Глава 27 Грустная. НЦы нет!!! (2/2)
Северус стонал в такт ударам сердца своего… более чем мужа. Его вселенной. Существа, ставшего для него всем. Хотелось, чтоб это длилось и длилось, пока вся кровь не покинет его вены, пока он не отдаст всего себя, до дна, без остатка.
Демон, наконец, отстранился, последний раз провел влажным языком по тут же затянувшимся ранкам, после чего призвал Зеркало.
- Смотри, любимый, - сказал он, обращая затуманенный взор Северуса на то, как вокруг двух проколов кожи, оставленных клыками демона, начинает образовываться светящийся красивый узор из переплетенных нитей Силы. Он сложился сначала в нечто, очертаниями напоминающее ошейник, охвативший нежную шею, потом начал разрастаться, образовывать новые переплетения и ответвления, спускающиеся на грудь, плечи, спину. Это было похоже на татуировку, но только белого цвета, светящуюся в полутьме спальни.
Когда узор начал захватывать все большую поверхность тела Северуса, демон удивленно поднял брови, а потом стянул с плеч мужа тонкую ткань, обнажив грудь и спину. На потрясающей шелковистой коже мужчины образовались как бы отдельные ?треугольники?. Один спускался вершиной от плеч до самого пупка. Второй – от плеч до самого копчика, и два других – от ?ошейника? по рукам до самых запястий. Это было очень… красиво. И необычно.
- Ничего этого, кроме ошейника, раньше не было, - сообщил Эр Северусу. И, улыбнувшись, добавил: - твоя очередь. Произнеси свое имя, потом укажи, что принимаешь меня. Можешь ничего не обещать. Слова должны прийти от сердца, сами. Потом точно так же выпьешь моей крови. У тебя нет клыков, но я тебе помогу.
Северус вернул халат на место и, прочистив горло, заговорил:- Я, Северус, сын Ориона, урожденный Блэк, вверяю себя тебе, Хар-Эрри, сын демона Абигора, и признаю себя твоим Нгар. Разделяю с тобой кровь свою, магию свою, тело свое, жизнь и посмертие свое. Клянусь перед лицом Вечности любить тебя, хранить верность тебе, принимать защиту твою, по мере сил помогать тебе, учиться у тебя. Обязуюсь всегда и во всем прислушиваться к тебе, считаться с желаниями твоими, никогда не обнажать меча против тебя иначе, как с целю познания науки владения им. Мой дом – твой дом, мой меч – твой меч, твои враги – мои враги, твои друзья – мои друзья. Да не покусится никто на право мое в обладании тобой. Да будет Магия мне свидетелем, и да скрепит Вседержитель наш союз отныне и до скончания времен.Демон привлек лицо Северуса, направив его губы к своей шее, после чего удлинившимся когтем сделал вдоль вены небольшой надрез, из которого заструилась кровь. Мужчина принялся слизывать алые, отливающие непонятным свечением струйки, окрашивающие смуглую шею его мужа. Не успели первые капли демонической крови коснуться губ смертного, как произошло что-то странное.Рот мужчины приник к открытой ранке, руки обхватили мужа за плечи, а тело как бы окаменело, застыло неподвижно. Демон не мог понять, что происходит, но прервать соединение не посмел.А перед внутренним взором Северуса замелькали непонятные картины.
Вот он, совсем еще маленький, не старше четырех лет, сидит на белоснежной шкуре у камина и водит специальным угольком по чистому пергаменту. Пытается изобразить нечто странное – рога и крылья, хвост, но ничего не выходит. Вдруг за спиной раздается звук сработавшего портала, сердце делает радостный кульбит, и через секунду босые ноги несут его в нужном направлении. Мгновенье, и он уже подхвачен сильными руками, закованными в белую броню из мифрила. Голые – только ладони. Родные зеленые глаза теплеют, губы быстро находят его щеку.- Здравствуй, малыш. Как ты тут без меня? Роззи не будет снова жаловаться на тебя? А? Ах ты мой сорванец любимый! – говорит такой долгожданный, родной Эр, неизвестно где отсутствовавший несколько последних дней.Эти же руки подкидывают его высоко-высоко, к самому потолку, сердце захлебывается от ужаса и восторга, мгновения падения и вот он уже снова крепко прижат к широкой бронированной груди. Пальцы сами зарываются в медную гриву Эра, в носу начинает щипать от переизбытка чувств.- Где ты был? - требовательный вопрос.- Ловил своему мальчику маленького дракончика, - шутливо отвечает Эрри и снова подбрасывает его в воздух. – Мальчик вырастет и сможет полетать на нем, да, родной?Потом он же, но уже постарше, лет восьми, стоит у котла и что-то сосредоточенно отмеряет на громоздких весах. Собирается уже высыпать в котел следующий ингредиент, но сильные пальцы ловят его за запястье.- Третий закон Беннифана, Аэ? – насмешливо поднятые рыжие брови на смуглом лице. Медные волосы, спадающие до самой талии, переливаются на солнце. Вся расслабленная, домашняя поза демона напоминает о сытом, отдыхающем хищнике.- Эр, - мальчик недовольно поджимает губы, - опять ты…- И всегда буду, Аэ. Так что? Я жду.- ?Все компоненты животного происхождения, по фазам луны добываемые, в зелья добавляются соразмерно и с теми же фазами согласно?, - процитировал Аэ.- А ты?Мальчик досадливо передергивает плечами.
- А я не учел, что сегодня…- Полнолуние. Значит, зубы дракона, которые ты пытался добавить в зелье, не подходят. Почему?- Потому что ты убил его в растущую луну.
- Умница, – большая, теплая ладонь проводит по темным волосам воспитанника, - не огорчайся, родной. Ты и так что-то больно шустрый для своих лет.В груди разливается теплое чувство. Эр любит его. И гордится его успехами. Снова сильные руки притягивают его в объятие.
Вот он зубрит таблицу сочетаний компонентов. Ему четырнадцать, и Эр обещал дракона.Ему шестнадцать и зеленые глаза Эрри неотрывно следят, как он сражается на мечах, купается в реке, бьется на кулаках с крестьянскими мальчишками. Взгляд этот опаляет, вселяет веру в свою непобедимость, за спиной разворачиваются невидимые крылья.
Ему семнадцать… Эр отводит горящий взгляд, судорожно сжимает кулаки. Больше не обнимает. Не щекочет босые пятки. Не треплет по волосам. Уже нельзя почему-то с разбегу броситься утром в его огромную кровать, разворошить шкуры добытых Эрри животных и, отыскав среди ниххозяина этого ложа, забраться ему под горячий бок, пристроить холодные ноги, уткнуться носом в теплую рыжую гриву. Эр отдаляется, в его глазах боль и страх. Что с ним?Сжатые зубы, вздувшиеся желваки. Слова признания, камнем ложащиеся на сердце. Раб. Постельная игрушка бессмертного демона. Застывшие зеленые, родные глаза. Простить? За что? Это не ты, Эр, так распорядился, это Судьба. Вот для чего ты растил меня, да, Эрри? А я-то всегда думал для чего я тебе, безродный, некрасивый? Если у тебя мог быть кто угодно. Не сжимай до хруста зубы, родной. Не надо. Пусть все будет так, как должно быть. Я твой. Бери, не бойся. Всего меня. Душу только оставь. А сердце… безродный мальчик давно отдал его тебе. Еще тогда, едва сделав первый вдох у тебя на руках.Горячие, требовательные губы. Руки, которые когда-то кормили, одевали. Учили держать меч, утирали слезы и кровь. Теперь они жадно шарят по телу, отбирая волю. Как хорошо. И как невыносимо стыдно. Раскрываться. Отдавать. Впускать. Огромная плоть жадно врывается в тело. Больно. Больно все равно, несмотря на зелья и подготовку. Эр тихо, страстно рычит. И жалобно стонет. Он горит, как в огне. Губы его так нежно-беспощадны.
А в душе Аэ война. Это же Эр. Он вырастил его, Аэ, и он не виноват. Это демоническая природа – брать, подчинять. Делать своим. И все же… Почему так? Почему нельзя, как раньше. Сидеть у камина, перебирая рыжие пряди, и не думать, что Эр хочет вот так. Ворваться, унизить. Что он просто так любит, а не для того чтобы… Брать. Снова и снова, опаляя дыханием, заражая страстью, огнем, от которого сотрясаются стены. Так сладко. Так стыдно. Так чувственно и упоительно. И так неправильно.Содомия. Так сказал священник. Грех, за который горят в аду. Вот что делает Эр. Он погубит его душу. Так страшно, наверное, без души… Но это же его Эрри. У него теплое, красивое, гибкое тело, налитое силой. И добрые глаза. Он не может… Или все же?Снова вечер. Призыв, жажда в зеленых очах. И где-то, в их самой глубине – горечь. Но демоническая природа сильнее, она хочет. Требует обладать, подчинить. Ворваться в такое юное, прекрасное тело, сжать, растворить в себе. И снова, снова огонь, бегущий по жилам вместо крови… Страсть, разделенная на двоих. А потом – боль. Душа болит. Умирает, наверное…
Восемнадцать. Жестокие, страшные слова, сказанные в пылу ссоры. Бесконечная боль и тоска в родных глазах. Мольба. Но сердце, его, Аэ, сердце, затопила ярость. Как Эр смеет?
- Содомит. Растлитель. Насильник. Гореть тебе в аду, чертов демон. Грешник. Тиран. Ублюдок. Ты мне не хозяин.
Хлопнуть дверью. Да посильнее. Теперь у него есть магия. Умолкни, совесть. Тело – не самая высокая цена за волшебство. Да, я помню, что Эр чуть не умер, добывая глоток из Великой Реки. Поделом ему. Чертов тиран. Он, Аэ, хочет на войну. Подставлять задницу он, значит, взрослый. А воевать ему рано. Все мужчины сражаются, а он дома, как баба. Как наложница.Уехать подальше. День, два пить в кабаке. Схватить первую попавшуюся служанку, рвануть ткань с ее белых, полных плеч, огладить бока. Какая дряблая, мягкая плоть. Совсем не похожа на налитые силой мускулы, как у… Не думать. Забыть этого чертова…
- Да, хорошая девочка, пососи его.
Почему так противно? Почему так больно душе? Опять чертово сердце, когда-то давно отданное Эрри. Его зеленоглазому любимому… любимому… Чччерт. Как можно было не понять? Как можно быть таким слепцом? Такой сволочью…
- Поди прочь, грязная тварь, я возвращаюсь домой. Эти медяки – все, что ты заслужила.
Оттолкнуть жадные руки этой бабы. Он принадлежит другому. Его Эрри. Боже, Эр, простишь ли ты меня когда-нибудь? Родной, любимый, близкий?
Оседлать коня, мчаться. День и ночь, и еще день. Надо же было так далеко забраться… Вот и дом. Почему так тихо? Некому принять коня. Они уехали? Эр, Эрри, родной. Где ты? Вот и его покой. Давно потух камин. Что это?
Белый, безжизненный мрамор, так четко повторяющий контуры красивого тела. Крыло прикрывает его, и оно кажется таким расслабленным. Красивая кисть что-то сжимает. Прекрасная скульптура. И такая точная. Вот и рисочка шрама, пересекающая тонкую бровь. И изумруды вместо глаз – чудесно. Какому гению под силу такое? Шедевр. Эр как живой, только белый. Высеченный из мрамора. Так что там у него в руке?
Зеркало. Отражающее каждый шаг Аэ. Понимание оглушительной волной накрывает его. Эр обратился в камень. Он видел… с той девкой… И ничего не объяснить. Уже не оправдаться. Никогда. Боже, что он наделал?
Крик, рвущийся из груди. Кровавая пелена безумия застит глаза. Все те жестокие слова, сказанные любимому, бьют по вискам кузнечным молотом. Лаборатория. Кровь его Эрри. Смешать с огневкой кровяной, предать все огню. Умереть вместе с ним.Видение медленно отпускает Северуса.
- Прости меня, Эр, - шепчет он тому в шею. - Прости за каждое слово, что я тогда сказал тебе. И за ту грязную служанку в кабаке. У меня ничего с ней не было. Клянусь тебе, Эрри. Мне было так противно… я так хотел вернуться. Но опоздал. Мне безумно, бесконечно жаль…И снова он прижат к широкой, сильной груди, в которой размеренно бьется сердце.
- Чшшш, родной. Все позади. Я давно уже понял и простил тебя. Не плачь, мой хороший. Теперь все-все будет по-другому. Обещаю тебе.