пожалуй, друзья — нет. Чего-то во мне не хватает для дружбы. — Дружба — это любовь минус секс, — задумчиво сказала Туу-Тикки. — Ну, я когда-то так считала. Сейчас не знаю. У меня есть друзья в сети. Некоторых мне хотелось бы пригласить в гости. — Кого? Я их знаю?— Наверное. Если продолжаешь вести блог. Пещерного медведя, наверное, Плюшевую кошку, Лисца с Уникорном — они в Фейсбуке в основном. Может быть, Танниуса. — Они все из России?— Танниус из Канады. А Лисец и Уникорн недавно переехали в Барселону. Я так рада за них. — Танниусу будет сложно объяснить, откуда у нас такой дом. — Сложно, — согласилась Туу-Тикки. — Но он вряд ли приедет — он плохо сходится с людьми оффлайн. — Я не помню, он комментирует твои записи?— Мы обычно беседуем в его дневнике. А у тебя завелись хотя бы приятели?— После того, как я пропал почти на год? Нет. Я даже не знаю, что писать: как объяснить, куда я пропадал. — Уходил в кельтский ашрам учиться играть на арфе, — рассмеялась Туу-Тикки, поставила гитару в стойку и пересела к Грену на диван. — Таких же не бывает, — с сомнением сказал Грен. — В нынешние времена тотальной глобализации и постмодернизма бывает все, что угодно, — заверила она. — Хочешь, я поснимаю, как ты играешь на арфе, чтобы ты мог выложить ролики на Ютуб?Грен задумался:— А знаешь, хочу. Это хорошая идея. Спасибо. — У нас даже видеокамера есть, — похвасталась Туу-Тикки, умощаясь под его рукой. — Я купила, чтобы снимать видео с котиками. — Много наснимала?— Много, но до сих пор не собралась поучиться монтажу. — Если хочешь, я могу этим заняться. Как твой вязальный клуб?— Мы собираемся у Анны в подсобке по понедельникам и у Пинь Лао по четвергам — у нее большой дом, а внуки приезжают только на выходные. — Можно было бы и у нас.— Нельзя. Не из-за тебя. Но Гинко, и Тар с Вэйдом, да даже Эшу. Лучше не стоит. Грен погладил ее по плечу. — Осторожничаешь. Эшу давно не показывался. — Тем больше шансов, что он нагрянет в любой момент, — возразила Туу-Тикки. — Слушай, все собиралась тебе сказать: зачем нам официальный брак по законам людей? По законам сидхе — я понимаю, тебе важно ввести меня в род. Но люди?Грен уловил ее сомнения. Она не интересничала, она действительно не понимала. — Мне кажется, — начал он, — что с точки зрения людей наши отношения выглядят довольно шаткими. И когда мы начнем выступать — а мы начнем, поверь, — нам понадобится то, на что можно опереться официально. Предъявить агенту, менеджеру клуба, кому угодно. Для меня это важно. Не могу внятно объяснить, почему, но важно. Туу-Тикки кивнула.— Примем за аксиому, — сказала она. — Хотя Тами, Грен и Дэн живут себе и живут. — Только потому, что по местным законам невозможно официально оформить менаж-а-труа, — вздохнул Грен и пояснил: — Я спрашивал у Среднего. На него это тоже давит. — Слушай, — подняла голову Туу-Тикки, — а как у Среднего и Старшего продуманы легенды о том, откуда у них дома? Ведь и тот, и другой — не стандартные проекты на одну семью, а индивидуальные. — Старшего уже никто и не спрашивает, он успешный музыкант, а Тави — не менее успешный писатель. За давностию лет все решили, что у них с самого начала было достаточно денег, чтобы купить себе дом. Средний оформил все так, будто у него были деньги, переведенные из Европы — он по документам эмигрант. Конечно, Тами поселилась в этом доме раньше него, но всего на несколько недель, а оформлен дом на них обоих. Эндрю как-то нашел лазейку в калифорнийских законах. Ну, как и для нас. К тому же, пока вовремя платятся налоги, никто не беспокоится о том, в чьей собственности недвижимость. — О да, — согласилась Туу-Тикки. — Знаешь, я этой весной впервый заполняла налоговую декларацию сама. Такая мутота! Хорошо мне Эндрю подсказал, в какую графу вписывать жалованье от Первого Дома. — В какую?— Рента от наследства. Он придумал такую развесистую историю, прописал завещание и все такое: дескать, мы с тобой — очень дальние родственники, наследники богатого эксцентричного калифорнийца, которые потребовал в завещании, чтобы его потомки жили вместе, семьей, и только при этих условиях у них появляется доступ к капиталу. Причем если они решат построить дом, чтобы жить вместе, тратить капитал на это можно. — И как же его звали? — Ганс Эккенер, из земли Северный Рейн–Вестфалия. Эмигрировал в Штаты в сороковых годах позапрошлого века, сколотил капитал на древесине и бумаге, удачно вложился в железные дороги и все такое. Думаю, он и правда существовал, Эндрю очень серьезно подходит к такому делу. — А ничего, что ты из России?— О, ты бы видел мою родословную! Внук Ганса, Эрих, вернулся из США в Германию после первой мировой, был коммунистом, членом Коминтерна, переехал в Россию, женился на барышне Никольской из захудалого дворянского рода, поселился в Чувашии — это такая автономная республика на Волге, поднимал промышленность, у него родилось пятеро детей, выжила только моя бабушка. Перед войной, когда начался шпионский бум, его арестовали и расстреляли, как немецкого шпиона. Прабабушка сидела тише воды ниже травы, вышла замуж снова, детей у нее не было, зато муж — партийный. И никто и слова не говорил про Эриха. Она приняла новую фамилию, дала эту же фамилию дочери, и все забыли про Эриха Эккенера. — Красивая история. А как было на самом деле?— На самом деле, моя бабушка по матери и правда Никольская — но по отцу. У меня лежит здоровенная папка — копии архивных документов, будет кому что рассказать при случае. Такая развесистая семейная история. Превратности двадцатого века. — Интересно, а где моя такая папка? С родословной?— Тоже у меня. Только твоя линия идет от правнучки, которая уехала с мужем в Бразилию во время бума какао, а ты благополучно вернулся — с примесью латинской крови, что объясняет твой цвет волос. — Волосы у меня в отца. — Да, но если не присматриваться, похоже на примесь индейской крови. Такой гибрид немки с мулатом или кабошем. Грен рассмеялся. — А мы-то себе голову ломали, продумывая легенду! Или Эндрю задним числом все прописал?— Задним, конечно. Я ему месяца три череп грызла. — Я ничего не знаю о Бразилии, — признался Грен. — Только то, что вычитал у Амаду, а его сведения уже устарели. Если я приехал недавно...— Можешь ничего никому не говорить, ссылаясь на семейный скандал. Можешь последовать примеру братьев и разыгрывать таинственность. Вон, сколько в биографии Старшего ни копались, так ничего и не нашли. Не колется — и все тут. — Видимо, так и сделаю. Но съездить в Бразилию не помешает. — А Кай? А духи?— Пару духов возьмем с собой, а Кая отправим на Клеа, ему там нравится. В кошачью дверцу, важно задрав голову, вошел Сесс. У него в зубах что-то болталось.— Веревку приволок? — удивился Грен.Туу-Тикки присмотрелась. — Змея, просто мертвая. Не в первый раз. Сейчас он ее грызть будет.И действительно, Сесс со змеей запрыгнул в свой гамак и принялся с хрустом жевать рептилию. — А я-то боялся, что они будут на птиц охотиться, — признался Грен. — Но змея? Это же опасно.— Кошки — прирожденные охотники на змей, а вакцину я завела после первого же полоза, — успокоила его Туу-Тикки. — Может, съездим в муниципалитет? Отдел актов гражданского состояния работает до пяти и без обеда, сейчас половина второго. Или ты голодный?— Пообедаем в городе, — пожал плечами Грен. — Да, я спрашивал про кольца у Старшего и Среднего. Их делал Эйрик. — О. Ну мне как-то стремно обращаться к Топору Естественного Отбора за обручальными кольцами. — Я озадачил Йодзу. Он одобрил, кстати. Ну что, поехали?— Я только переоденусь. Да и тебе бы не помешало. — Что не так с моей одеждой? — не понял Грен.— Все так, если ты не собираешься прикидываться человеком, — улыбнулась Туу-Тикки. — Давай хотя бы сделаем вид. Получение разрешения на регистрацию брака заняло совсем немного времени — по буднему дню желающих было немного. Чиновница — милая дама лет пятидесяти, смуглая и черноглазая, — приняла заявления, занесла данные в компьютер, выдала распечатку и расписание работы отдела мэрии, регистрирующего браки. Однако из казенного здания Туу-Тикки и Грен вышли с облегчением. — Уф! — выдохнула Туу-Тикки. — Полдела сделано. Осталось оповестить родню, сшить платье и дождаться колец. — Надеюсь, от меня ты не ожидаешь смокинга? — спросил Грен.— Белая рубашка и темные брюки на тебе меня вполне устроят, — заверила она. — Ну что, поехали обедать?— А чего бы тебе хотелось?— Итальянской кухни. Поехали в Маленькую Италию?Домой они вернулись не скоро. После обеда Туу-Тикки вздумалось поездить по магазинам тканей. Она накупила ярды кружев и жатого муслина, ниток, журналов по шитью, всяческих нужных мелочей, в которых Грен ничего не понимал. От запаха ткани у него чесалось в носу и хотелось чихать, облизывающие взгляды продавщиц и продавцов раздражали. Он и в помещении не снимал темных очков, чтобы спрятать глаза, но даже ?авиаторы? на пол-лица не особо скрывали сидхе. На Туу-Тикки тоже заглядывались, но она столько говорила, что ее больше слушали, чем смотрели. Наконец, нагрузив Грена пакетами и сумками, Туу-Тикки повела его к машине.— Я правильно понял, — сказал он, сев за руль, — что ты решила шить себе платье сама?— Правильно, — кивнула она. — Тебе куда-нибудь еще нужно?— Не сегодня, — твердо сказал Грен. — Моя способность общаться с людьми иссякла еще на том крашеном блондине, который помогал тебе выбирать молнии. — Это тот, который от тебя взгляд оторвать не мог? Ну что, терпи — ты же хочешь выйти на сцену. Там будет то же самое, только хуже. — Проверю. Через неделю игра. Если я выдержу человеческое внимание на ней, я выдержу что угодно.Туу-Тикки кинула на Грена лукавый взгляд и пробормотала что-то про неумеренный оптимизм. Дома их ждали. Гинко сидел у камина и то и дело подкладывал в него мелкие ветки. Рядом с ним, в самом большом кресле, которое вдруг показалось Грену не таким уж и большим, устроился с каким-то журналом высоченный блондин с длинной косой, золотыми глазами и зубастой улыбкой. Человеком блондин не был.— Эйрик, — представился он, вставая и протягивая Грену руку. — Консорт Первого Дома. Грен осторожно пожал когтистые пальцы. Туу-Тикки была смелее. — Чем обязаны? — спросила она.— Вам нужны кольца к свадьбе. Чтобы они получились, я должен лично знать тех, для кого их делаю, — объяснил Эйрик.Он выглядел совсем молодым, но от его баса, казалось, вот-вот начнут позванивать стекла. Он был выше Грена на голову и шире в плечах по меньшей мере вдвое. Обычная клетчатая рубашка и голубые джинсы смотрелись на этом великане по меньшей мере странно. — Давно нас ждете? — спросила Туу-Тикки.— Минут пять, — ответил Эйрик. — Не трогайте Гинко, пока он сам не обратится к вам. Общение с моей Леди потрясло его. Нужно время, чтобы... Словом, нужно время. Я приду, когда сделаю кольца, или передам их через Йодзу. — Не через Эшу? — уточнил Грен.— Эшу бродит, — неопределенно сказал Эйрик и ушел зеркалом. Гинко отлип от камина только в сумерках. Молча пришел на кухню, где Туу-Тикки как раз накрывала к ужину, молча выпил две чашки женьшеневого улуна и только тогда сказал:— Я видел источник всего. — Всего? — не понял Грен.— Тот источник, от которого расходятся световые жилы. Я видел саму Жизнь и говорил с ней. Я не верю в богов, но она... она есть и настоящая. Туу-Тикки положила ему моллюсков в молочном соусе на свежей зелени и запеченную в фольге рыбу. Гинко взял хаси, но есть начал не сразу. — У меня больше не болят пальцы, — продолжил он. — И она сказала, что когда кости срастутся, она вернет мне глаз.Туу-Тикки и Грен переглянулись. Идея киберпротеза не нравилась никому из них, но оставлять Гинко с одним глазом нравилось еще меньше. Если леди Наари решила сама устранить эту проблему, тем лучше. — Еще она сказала, что теперь они срастутся примерно за три недели, — Гинко снял с рыбы кружок лимона и начал есть. — Я никогда и нигде не видел столько муши в одном месте, сколько в том доме. Они везде — в воздухе, в стенах, в полу, даже в очаге. Бесконечный пир муши. Наари-химэ — сама их источник. Они зарождаются в ней и расплываются по всему миру. Грен представил себе эту картину и покачал головой. — И они никому не вредят? — спросил он. — Там же нет людей, — объяснил Гинко. — Только звери и такие создания, как Эйрик. — А Эндрю? — удивилась Туу-Тикки. — Его я не видел. — Не наша забота, — твердо сказал Грен, нажал на плечо Туу-Тикки и велел: — Ешь.