Глава 1. Давно забытое прикосновение (1/1)

Вот и сказаны последние слова прощания, и моя подруга, мой ангел-хранитель Эмма обнимет меня и шёпотом пожелает удачи. Я смеюсь и благодарю её, изо всех сил сдерживая слёзы, готовые политься из глаз. Нет, я не заплачу. Пусть думает, что я уезжаю счастливой. Конечно, мы ещё встретимся. Я обещаю не забывать писать.Взяв чемодан, иду к автобусу, но в дверях какая-то неведомая сила заставляет меня повернуться, и невольно горькие слова, которых я не хотела произносить, слетают с губ:—?Он так и не пришёл!Эмма опускает глаза, не зная, что ответить. Она прекрасно понимает, кого я имею в виду. Но чем она может помочь? Эмма не тот человек, который будет успокаивать фальшивыми словами или проявлять неуместное сочувствие.Я сажусь в автобус, и двери закрываются за мной. Долго стою неподвижно, глядя сквозь лилово-синее стекло на удаляющуюся женскую фигуру. Эмма тоже смотрит мне вслед и машет рукой. Когда автобус поворачивает к выезду на шоссе, я, наконец, медленно прохожу в салон и занимаю своё место.Я возвращаюсь домой.Только на самом деле я вовсе не хочу туда возвращаться. Я отвыкла быть дома, и хотя физически я отсутствовала там всего несколько месяцев, на самом деле меня не было рядом с моими родными целый год.Именно год прошёл с тех пор, как болезнь, начавшая развиваться в детстве и незаметно подтачивавшая цельность моего рассудка в течение почти двадцати лет, дошла до критической фазы, когда я больше не отвечала за свои слова и поступки. Эту болезнь все знают как диссоциативное расстройство идентичности или, проще говоря, раздвоение личности. Но во мне было даже не две, а целых четыре сущности. Каждая вела себя, словно отдельный человек, со своими желаниями, памятью, привычками.Впрочем, у всех моих альтер-эго была одна мишень: моя мать, София Кэпвелл. И если Лиза мстила ?дорогой мамочке?, воруя фамильные драгоценности, Сьюзен действовала на нервы, рисуя картины о её неприглядном прошлом, то Ченнинг, последняя и самая опасная часть моего подсознания, мечтал убить Софию. И однажды он попытался реализовать своё глубинное желание.С того момента моя жизнь, и без того протекавшая, словно кошмарный сон, превратилась в кромешный ад. Даже сейчас, когда с помощью Эммы воспоминания о том, что я вытворяла в последний год, вернулись ко мне, всё равно я прокручиваю внутри эти события, словно совершённые в больном бреду. А тогда я вовсе не отдавала себе отчёта в поступках.Я помнила выстрел из револьвера, но не могла вспомнить, в кого стреляла. И было ли то во сне или наяву? Я знала, что револьвер вместе с другими вещами по-прежнему лежит в каком-то рюкзаке, но я понятия не имела, где находится рюкзак…По поддельным документам на имя Сьюзен Калье, журналистки, я получила двухнедельную туристическую визу в Сингапур. Всё, что я помню об этом времени?— ночные бары, рынки, мельтешение чужих лиц… Вдруг в одном из ночных клубов я встретила своего младшего брата Тэда. Помню, я подумала: надо бы дать знать о нём родителям, они давно ищут его. Потом эта мысль утонула, как все прочие, в толчее хаотичных образов.Такое часто со мной бывало, когда мои личности собирались меняться местами, я не могла чётко мыслить. И ещё?— испытывала невыносимую головную боль, от которой мозг почти готов взорваться. И люди вокруг напоминали призрачные тени, но никак не живых людей.Следующее моё ясное воспоминание после долгого провала: я в Париже на Елисейских полях сижу за мольбертом, выдавая себя за Сьюзен, свободную художницу, приехавшую подзаработать во Францию на портретах туристов. Тут я снова вспомнила о Тэде и нарисовала его, каким видела в том сингапурском ночном клубе. Уезжая из Парижа, я оставила портрет художнику, работавшему вместе со мной, сказав, что если однажды кто-то заинтересуется картиной, он может её продать, а деньги забрать себе.И вот я стою возле билетных касс парижского аэропорта. Вроде бы собираюсь опять куда-то улетать, только вот куда?Едва воспринимаю фигуру женщины впереди себя, зато отлично слышу, о чём она говорит:—?Мне, пожалуйста, билет на завтрашний рейс до Нью-Йорка. Я делала заказ предварительно. Моя фамилия О’Коннелл.Я вздрогнула, и затуманенное сознание внезапно стало ясным, словно меня ненадолго пробудили от нескончаемого кошмара.?Миссис О’Коннелл пришла, папа?,?— вспомнила я свой собственный детский голос.?Я не могу спать по ночам, я всё время вижу Софию,?— голос отца, подслушанный мной за дверью его кабинета во время одного из сеансов терапии. —?Я до сих пор не могу смириться с её гибелью?.?Я больна, мне нужен врач?,?— вдруг поняла я. Усилием воли я собрала своё сознание воедино: ?Я не Сьюзен. Меня зовут Иден, и мне необходима помощь?.—?Что вам угодно? —?молодая девушка из билетной кассы выжидательно смотрела на меня.—?Есть ещё свободные места на ближайший рейс до Лос-Анджелеса?Дальше опять темнота, среди которой я помню, будто в тумане, салон самолёта и обеспокоенное лицо стюардессы, склонившееся надо мной:—?Мадемуазель, вам нехорошо? Вы так бледны!—?Со мной всё нормально. Пожалуйста, не беспокойте меня…—?Извините.О том, как я вышла из самолёта и добралась из аэропорта Лос-Анджелеса до пригорода Санта-Барбары остаётся только гадать.В следующий раз чёткое и ясное сознание вернулось ко мне ночью. Я стояла посреди заброшенного дома на окраине города. На мне был надет мужской костюм, а волосы почему-то оказались коротко обрезаны. Скорее всего, я отрезала их сама и сравнительно недавно, ибо на пиджаке всё ещё оставались прилипшими несколько тонких прядей. Я смахнула их, медленно соображая, что теперь делать и как отсюда выбираться. Внезапно я осознала, что помню это место. Однажды, когда я была Лизой, я спрятала в сарае за домом похищенные мной и Андрэ драгоценности.Но что я ищу здесь теперь? Я направилась в сарай и стала перетряхивать подряд все ящики. Из одного из них выпал рюкзак.?Это моя вещь,?— шевельнулась в уме смутная догадка,?— и я искала её… Надо забрать… Забрать?— что? Я совсем не помню, что лежит внутри. Наверное, деньги, одежда и …?Снаружи послышался шум.Времени раздумывать не было. Я схватила рюкзак и потихоньку выскочила из сарая на улицу. Прокравшись за кустами, я обогнула участок дома с другой стороны, а потом бросилась со всех ног к шоссе, благо, что мне удалось хоть немного вспомнить это место, и понять, в какую сторону надо убегать.Мне пришлось ждать довольно долго, прежде чем какая-то попутная машина остановилась по моему знаку. Шофёр приспустил стекло с моей стороны и критически оглядел меня с головы до ног, не переставая жевать жвачку.—?Не подбросите до Санта-Барбары? —?поспешно спросила я, опасаясь, что он сейчас просто нажмёт на ?газ?, а я опять останусь одна посреди пустынного шоссе.—?Деньги-то хоть есть? —?с сомнением поинтересовался водитель, не сводя с меня подозрительного взгляда.Впрочем, мой тогдашний облик, действительно, мог внушить опасения кому угодно.—?Есть,?— согласно кивнула я. —?Двести долларов!—?Для меня этого даже много. Залезай,?— и он открыл заднюю дверцу машины.К утру водитель довёз меня до города. Но я стремилась туда не для того, чтобы вновь встретиться с родными. На самом деле всё, что мне было действительно нужно, это найти справочное бюро и выяснить, занимается ли по-прежнему доктор О’Коннелл частной практикой в Санта-Барбаре. Её имя вело меня, как путеводная нить. Больше я почти ничего о себе не могла вспомнить. Отдельными мгновениями я ловила себя на том, что с трудом вспоминаю собственное имя…В справочной мне достаточно быстро удалось раздобыть информацию о том, что миссис О’Коннелл давно закрыла практику в Санта-Барбаре.Впрочем, как мне сообщили в том же справочном отделении, поблизости от Сан-Франциско расположена экспериментальная клиника, принадлежащая некой мисс О’Коннелл. Больница предназначена для практически безнадежных пациентов с крайне тяжелыми формами заболеваний, и там применяются прогрессивные, но недостаточно опробованные на практике методы лечения. Меня это сообщение не только не насторожило, а, наоборот, обрадовало. Тяжёлые формы заболеваний? Как раз то, что нужно!Не медля ни минуты, я купила билет на автобус до Сан-Франциско.Деньги в рюкзаке таяли с катастрофической скоростью. Однако куда сильнее меня беспокоили не финансовые трудности, а скорость моего передвижения к заветной цели. Каждый потерянный час, каждая даром потраченная минута могли обернуться против меня. Если на полдороге моим сознанием завладеет Лиза, я больше никогда не увижу свой дом и близких людей!Трудные времена требуют решительных мер. ?Я?— Иден?,?— крупно написала я на обеих своих ладонях шариковой ручкой, ?позаимствованной? со стола справочного бюро. Дурная Лизкина привычка: не бриллианты стибрит?— так что другое, по мелочи. Однако в данном случае её дурная привычка оказалась кстати.Эмма потом говорила, что интуитивно я действовала совершенно правильно: сконцентрировала сознание на одном-единственном объекте, который полностью ассоциировала с собой. К сожалению, этой меры предосторожности оказалось всё равно недостаточно.На одном из вокзалов Сан-Франциско я поймала такси и попросила довезти меня до клиники.Однако, оплатив проезд по счётчику и выйдя у ворот больницы, я замерла в растерянности. Такси развернулось и уехало, а я, остолбенев, стояла возле входа в незнакомое здание, прижимая к груди рюкзак и не понимая, что делаю здесь. Только секунду назад я помнила, и вот уже… Голова начинала противно ныть, в висках пульсировало. Мельком я бросила взгляд на свои руки. Где-то на краю сознания болталась слабенькая, исчезающая мысль о том, что чем-то это может помочь… Но ладони были пусты. Эмма потом подтвердила: не было никакой надписи на моих руках,иначе ей бы не пришлось гадать больше суток, кто я и как меня зовут.Всё-таки Лиза перехитрила меня! Стоя посреди улицы и раскрыв рюкзак, я лихорадочно перебирала вещи, лежавшие там: странная, незнакомая одежда, водительские права какой-то Сьюзен Калье… Господи, надеюсь, я не украла их? Потом пальцы наткнулись на что-то гладкое, твердое, металлическое на ощупь…Я отдернула руку, будто обжегшись, и поспешно закрыла рюкзак. Мыслей не было. Меня бил ледяной озноб, зубы стучали. Всё кончено, я натворила нечто ужасное, о чём нельзя помнить! Ещё секунда, и последняя планка, поддерживавшая равновесие в моем рассудке, рухнула бы, и я бросилась бы бежать, очертя голову, в неизвестность, если бы не счастливая случайность…По дороге мимо меня проходили две девушки, громко делившиеся друг с другом впечатлениями от прекрасно проведенного отпуска на дорогом курорте.-… говорила тебе, не пожалеешь! Гавайи?— это блеск! Настоящий рай! —?чужой короткой фразы оказалось достаточно.?Иден! Да, это моё имя. У меня осталось только оно и ещё несколько минут, чтобы добраться до кабинета доктора О’Коннелл, прежде чем начнется приступ…?Вероятно, мой потерянный вид внушил жалость охраннику, дежурившему у входа. По моей просьбе он позвонил по телефону в регистратуру и передал моё пожелание говорить непременно с владелицей клиники. Через пару минут охранник разрешил мне войти на территорию больницы, попросив одного из санитаров, следивших за гулявшими во дворе клиники пациентами, проводить меня до административного корпуса.Я ступила на порог кабинета Эммы, уверенная, что приехала к той самой женщине, которая когда-то лечила моего отца… Конечно, я всё спутала! Эмма оказалась дочерью той миссис О’Коннелл, которую я помнила с детства. Но мне всё равно повезло больше, чем я того заслуживаю: мой лечащий врач стал моим самым лучшим другом…. Даже не зная вначале, кто я, и способна ли буду оплатить лечение, Эмма взялась помогать мне.?Ты, главное, не бойся Лизы,?— терпеливо объясняла она после очередного моего приступа. —?Она?— не другой человек внутри тебя. Это и есть ты, бессознательная часть тебя, отверженная другими людьми и тобой. На самом деле Лиза бессильна. Пока ты её боишься и ненавидишь, она имеет над тобой власть. Если ты перестанешь избегать её, вы, наконец, сможете встретиться лицом к лицу. Я знаю, это легко сказать, но не так-то просто сделать. Не убегать от того, чего боишься больше всего на свете?— это настоящее мужество. Слышишь, Иден? Я верю в тебя! Сначала будет трудно, но я всегда буду рядом. Я помогу тебе! Обещаю, когда вы встретитесь, Лиза вернёт все твои потерянные воспоминания?.Эмма не солгала. За время, что я провела в клинике, я ни на секунду не ощущала себя брошенной. Порой подступали ужасные моменты, когда казалось еще мгновение?— и я навеки рухну в чёрную бездну безумия, но моя подруга была рядом и поддерживала меня. Это так важно знать, что тебе безусловно доверяют и принимают такой, какая ты есть. Не нужно доказывать, что ты лучшая в мире, самая мудрая, сильная и гениальная.Увы, от близких людей я привыкла скрывать худшее в себе, чтобы не отпугнуть и не ранить. Я создала образ независимой женщины, способной справиться самостоятельно с любой проблемой на свете. Всё было не так на самом деле. Конечно, я просто человек, как и другие люди.Невозможно быть всегда сильной и смелой. Я сама создала Лизу, подсознательно стремясь защитить себя от жестокостей и несправедливостей этой жизни. Лиза вобрала в себя всю мою боль, отчаяние, то, что я не желала показывать окружающим, и в конце концов шипы, которыми я пыталась уколоть свою мать, вонзились в моё собственное сердце.Хорошо, что Эмма помогла мне вовремя понять это.Когда я пошла на поправку, мы могли часами болтать обо всём на свете. Эмма спрашивала о моих чувствах, но я не всегда могла словами адекватно описать своё состояние. Гораздо легче мне было это сделать посредством картин. Меня охватила безумная страсть к рисованию. Сначала я делала простые карандашные наброски в блокноте, а потом попросила заказать несколько пустых холстов, кисти, краски, чтобы я могла писать цветные полотна.Я рисовала не пейзажи и людей, а свой внутренний мир, и Эмма всегда угадывала мои эмоции. В какой-то момент я поняла: мой доктор ждёт, когда я покажу ей портреты мамы и Ченнинга, но я не готова была пока сделать это.Да, я всё вспомнила о своих поступках, мои альтер-эго больше не появлялись, но Эмма подозревала, что болезнь не излечена, а затаилась внутри, ожидая нового удобного момента, чтобы обнаружить себя. Конечно, выписать меня из клиники в таком состоянии она не могла.Эмма предлагала написать письмо Крузу или отцу, а я не понимала пока, хочу ли увидеть кого-нибудь из них. Почему-то все мои ощущения становились словно замёрзшими, ледяными, когда я думала о возможности вернуться домой. Я могла живо вспомнить прежние чувства к мужу, детям, отцу, Келли, Мейсону и Тэду, но стоило мне подумать о том, чтобы встретить сейчас кого-то из них, и сердце мгновенно обращалось куском льда.?Ты не волнуйся,?— успокаивала меня Эмма. —?Чувства?— материя деликатная. Ты долго болела, и это не могло не отразиться на твоём восприятии людей и жизненных обстоятельств. Эмоции обязательно вернутся, но не сразу. Потерпи?.И я терпеливо ждала. Я полагала тогда, будто помню всё о своем прошлом. Но однажды днём я гуляла по саду с блокнотом в руках, и вдруг за решётчатыми воротами клиники мелькнула незнакомая фигура. Какой-то мужчина прошёл по дороге и сел в свой автомобиль. А я застыла на месте, будто сражённая молнией. Походка, рост, манера двигаться напомнили мне совсем другого человека. Я знала, тот, другой, давно умер, но внезапно мои воспоминания ожили, и сердце сжал стальной обруч.Впервые с тех пор, как ко мне вернулось не искаженное сознание, я что-то ощутила в настоящем, а не в прошедшем времени. Я едва не сорвалась с места и не побежала за незнакомцем, но вовремя спохватилась: это другой человек, и он не знает меня.Я вернулась в комнату, но тревога усиливалась с каждой минутой. У меня дрожал каждый нерв, каждая клетка тела, и я не могла понять, что со мной происходит. Перед глазами замелькали картины такие ясные, будто всё происходило лишь вчера.?Моя Ундина?,?— мужские руки нежно касались моей кожи.Я опять вдыхала аромат его тела, терпкий, пьянящий, словно только секунду назад я держала моего любимого в объятиях, а он вдруг куда-то исчез. Запах морской воды, смешанный с привкусом соли на губах, когда мы неистово целовались в полосе прибоя. Наш остров, где мы были вдвоём, и мне тогда казалось, мир создан только для нас, чтобы мы жили в нём долго и счастливо.Роберт, Роберт, как я могла дважды забыть тебя? Ведь твой образ слился с моей душой, мы стали неразделимы с первого мгновения нашей встречи, ещё до того, как ты впервые поцеловал меня и назвал своей Ундиной, найденной в волнах океана. Нет, я никогда не забывала тебя, это был просто дурной сон. Твоя Ла Рубия уснула, и ей приснилось, что тебя нет. Прости же её! А потом эта болезнь, будь она трижды проклята!Я ни разу не пришла на твою могилу, не принесла тебе цветов…Ты любил дарить цветы и вплетать их в мои волосы. Ты приносил разноцветные ракушки с берега, помнишь? Я просыпалась утром, а ты садился на край постели и говорил:—?Доброе утро, Русалочка. Посмотри, какие подарки тебе сегодня принёс океан.Клянусь, никто больше не дарил мне таких драгоценных вещей! Тиара Кэпвеллов?— жалкая подделка по сравнению с ними.Океан… Самый дорогой подарок, который он сделал мне: принёс меня в своих волнах к твоему дому.Под влиянием нахлынувших чувств, я взяла холст, поставила его на мольберт и всю ночь, не смыкая глаз, рисовала.Я рисовала свою душу, обнажённую, страдающую, но трепетно-живую, как капли росы в лучах солнца.Моя любовь?— синий цвет моря.Моя печаль?— одинокая пальма на ветру.Мой призыв?— ветер над волнами.Моя надежда?— реющие в небе чайки.Наша мечта, которая не сбудется… Лас Сиренас!То место, где я встретила Роберта Париззи, человека, посвятившего мне всю свою жизнь и погибшего по моей вине.К утру я уснула и проснулась лишь, когда появилась Эмма и стала смотреть моё новое полотно. Я не знала, как сказать ей о том, что я вспомнила.В течение одиннадцати лет Лас Сиренас был моей самой сокровенной тайной, которую до конца так и не узнал никто, даже Круз. Я доверяла Эмме, но и ей я не сразу решилась поведать эту историю.Однако моя подруга настояла, чтобы я рассказала всё. Наверное, она считала, что случившееся на острове имело какое-то отношение к происшествию с матерью. А я подумала: возможно, Эмма посоветует, что делать с чувством вины и огромной болью утраты, переполнившими мою душу.На следующий день Эмма узнала нашу с Робби историю. По мере того, как я говорила, мои чувства не успокаивались, а лишь становились острее. Я всё яснее понимала тот факт, что, обвиняя мать в смерти брата, я поступила со своим возлюбленным ничуть не лучше. Я постоянно лгала себе и другим, и в итоге непреднамеренно создала ситуацию, погубившую Роберта.Если бы у меня хватило мужества, когда он вернулся спустя десять лет, сказать, как я его люблю! Но теперь поздно. Я боялась причинить боль Крузу, детям, боялась внушить Робби ложную надежду. Я думала, возможно, это просто неизжитые остатки чувств, оставшиеся с тех времён, как тлеющие, но гаснущие угли костра. Роберт стал другим, у меня семья. Разве мы сможем вернуть нашу сказку, спустя столько лет? А что если пройдёт год или два, и мы, разрушив нашу сложившуюся жизнь, поймём, что ошибались?Моя вечная нерешительность привела к нашему окончательному разрыву. Потом Робби полюбил Келли, и я чувствовала себя вдвойне не имеющей права вмешиваться в чужие отношения. Круз вернулся ко мне, у нас всё пошло по-прежнему, но каждый раз глядя на Роберта и свою сестру, я испытывала странную смесь нежности и ревности. Я старалась не думать о том, как сейчас счастлива Келли рядом с ним.Через некоторое время в Санта-Барбаре появился Андрэ. С его приездом возродилась Лиза, и мой кошмарный сон заслонил собой всё остальное. Когда мне сообщили, что Робби погиб, эта информация достигла моей головы, но не сердца.Моё сердце было мертво целый год, и вот теперь боль обрушилась ураганом. Я захлёбывалась своим горем. До меня впервые дошло, что я упустила шанс сказать Роберту о своих чувствах, и это уже никак не отыграть назад, не изменить, не исправить. Он умер, считая, что я больше не люблю его!Я помню, как уткнулась лицом в плечо Эммы, не в силах остановить слёзы:?Почему именно он?!??— спрашивала я, зная, что ответа не будет. Ответа просто нет.Мне показалось странным, что Эмма будто размышляет о чём-то своём, слушая мой рассказ. Но зря я обижалась. Оказывается, она думала, как мне помочь. Буквально через день она пришла и сообщила, что один человек очень желает меня видеть.Безумная мысль пронеслась со скоростью молнии: это Роберт, но я тут же приказала себе успокоиться и не выдумывать ерунды. Это моя болезнь, психоз, галлюцинации. Вот уже четыре дня подряд, я видела призрачный силуэт среди деревьев, возле ограды и под окном комнаты, в коридорах больницы, во сне. Умом я понимала: это просто воображение, но каждый раз, когда в саду пролетал порыв ветра, я слышала возле уха голос Робби или ощущала его неуловимое присутствие. Вся эта ситуация невыразимо мучила меня.Когда Эмма сказала о посетителе, я разволновалась не на шутку, но тут же стала вслух перебирать варианты. Я пыталась мыслить рационально: это или Круз, или Мейсон, либо кто-то нашёл меня по их просьбе. Однако на все мои предположения Эмма отрицательно качала головой, говоря: нет, не он. Потом добавила: ?Этот человек хочет поговорить с тобой о Роберте?.У меня немедленно пересохло во рту. ?Неужели Крейг или Куинн??И вдруг Эмма произнесла слова, после которых я забыла обо всём на свете.?Он говорит, что Роберт, возможно, жив…?Иногда люди рассказывают, бывает такое состояние, что ты не можешь больше думать. Все мысли в один миг исчезают, и ты наблюдаешь свои действия ясно, чётко, но при этом со стороны.Обычно, говорят, такое случается, когда попадаешь в аварию. Я несколько раз попадала в аварию, но никогда не испытывала ничего подобного. Зато это случилось теперь.?Он в моём кабинете?,?— не успела Эмма договорить фразу, а я сорвалась с места и бросилась бежать. Вернее, не я. Моё тело двигалось быстрее мысли, оно потеряло вес и тяжесть. Мои ноги не касались земли. За одно мгновенье я проскочила несколько коридоров, лестниц… и распахнула двери кабинета Эммы.Мужчина стоял лицом к окну, но я поняла, кто это, раньше, чем он обернулся.И тогда из груди моей вырвался крик.