Глава 20: Путаны и милосердие (1/1)

Ты ненавидел зеркала. Сначала по-детски презирал, потом попросту игнорировал. Иногда смотрелся, иронически перекривив губы: тощий неуклюжий пацан, одни руки да ноги – сплошное скопище угловатых конечностей.Когда ты наконец вырастешь? Вырастешь настолько, чтобы окончательно запихнуть образину в мусорное ведро, навсегда запереть её в своих беспросветных подземельях, заключить в бестелесной нетленной тьме.А так…Зеркало.Отвратительная плоская поверхность.* * *Шмыгаешь носом, морщась от холода и лёгкой боли в висках. Но продолжаешь читать.Ты ещё не потерял надежды, что Достоевский вытравит из тебя дурные нравы.Наиболее понравившиеся строчки повторяешь вслух: то шепотом, то довольно громко, но чтобы не разбудить родителей в соседней комнате. Тебе хотелось бы, чтобы все фразы как неизменные догмы отпечатались в голове, и на каждую ситуацию, каждое событие всплывали будто на экране, позволяя парой кликов выбрать нужную линию поведения и дальше действовать вне влияния эмоций – отключить эту глупую опцию, оставив лишь рациональные предложения разума.Однажды ты в кромешной темноте, пытаясь панически разобрать, где - пол, а где - потолок, на корточках ползал в поисках нечто.Адски горели колени и ладони.Ты не понимал, где ты, что ты – вокруг слишком темно.Что ищешь – тоже не знал. Но узнал, едва нащупав что-то твёрдое, тёплое.Провёл пальцем, обнажая ослепшими пятью чувствами очертания. Трясущимися руками попытался отбросить правильно угаданный предмет, но пальцы не разжимались, как прилипшие. – Бедный Йорик, – гнусаво проскрипел человеческий череп – твой череп – коверкая тут же возникший перед глазами образ Гамлета.Ты выкинул мерзкие останки, но тут же спиной почувствовал обжигающий жар. Резко обернулся, отшатнулся. Однако немыслимым образом споткнулся о тот самый череп, упав на спину.Страх окружал тебя ветвями знакомого с детства крыжовника, безжалостно, как и всегда, запуская под кожу старые ржавые шипы. – Что же ты? – тень, она виделась чернее тьмы, склонилась над жалким твоим подобием, тем, кто ты есть сейчас. – Совсем не рад меня видеть.И стремительным вязким покрывалом обрушилась сверху.Ты задохнулся, дёрнулся и открыл глаза. Сердце стучало оглушительно громко и очень быстро. Ты сам – сплошное сердце.Рывком сел на кровати, прислонившись к стене, лихорадочно сжал в тонких пальцах недочитанного Кинга.Книги больше не помогали.Существующая псевдоотдельно образина подозрительно не подавала признаков жизни.Но ты отлично знал – она там…Поэтому снова.Шепотом. Искать себе оправдание.Если нет – подавлять желание.Либо шепотом, либо и вовсе молча, посредством книг и азбуки Морзе отправляя малопонятные записки на тот свет.* * *Увы, своих домашних я бессовестно обманул, вернувшись только под вечер.Илья, когда мы садились на байк и когда ставили его на парковку, сосредоточенно, даже, кажется, сам того не осознавая, тёр красные следы от наручников – наверняка останутся синяки.У меня, хоть ветер и дул прямо в лицо, не вылетало из головы:?Помоги мне!?А чужой раскладной нож в кармане всю дорогу жег бедро.? – Ты поможешь мне? – Нет. – Тебе меня не жалко? – Себя мне жалко больше?.Хитрая изворотливая тварь.Джеки.И что самое главное, так всегда случается: люди приходят ко мне, чего-то требуют, просят, умоляют, читают лекции, а потом исчезают – поминай как звали. Иногда эти люди возвращаются, чтобы снова просить, требовать и так далее.Такое ощущение, что кто-то анонимно дал мне квест праведника, а заодно и Господа Бога.Может мне и в этот раз подождать, пока схлынет очередная буря? – О чём задумался? – скрестив ноги на полу, Никиша ставит игру на паузу.Изображение застывает, застав героя в прыжке.Мальчишка оборачивается, глядя на меня внимательными тёмно-карими глазами. Иногда он умудряется видеть меня насквозь.Рассеянно гляжу, как обиженная моим поздним приездом Сонька укоризненно сверкает глазищами из спальни. Восьмибитка – не её любимая игрушка детства, поэтому не слишком её волнует, и тем более она не понимает, почему ?взрослые? на ней так зациклены. – Ничего особенного, – улыбаясь, присаживаюсь рядом и беру в руки второй джойстик.?Помоги мне…?Нет. Я давно не играю в такие игры. – Сыграем? – киваю в сторону телека и перевожу тему. – Кстати, всё хотел спросить, ты хоть иногда на свой картинг ходишь?Никиша недовольно кривит губы, отменяет паузу и молча наблюдает, как его перс канет в небытие. Играет фоновая музыка геймовера.Мы сидим рядом, и мальчишка, повернувшись, всё так же молча протягивает руку к моему лицу. – Эй, – произносит, а я перехватываю его ладонь на полпути.Несильно сжимаю её и почему-то где-то внутренне не против такого прикосновения.Лицо Никиши в желтовато-красном свете заходящего солнца кажется ещё более обеспокоенным.?Помоги мне, ты же видишь, сам я сейчас…?Из спальни выходит Сонька – уже не обиженная – и закрывает ладошками мой рот. – Ммм? – откидываю голову назад. – У тебя противное лицо.Высвобождаюсь: – Сокровище моё, сразу видно, как сильно ты любишь папу. Маленькая зануда.Она возмущённо упирает руки в боки: – Сам дурак.Никиша смотрит внимательно, с лёгкой улыбкой, а я, оказывается, до сих пор держу его по-лягушачьи холодную ладонь. Опомнившись, возвращаю её владельцу. – Сыграем? – предлагает, указывая на телек.Качаю головой. Затем громко зову: – Илья, хватит отсиживаться под столом, там и так места мало. Вылезай и топай сюда. – Угу, – раздаётся приглушенное из кухни.Вспоминая, обращаюсь к мелкой: – Дитя моё, ты ещё не сделала домашку? Если эти двое согласятся, можешь привлечь их. Потом я приду – проверю. – А ты? – пронаблюдав, как я поднимаюсь на ноги, Никиша тоже кладёт джойстик на пол. – Спать пойду. Устал.Утопав в спальню, падаю лицом на постель. Некоторое время лежу так.Шевелиться не хочется.Что-то я сегодня совсем расклеился.В голове заезженной пластинкой на трухлявом граммофоне звучит голос Джеки.?Помоги мне…?Сукин сын всегда знал, что сказать.Он-то из тех, кому я не могу отказать – особенно потому, что просит он нечасто, зато если уж ему кто-то приглянулся, сам без всяких просьб и вообще без лишних слов помогает, как может.Терпеть не могу играть по правилам.Об этом он тоже знает.Сам не замечаю, как засыпаю.Будит меня мелкая, забираясь на кровать к стене. Она уже совсем сонная и через пять минут крепко спит. Зато у меня сна – ни в одном глазу.Осторожно выбравшись из-под одеяла, топаю в зал. Там, в темноте, Илья, как скорбная всезнающая сова, горбится над телеком и рубится в контру.Даже не оборачивается, когда я прохожу мимо. А мне сейчас хочется одного – выпить. Напиться, расслабиться и забыть.Почему это так задевает меня?Почему я не как обычно безразличен?Может, потому, что он в безвыходной ситуации – иначе не обратился бы?Нет уж. Не хочу сейчас об этом думать.В одном из ящиков кухонного гарнитура стоит бутылка какого-то пойла, волшебным образом приведшая меня в состояние релакса. Но когда она опорожняется наполовину, понимаю, что если вылакаю ещё немного, то никуда не пойду. Поэтому поднимаюсь, в темноте натягиваю верхнюю одежду и иду в коридор.Перед уходом торкаю Илью за плечо: – Я вернусь ближе к утру.Он оборачивается и кивает.Со спокойным сердцем покидаю родную квартирку.Выпивка почти не давит на голову, хотя градус там вроде бы немаленький. Решаюсь взять байк.Неторопливо спускаюсь, открываю подъездную дверь. Однако не успеваю выйти – непонимающе застываю.Никиша стоит совсем рядом – прислонившись к вертикальной подпорке козырька – трубе, клацает телефон. Первые пару секунд принимаю увиденное за мираж. А галлюцинация, разглядев меня, подходит ближе. – Ты что здесь делаешь? – недоумеваю. – Стою, – пожимает плечами.Недолго перевариваю фразу и засовываю руки в карманы: – И долго? – Неважно.До меня никак не доходит, что он тут забыл. А Никиша неожиданно выдаёт: – Опять пойдёшь снимать всяких шлюх?Я аж опешил. – Эм, что?Упрямо встряхивает шевелюрой и глядит – глаза в глаза. Невольно складывается ощущение, что он магичит или что-то вроде того. Может, разозлиться, выгнать его взашей и пойти по своим делам? Я сейчас достаточно пьян, чтобы сделать это без угрызений совести.Но Никиша снова – как этим же вечером – протягивает руку, и только тогда я совершенно трезво понимаю, что этот вот его жест – всегда – с самого начала нашего знакомства похож на жест милосердия.Даже не знаю, злиться, смеяться или равнодушно ударить по руке.Но позволяю ладони слегка коснуться щеки. С некоторым интересом спрашиваю: – Приручаешь?Как грязного щенка, дворовую псину. – Не знаю, – искренне. – А можно?Темень разжижает лишь тусклая подъездная лампа.Проводит рукой от щеки до шеи, до самой задыхающейся в пульсе жилки.На секунду, буквально на секунду, я чую его жгучее желание сдавить её до обморока, до предвестника клинической, а то и вполне реальной смерти.Смотрит долго, получая в ответ такой же изучающий взгляд. Не представляю, что бы сказали те, кто увидели нас со стороны. Наконец нарушает тишину: – Я выиграл.Сразу понимаю, о чём он. – Откуда ты знаешь? – Вижу. – Хах, да и срок ещё вроде бы не подошел. – Не имеет значения. Я говорю то, что вижу. И твой взгляд вряд ли изменится.Не отводит прямых честных глаз, заставляя поверить ему на слово, а моя хвалёная интуиция в который раз молчит.Действительно, в который?И вдруг на меня неожиданно – всего на пару секунд, накатывает необъяснимая нежность – что-то вроде той, которую я почти насильно испытываю к Соне, когда вижу её чем-то увлечённой, захваченной или, наоборот, умиротворённо-спящей.Но в то же время, это не то, совсем не то.И сейчас эта ночь и эти его тёмные, по-цыгански проницательные глаза в своей глубине заключали нечто такое, чего мне, наверное, никогда не понять.А может, это всего лишь моё смятение. Вызванное чужим обнаженно-ироническим сигналом SOS.Save our souls.Кто из нас и как часто обращался с этим немым возгласом к высшим и не очень силам? – Поцелуешь меня? У него тёплая, чуть влажная ладонь.И сейчас я зачарован. Поэтому никто не посмеет упрекать меня за содеянное.Тянусь к его губам, а он подходит ближе, позволяя обнять себя за талию.От него пахнет апельсинами и какой-то жвачкой.Жадно впитываю этот аромат.Его руки сжимают мои плечи, а глаза прикрыты.Он сейчас весь – в этом поцелуе. В чём мне тоже видится некая доля зрелого спокойного милосердия.Секунда – и я почти ненавижу его за это.А отстраняясь – пробуждаюсь. Скидываю с себя паутину лживых однотонных чар.Смотрю – сверху вниз. – Пусть так, ты выиграл. А теперь не против, если я отчалю к своим шлюхам?