Глава 8. (1/1)

…Косой дождь яростно молотил по окну железнодорожного вагона, который вез Мэри из Уиклоу в Дублин… Струился по стеклу стремительными дорожками, которые сливались друг с другом, превращаясь в поток воды… Удивительно, но такая гроза в любой момент могла оборваться, словно видение… и вот уже над тобой синеет небо, а в лицо бьет солнечный луч… За три дня, проведенных в Ирландии, Мэри уже привыкла к хроническому дождю и даже полюбила его… Слезы, то и дело капающие с небес, вписывались в ее настроение, а быстро проглядывающее солнце заставляло вспоминать о надежде…В честь прохладной погоды в своем гардеробе она сменила летние платья на брюки, джинсы, свитера и белую ветровку – так было удобнее гулять, и тем более путешествовать… А желание уехать, хотя бы ненадолго, к концу третьего дня у Мэри стало почти непереносимым… Она никогда не питала иллюзий, что пребывание в доме матери даст ей отдохновение, будет легким и приятным… но никак не ожидала, что это окажется так тяжело для нее… Бесконечные стычки между Тэдой и Кристи… они уже даже не замечали ни раздраженного тона, ни обидных слов в адрес друг друга – они так жили давно и не страдали, не придавая значения и половине ссор. Кристи, как раньше, скрытничала, у нее имелись свои тихушные дела, в которые она не собиралась посвящать родственников. Тэда бесилась от тайн и демонстративного игнорирования ее мнения, требовала от дочери послушания, словно забыв, что ребенок много лет как вырос, и сам готов поучить других жизни…У Мэри не получалось абстрагироваться от склок матери и сестры. Сначала она пробовала их примирять, потом не реагировать, потом просто уходить из дома – не помогало. Это был не ее мир, не ее семья…она не так представляла себе отношения между родными людьми… здесь никто не пытался услышать и понять друг друга…Когда же Мэри рассказала им свою историю, включая последние события с Мейсоном и Марком, стало еще хуже. Нет, сначала ей, конечно, посочувствовали – по поводу изнасилования, несчастного случая на крыше отеля Кепвеллов, хотя Мэри предпочла бы, чтобы мать не перебирала без конца каждую подробность этой темы и не вынуждала ее снова и снова вспоминать то, что хотелось забыть… Тэда не умела, как мисс Элли… Но расковыривание незаживших ран оказалось не самым болезненным. Мать с сестрой обе неожиданно единодушно отреагировали на историю с местью Мейсона и последующим отъездом Мэри…- Чистоплюйство! – пренебрежительно скривилась Кристи. – Если бы кто-нибудь так вступился за меня, я была бы счастлива… Мейсон – просто красавчик… Заставил-таки этого подонка прочувствовать то, что чувствовала ты… Зря только - не до конца…- Кристи! Что ты говоришь?! – ужаснулась Мэри. – Это же такая мерзость… я вообще не понимаю, как Мейсон мог…- Мог… потому что любит тебя, как идиот… А что ему еще оставалось? По закону судить нельзя, а наказывать за такое нужно… Это в монастыре учат всё прощать, но мы не в монастыре… Стив лютовал от безнаказанности… я до сих пор просыпаюсь в холодном поту… И это такие, как ты, создают этих монстров своим всепрощением… Мейсона мне прямо жалко… он нормальный, правильный муж, который пытается защитить самое дорогое, а ты его совсем своей святостью замордовала… Это было жестоко, немилосердно и обидно. Мэри на миг показалось, что это Кристи – старшая сестра, умудренная опытом и состоявшаяся, как личность, а сама она – глупая, наивная девчонка, ничего не видевшая в жизни. Если посмотреть глазами Кристи, Мэри просто изощренно мучила Мейсона своим ханжеством, а весь ее внутренний надлом выглядел надуманным капризом и ?чистоплюйством?. Чувствовать так было невыносимо… Мэри этим разговором с сестрой ошпарило так, что весь следующий день она избегала Кристи… С матерью получилось не лучше, хотя и по-другому. Тэда действительно бросила пить, но с тем же энтузиазмом, с которым раньше уходила в запои, теперь пристрастилась к религии. Она по несколько раз в день посещала местную церковь, беседовала с пастором, пела молебны, без конца причащалась и пыталась проповедовать дома. Известие о том, что Мэри беременна, но замуж за Мейсона так и не вышла, причем по своей воле, вызвало у Тэды натуральный приступ праведного возмущения распущенностью дочери. - Не понимаю, чему тебя учили в монастыре?! Ты погрязла во грехе… Мало того, что забеременела от одного мужчины, будучи замужем за другим… не успев развестись с Марком, жила с Мейсоном… Слава богу, он готов жениться, чтобы все это покрыть, так ты еще ерепенишься! А если он передумает? Я тут всем рассказываю, какая у меня благочестивая дочь, бывшая монахиня, а она вон что вытворяет! Что обо мне подумают прихожанки и отец О’Брайан? - Это всё, что тебя волнует, да? – горько спросила Мэри. – Что подумают прихожанки и священник? А что чувствую я, тебе неинтересно? Тэда пожала плечами, как на нечто малозначительное.- Ты же сама уверяла, что любишь Мейсона… Или это уже не так? Может, тебе, пока еще не поздно, - она с намеком посмотрела на плоский живот дочери, - подыскать себе кого-нибудь? - Мне никто, кроме Мейсона, не нужен… - Тогда ты просто с жиру бесишься, вот что! Богатый, интересный, от тебя без ума, общий ребенок, жениться хочет – что тебе еще надо? Думаешь, пока ты тут рефлексируешь, на него там не найдутся охотницы, менее привередливые, чем ты? - Мама, хватит!! Я не хочу больше это слушать! Ты же ничего не знаешь о нас…Да и не стоит ей знать… Мэри хотелось бежать подальше… Она вдруг обнаружила, что в этом уютном домике с родными по крови людьми ей пусто и одиноко… ее некому выслушать и понять… На самом деле, это было неудивительно – слишком много времени Мэри жила отдельно от семейного гнезда…и впитывала совсем другие ценности… Мэри прислонилась разгоряченным лбом к холодному вагонному стеклу… Дождь предсказуемо стихал, сквозь редкие уже капли зеленые простыни пастбищ за окном казались размытыми яркими пятнами. А может, это слезы?..Что же теперь плакать? Наивно было искать утешения у Тэды… Классическое детское желание убежать от всех невзгод ?к маме?, быть принятой любой, которое подспудно привело ее на другой континент, в случае с Тэдой оказалось неуместным. Она даже не уловила, как Мэри тянулась к ней… Мать всю жизнь отгораживалась от реальности, от того, что не понимала и с чем не могла справиться в жизни. И одним из первых номеров в этом списке шла ее старшая дочь… Она считала Мэри не от мира сего. Никогда не могла постичь ее поступков. Мэри характером пошла в отца, подолгу о чем-то размышляла и по глазам было видно: мечтает… Она любила слушать людей, с самого детства умела сочувствовать и сопереживать, остро чувствовать чужую боль – то, чего Тэда категорически избегала. Мэри была слишком настоящая, каждое ее слово и каждый поступок больно ранили мать, которая пыталась прикрыть свою неуверенность и внутренние комплексы ярким фасадом из раскрашенной фанерки. Дочь словно одним своим существованием укоряла ее, подчеркивая эфемерность и бесполезность ее усилий… Когда Мэри была маленькой, она еще прибегала со своими печалями к маме, но всякий раз слышала совсем не то, на что надеялась… Например, в младшей школе с ней случился такой эпизод. Она с первого дня учебы дружила с Джейн Трейси- дочерью известного в Вентуре судьи – человека небедного и уважаемого… Мэри об этом, конечно, совсем не думала, они с Джейн как-то сразу понравились друг другу и были просто не разлей вода… А в один прекрасный день в их класс пришла новенькая девочка Кэрол, отец которой служил садовником у судьи Трейси… Джейн почему-то стала третировать Кэрол, чуть ли не прислугой обзывала… Это вызвало у Мэри мгновенный протест, жалость и симпатию к новенькой однокласснице, и очень быстро они с Кэрол стали близкими подругами. Дочка садовника была чудесной, доброй и любознательной девочкой, и Мэри было с ней очень интересно. Это категорически не устраивало Джейн – она поставила Мэри ультиматум: или Кэрол, или она… Мэри растерялась, она не собиралась выбирать между подругами, они обе были ей дороги. Придя со своей неразрешимой бедой к маме, она получила четкий расклад – что такое дочь судьи и что такое дочь садовника… Тэду совершенно не интересовали душевные переживания дочери, а исключительно какая-то непонятная ?перспектива?… Мэри, озадаченная еще больше, отправилась к отцу. Он посоветовал ей никогда не идти на поводу у ультиматумов, кто бы ей их ни ставил… потому что по-настоящему любящий человек никогда не заставит другого разрываться… И это были именно те слова, что помогли ей тогда. Как-то Мэри спросила отца, почему ей так трудно с мамой, почему она вечно с ней не согласна… Он вздохнул:- Вы разные, Мэри… Ты – сильная и смелая, а мама – слабая, она не умеет радоваться простым вещам в жизни, не ценит их… Тебе надо ее беречь… Вот это последнее Мэри и запомнила… духовная пропасть становилась все шире, но Мэри старалась быть заботливой дочерью. Особенно, когда отца не стало… Для нее его уход стал главной трагедией детства – она потеряла самого близкого человека, верного друга и мудрого советчика… И, пожалуй, до встречи с Мейсоном эту пустоту заполнить не удавалось…Но была еще маленькая Кристи… и тут случилось удивительное: тот спертый воздух притворства, которым всегда дышала Тэда и в котором Мэри задыхалась, оказался комфортным для Кристи. Младшая сестра легко приняла правила матери: что бы ни творилось на душе, говорить то, что она хотела услышать… Ей было хорошо в липкой паутине лжи, и она так же, как Тэда, боялась сильных, настоящих чувств… А Мэри была для нее олицетворением сильного и настоящего…На второй день в Уиклоу Мэри спросила Кристи, почему та не рассказала ей об издевательствах Стива, когда это случилось впервые. Она догадывалась, что услышит, и все же была обескуражена ответом младшей сестры…- Да разве ты бы поняла? Ты – вся такая правильная и хорошая, а тут такая грязь и гадость… Мне казалось, ты не снизойдешь до моего падения… И Мейсон не смог ей признаться в связи с Джиной, а позже – в том, что устроил Марку, из этих же соображений… Так что это в ней – правильность или просто беспощадность, в природе которой слепое отрицание нелицеприятных проявлений жизни? Если бы в аналогичной ситуации оказался не Мейсон, а другой человек, она была бы так же нетерпима? - Уважаемые пассажиры! Наш поезд прибыл на конечную станцию – железнодорожный вокзал Дублина. Пожалуйста, не забывайте в вагоне свои вещи…- раздалось из динамиков, и Мэри пришлось отвлечься от раздумий… Она подхватила сумку и вышла на перрон. Светило солнце, хотя еще пахло дождем…и свежескошенной травой…Мэри с упоением вдохнула влажный воздух и решила сделать перерыв в своих ?поисках истины?. Впереди ее ждал день свободы и новых впечатлений…Здание дублинского Главпочтамта, расположенное на центральной улице столицы, поражало величественностью и строгостью. Классический портик с высоченными колоннами из светлого камня венчали статуи в полный рост и балюстрада, само трехэтажное здание было сложено из четко прорисованного кирпича, и все оно казалось образцом аккуратности и порядка. В огромном вестибюле, за которым начинались ряды окон обслуживания, было прохладно, пустынно и пахло бумагой с сургучом. Мэри, несколько оробев от того, как гулко отдавались ее шаги под сводами большого зала, подошла к крайнему окошку, за которым сидела молоденькая, синеглазая девушка с веснушками на лице. - Простите, пожалуйста, как мне получить корреспонденцию до востребования? - Добрый день, леди, - улыбнулась служащая. – На чье имя корреспонденция?- Мэри Дюваль… - Одну минуту, - она отошла к стеллажу с карточками и, быстро перебрав литеру Д, выудила нужную. – Да, на ваше имя есть пакет и два письма. Сейчас я принесу. Мне будет нужен какой-нибудь ваш документ…Мэри достала водительские права. Два письма… сердце екнуло. Этого она не ожидала… хотя неправда – знала, что Мейсон будет писать… даже без адреса – просто до востребования… Она просила его не искать ее, чтобы не сбивать с размышлений, но сейчас поняла, что ничего иного в мире не жаждала так, как любой весточки… знака, что он любит ее и помнит… Чтобы слова Тэды про охотниц не отравляли больше…Ее охватила горькая радость: из Санта-Барбары она уехала полторы недели назад… чтобы в Дублин за это время пришло два письма, писать нужно было почти каждый день… Девушка вернулась с корреспонденцией. Пакет ожидаемо был от Джулии. Его содержимое извещало Мэри, что отныне она снова не замужем… Почерк Мейсона на конвертах Мэри узнала даже с рук почтовой служащей… - Скажите, - обратилась Мэри к девушке, чтобы унять волнение, - а есть у вас такое место, чтобы было и море, и тишина, и красота, и местный колорит? И чтобы близко? - У нас говорят, если хочешь увидеть море и тюленей, надо в Хоут… - от простой улыбки заискрила и синева глаз, и теплом согрели веснушки. Мэри невольно улыбнулась в ответ. – На электричке от вокзала полчаса ехать. Там очень хорошо… и свежей рыбки можно в любом ресторане поесть…или устриц. Когда-то это была рыбацкая деревушка… - Спасибо, - поблагодарила Мэри, убирая в сумку пакет и письма. Переходы через улицу с непривычки к левостороннему движению давались не без приключений – Мэри автоматически сначала искала транспорт не с той стороны. По счастью, ирландцы это предусмотрели – под ногами перед каждой ?зеброй? красовалась подсказка ?посмотрите направо? или ?посмотрите налево?, что всякий раз оказывалось кстати… Мэри медленно брела по О’Коннел-стрит, рассматривая разноцветные здания, плотно примыкавшие друг к другу и образовывающие монолитные ряды по обеим сторонам мостовой. Большинство были построены в георгианском стиле и имели почти одинаковую высоту – этажа в четыре. Это, в принципе, был рост всего Дублина. Мэри смотрела, но не видела. Письма жгли ее через замшевую сумку… Она хотела и боялась читать…Она несколько раз сворачивала с улицы на улицу, и они привели ее к собору Святого Патрика. Это было вытянутое вдоль горизонтальной плоскости несимметричное здание из серого камня. С правого края возвышалась многометровая башня со шпилем и часами на фасаде, а левый край, напротив, был низкорослым, выделяясь только невысоким пристроем с башенками, напоминавшими средневековые рыцарские штандарты. Мрачный цвет храма эффектно смягчала огромная ярко-зеленая лужайка с клумбами роз, тюльпанов, анютиных глазок, небольшим чашеобразным фонтаном. К витражам собора склоняли свои ветви березы… По всему пространству газона, похожему на поверхность теннисного мяча с линиями-дорожками, были разбросаны скамейки. Популярное туристическое место, но почему-то никто не галдел, не шумел, да и не толпился… Мэри присела на лавочку, слушая журчание воды в фонтане и звонкий лай резвящегося неподалеку щенка лабрадора… Вынула из сумки письма Мейсона… Держала в руке, обводя глазами каждый росчерк, каждую букву на конверте, но так и не вскрыла… От этих кусочков бумаги поднималась волна такой тоски, они так звали и тянули ее обратно… к тому единственному, кто умел понимать все даже без слов и принимал ее целиком… и так же безраздельно любил… ?Люблю? - проникновенное, щемящее, укрывающее ее ото всех бед и невзгод - струилось сквозь равнодушные конверты и попадало Мэри в самое сердце… - Как вдруг незримая, чужая СилаМеня, рванув, за волосы схватилаИ стала гнуть: ?Смирись, не прекословь!??Ты – Смерть?? - изнемогая, я спросила.Но Голос отвечал: ?Не Смерть – Любовь?. -шепотом прочитала Мэри, как молитву, и подняла глаза на собор. Она долго смотрела невидящим взглядом сквозь шпили на синее небо, мыслями умчавшись далеко-далеко… пока не улеглось смятение… Аура католической церкви всегда действовала на нее благотворно, помогла и сейчас… Часы на соборной башне мелодично пробили полдень. Мэри вздохнула и бережно, чтобы не помять, снова сложила письма в сумку… Возможно, придет тот день, когда она прочтет… но пока не было сил… Через час она поездом добралась до станции Хоут. Гуляя, сначала дошла до берега – посмотреть море и тюленей. Тюленей не встретила - только огромных чаек, зато увидела настоящий маяк и целый лес мачт… яхты и катера… Скалы, гроты и море…Оно было совсем не похоже на милый ее сердцу Тихий океан… холодное, сероватое…Конечно, в нем и близко не было той мощи и силы, что всегда завораживала ее, но был родной соленый запах, был влажный ветер…Мэри вдруг почувствовала прилив мужества, которым поделилось с ней море ее предков… Шальное, упрямое и верное… Что бы там ни было, она дойдет до конца своего пути… Рядом со станцией она обнаружила симпатичный ресторанчик со странным названием ?Кровавый поток?. Давно пора было пообедать, и Мэри вспомнила заманчивую рекламу от почтовой служащей насчет свежей рыбы или устриц…Вытянутый узкий зал начинался небольшой эстрадой, а заканчивался настоящим нерастопленным камином, в котором лежали несколько сухих поленьев. Посетителей было мало – кроме Мэри только три человека… Она села за столик у окна, и к ней тут же подскочил официант – прямо настоящий ирландец: рыжий, веселый, с обветренным конопатым лицом и широкой грудью. Глядя на него, невозможно было сохранять серьезный вид…- Что вы мне посоветуете? – спросила Мэри. - Для начала устрицы и ?Гиннес?… - ?Гиннес? - это же пиво? - Вы ни разу не пробовали?! – он спросил таким тоном, словно Мэри не сорт пива не знала, а не умела читать. - Это черный божественный нектар! Его можно даже детям и беременным. Поверьте, это доказано уже третьим веком… Вода из единственного в Ирландии уникального источника, легкая горчинка, изумительный мягкий вкус, а какая пена! Чистые сливки…- Вам бы рекламным агентом работать, - засмеялась Мэри. Ей вдруг смертельно захотелось этого пива… и устриц, и она решила позволить себе легкое ?преступление? или просто каприз беременной женщины. – Я возьму… только маленький…так можно? - Я принесу полпинты , правда, думаю, вы на этом не остановитесь. Устрицы?- Да, и какую-нибудь местную рыбу на углях. На ваш вкус… Скажите, а почему этот ресторан так интересно называется? - Когда-то на этом месте была кровопролитная битва… Ирландцы вообще много дрались в своей истории, - подмигнул парень Мэри, - а теперь хотят, чтобы все это помнили. Но мы знамениты не только реками крови. Говорят, в нашем ресторане бывал сам Оскар Уайльд… Правда, никто из нынешних хозяев наверняка этого утверждать не берется… Но ведь Уайльд – ирландец, а значит, мог бывать и в Хоуте… Мэри снова рассмеялась. Болтовня официанта подняла ей настроение, в этом городке вообще легко дышалось, и ей нравились природа, окрестности, люди… еда, наконец. Всё оказалось очень вкусным. И черное пиво тоже, с густой, как сливки, пеной… оно прекрасно сочеталось с устрицами… Невольно выскочила параллель: мачты яхт за окном, шум моря и соленый ветер, устрицы в прибрежном ресторанчике… как всё похоже… Только напротив нее нет Мейсона… Первое признание в любви… Как он был напуган, когда говорил ей о чувствах, захвативших его впервые в жизни… С него совсем слетел тот уверенный блеск и лоск, сопровождавший их первые свидания. Он больше не контролировал ситуацию…не знал, что теперь делать с этим ураганом любви, что скажет ему Мэри в ответ, а это стало вдруг самым важным…иначе было невозможно жить дальше… А она с ума сходила от радости, от восторга, от предвкушения нескончаемого карнавала открытий, от того, что просто держала Мейсона за руку, смотрела в ошалевшие, растерянные глаза и слушала неповторимые слова, которым была причиной… Этот образ мгновенно отпечатался в ее сердце и навсегда стал ей дороже всего на свете. Ей казалось, это будет длиться вечно, ведь их нельзя было оторвать друг от друга… а как легко это случилось… - Прямо напротив нас сидит очень красивая и очень грустная девушка, - вдруг в микрофон произнес чей-то приятный голос, возвращая Мэри из Калифорнии в Хоут. На невысоком подиуме-сцене появились двое пожилых мужчин с акустическими гитарами. – Нам бы очень хотелось, чтобы она улыбнулась. И эта старинная ирландская песня для нее… Сочетание ?ирландская музыка? у Мэри раньше всегда навевало ассоциацию с народными мотивами и простыми инструментами, вроде трещеток и барабанов. На самом деле, нужна была лишь гитара, и это очень напоминало американский кантри, мелодичный и звонкий, только без излишней легковесности последнего. Собственно, из этих мотивов кантри и родился… Ирландская песня местами звучала разудало, местами – со скрытой грустью, она рассказывала о рыбаке, о его любви к морю и прекрасной девушке… - Улыбнитесь, прекрасная незнакомка, - поменяв в финале текст, пропел гитарист, и Мэри не стала противиться, от души поаплодировав. На сердце потеплело – от доброжелательности незнакомых людей, которой она не нашла в собственной семье… Нет, Мэри здесь определенно нравилось…- Простите, - задержала она официанта, когда он подошел рассчитать ее, - вы не знаете, можно ли в вашем городке снять квартиру? Или дом? - Я бы посоветовал вам купить газету с объявлениями, - расплылся в улыбке парень. – Вы решили у нас остаться? Это здорово! Вы станете украшением Хоута. Мэри поблагодарила, и в этот момент от барной стойки к ней обернулся мужчина лет тридцати пяти… Потом Мэри не единожды вспоминала эту минуту и всякий раз признавалась себе, что ничего особенного в нем не заметила. Рослый, широкоплечий, темно-русые прямые волосы зачесаны назад… Лицо тонкое, даже красивое, разве что глаза… холодно голубые, подернутые непроницаемой пленкой, но тогда Мэри, конечно, не обратила на это внимания… - Извините за бесцеремонность, - начал незнакомец, - но я случайно услышал, что вы интересуетесь арендой дома… Дело в том, что у меня по соседству как раз сдаются два. Если вы не против, я мог бы вас проводить… - Мне очень неудобно вас затруднять, - растерялась Мэри. - Никакого затруднения, - улыбнулся он одним уголком губ. – Я все равно иду домой, вы просто составите мне компанию…Его звали Рой Ричмонд. Очень романтичное созвучие, - подумала Мэри. Как из рыцарского романа… Если бы она знала… По дороге он успел рассказать ей, что зарабатывает на жизнь тем, что продает машины, а в Хоуте живет уже два года. Переехал с дочкой после смерти любимой жены… Дочке – Дороти – недавно исполнилось десять… Улица, куда привел ее Рой, показалась Мэри очаровательной. Тихой, зеленой, ухоженной и архитектурно единообразной. С обеих сторон тянулись двухэтажные дома с плоскими крышами и стеклянными дверями террас, с зелеными лужайками и клумбами перед входом, а также выложенными плиткой площадками для авто. Ни одного забора – только живые изгороди высотой едва по пояс… Очевидно, никто ничего не стеснялся и никого не боялся…Камерно и уютно…Рой указал ей те два дома, что сдавались, и всего лишь через час Мэри уже обживалась на новом месте… В Уиклоу она вернулась вечером, чтобы забрать вещи…