7 день. Удары (Сынхен/Джиен) (1/1)

Первый удар получается смазанным и неуверенным, больше импульсивным и ломанным, основанным на желании выплеснуть эмоции, а не причинить вред. Голова Сынхена склоняется набок, как у безвольной куклы. Ему все равно, что его бьют, алкоголь в крови настолько расслабил и успокоил, что он готов был и ногами получать. Искаженное яростью лицо Джиена расплывалось, а крики и вопли, наполненные раздражением и злостью, не доходили до сознания. За что на этот раз на него злятся? Он опять слишком много выпил? Что-то не то ляпнул на интервью? Пропустил запись? Забыл про какую-то дату? Второй удар снова импульсивный, но уже прицельный, а не наотмашь, как предыдущий, и он нацелен на лицо пьяного Сынхена. Голова снова качается теперь в другую сторону, мужчина медленно моргает, будто приходя в себя, и более осмысленно смотрит на дрожащего от переполняемого гнева Джиена. На его лице проступает румянец, грудь часто и тяжело вздымается, будто после марафона, глаза лихорадочно блестят, а губы искажены оскалом. - Красивый, - пьяно лепечет Сынхен, едва касаясь трясущейся руки, на костяшках которой видны проступающие следы. Третий удар более четкий и резкий, а боль немного отрезвляет. Сынхен заваливается на диван, не сумев удержать равновесие. Он едва касается щеки, на которой проступает синяк. Джиен потирает заболевшее запястье, упрямо поджимая губы и сверху вниз глядя на хена, который определенно не способен на какое-либо сопротивление. Он чувствует ее. Она медленно застилает глаза. Власть опьяняет. Ее яд проникает глубоко в тело по венам, отравляя самые глубины, начиная с проклятого сердца, а после распространяясь по всему организму. Эта зараза начинается с мозга, в котором рождается ощущение вседозволенности и безнаказанности, благодаря которым действия не скованны никакими ограничениями. В Джиене просыпается ярость, которая заставляет рвануть вперед и снова обрушить кулаки на безвольного мужчину. Он не контролирует себя, просто продолжает раз за разом поднимать руку и с усилием опускать, соприкасаясь с пьяным слабым телом. Сынхен не пытается прикрыться или остановить бушующего Дракона. Он просто принимает все, что ему дают. Он знает, что это ненадолго, а самое главное, что это заслуженно. Джиен никогда не злится без причины, и тем более не будет распускать руки, только если не довести. На них очень много обрушивается – от начальника, соперников, фанатов. Слишком много уходит сил и нервов, но больше всего берет на себя, как всегда, Джиен, считая, что лидер должен закрывать от негатива всех остальных, жертвуя собой. Все темное накапливается и в какой-то момент хватает пустяка, чтобы сорваться с цепи. Сынхен дал этот толчок, чтобы все демоны вырвались на свободу, показывая свою силу на виновном. Удары становились все реже и реже, сила из них стремительно уходила вместе с угасающей яростью. Дыхание Джиена превратилось в глухие хрипы, с силой выталкиваемые из легких. Он зажмурил глаза, оставляя себе только темноту, которая была признаком наступившей пустоты. Руки еще дрожали от неожиданно накатившей слабости, но пальцы все равно упрямо сжимали рубашку на груди Сынхена, будто это было единственное, что удерживало в реальности. - Будешь вино? – дошел до уставшего разума хриплый голос хена, который безучастно смотрел в потолок. Джиен в ответ глухо хмыкнул, после чего не сдержал всхлипа. Слезы облегчения застилали взор, стекая по щекам к подбородку. Он молча закивал, как китайский болванчик, утирая лицо, стараясь хоть как-то прозреть. - Тогда встань с меня, сейчас я тебя не смогу поднять, - отозвался Сынхен, ласково беря Джиена за свободную ладонь, отцепляя ее от собственной рубашки. - Не сейчас, - шмыгнул носом лидер, укладываясь сверху на хена, всхлипывая тому куда-то в район шеи. - Так что я сделал? – спустя некоторое время спросил Сынхен, чувствуя, как снова ноет спина от неудобного положения, но решил это перетерпеть. - Тебе все заново перечислять? – мрачно отозвался Джиен, поднимая голову и хмуро глядя на развеселившегося мужчину. - Только основное, если можно, - усмехнулся он, взъерошивая жесткие волосы Дракона. – И без кулаков. Мне скоро на съемки. Джиен заерзал, переползая чуть выше. Его пальцы ласково стали гладить суровое лицо добродушного хена, мягко касаясь поврежденной кожи. Затем их путь повторили мягкие, но влажные от недавних слез губы, без слов прося прощения за вспыльчивость. - Все хорошо, Джиен, - улыбнулся Сынхен, слегка поворачивая голову, ловя поцелуй губами. – Прости, что разозлил. - Дурак ты, хен, - буркнул лидер. – Тут виноват только я. Не стоило срываться. - Прости, что никак больше помочь не могу. Кроме как грушей побыть. Ярость потухла так, что даже углей не осталось. Спокойствие и всепрощение Сынхена развеяли пыль от нее, оставляя блаженное ?ничего?, по которому так соскучился Джиен, постепенно наполняемое простым и родным счастьем от близости любимого человека.