С точки зрения детектива Эдогавы Рампо —?это бредятина. (1/1)

У него не закрывается рот даже после того, как его губы превращаются в сбитой тяжелым кулаком кровавое месиво. Приоткрыть глаза оказывается не так просто из-за запекшейся крови на веках, но когда Изае это удается, он только заходиться в очередном приступе смеха, выплескивая на склонившееся к нему лицо несколько капель слюны. Изая и не думает прекратить безудержно хохотать, трясясь точно в предсмертных конвульсиях, когда отчетливо ощущает, как твердые костяшки пальцев впечатываются ему в скулу и в следующую секунду хребет недобро хрустит, соприкасаясь с обрисованной всевозможными изображениями и надписями бетонной стеной какого-то заброшенного здания юридической принадлежности. Он поворачивает голову с налипшими на висках черными волосами и натыкается, словно на топырящийся ржавый гвоздь, взгляд, полный безграничного презрения, ненависти и совсем ничтожных отблесков насмешки, ярко карих глаз.—?Не надоело?Шизуо стоит чуть поодаль, с вниманием хищника, выжидающего добычу, следит за его попытками принять стоячее положение. В полумраке улицы светлые волосы Хейваджимы кажутся сусальным золотом, а губы сжаты в напряженную линию, похожую на вставное лезвие бритвы. Изая мысленно проводит ими вдоль вены, толком не понимая, вспарывают они его морально или на деле, физически, с фонтаном крови в лицо и хищным оскалом довольного зверя. Он улыбается так, словно выиграл эту жизнь, и, тяжело опираясь вывихнутым запястьем о стену, делает нетвердые шаги вперед, к этим двум плотно сжатым остриям, которые готовы вонзиться во все вены в его теле, стоит только подставить их, выгнувшись на встречу.—?Обижаешь, Шизу-тян,?— противно пропевает, заливая уши токсичностью со сладостью черной патоки. Шизуо непроизвольно морщится и крепче сжимает сигарету опустившемся уголком губ, так и маня его, Изаю, свести счеты с жизнью таким незатейливым красивым способом. —?Веселье только начинается.Его лицо касается каждой твердой поверхности и, словно кисточкой, вываленной в ярко-красной краске, мажет граффити личного производства поверх серой однотонной массы пустых и ничего не значащих слов. Изая сплевывает осклизкий комок, сформированный его острым языком, куда-то себе под ноги и тыльной стороной ладони стирает с губ горькое послевкусие эндшпиля?— он шагнул и умер; задача о восьми ферзях с позором провалилась, и не оставалось ничего иначе, как заново расставить свои фигуры на стандартной шахматной доске так, чтобы ни одна из них не находилась под боем другого.Конечная цель, поставленная перед решающим задачу, может формулироваться в нескольких вариантах: первое?— построить одно любое решение задачи, второе?— аналитически доказать, что решение существует, третье?— определить количество решений, четвертое?— построить все возможные решения, и, наконец, пятое?— создать компьютерную программу, находящую все возможные решения задачи?— одна из типовых задач по программированию алгоритмов перебора.Пока Изая прогуливался от станции Икебукуро до Синдзюку, в застоявшийся в его отсутствие склад огромной кипы бумаг со всевозможной информацией о каждом среднестатистическом обывателе этого гигантского, от того и шумного, ультрасовременного мегаполиса, он успел применить формулы сочетаний и сформировать общее число возможных расположений, удовлетворяющих условию задачи. Их получилось ровно девяносто два, и хотелось немедленно обратиться к своей шахматной доске, отдавая предпочтение ей, нежели электронному гению, которого вовсе не интересует положение дел таких восхитительных ферзей. Изая движется в офис чуть ли не вприпрыжку, игнорируя сильную дрожь в коленях, и, чтобы ненадолго отвлечься от незавидного удела фигур следующей партии, переключает все свое внимание на дела насущные, вспухшие на теле цветастыми татуировками. Худые пальцы наскоро пробегаются по тяжело вздымающейся груди, надавливают слегка отросшими ногтями на выпирающиеся ключицы и, помассировав впадинку между ними, юркают к шее, поднимаясь выше и плавно скользя по линии налившихся синевой скул. Неожиданно для себя он натыкается на пробитый висок и удивленно присвистывает, осторожно убирая с кожи налипшую челку. Решение наведаться к старому знакомому доктору за медицинской помощью кажется не таким плохим исходом событий, каким виделся пару мгновений назад. Изая мысленно делает себе пометку так и поступить, когда пересекает порог офиса, валиться на диван мешком с перемолотыми костями и цепко, как самое настоящее насекомое, хватается за ноутбук, открывая городской чат.Один из типовых алгоритмов решения задачи?— использование поиска с возвратом: первый ферзь ставится на первую горизонталь, затем каждый следующий ставится на следующую так, чтобы его не били ранее установленные ферзи. Если на очередном этапе постановки свободных полей не оказывается, происходит возврат на шаг назад?— переставляется ранее установленный ферзь. Изая лениво тянется рукой к шахматной доске, временно приостанавливая зрелище, достойное времен Карла Маркса, а другой неотрывно скользит по клавиатуре, отвечая на сообщения в десяти личных чатах. На лице токийского информатора ни намека на его хорошее настроение: мышцы парализовало, и они, как засохший слепок, зафиксировались в напряженном положении, готовые пойти сетью мелких трещин.?Канра в сети?.Канра: ?Опасность в городе! Всем предельное внимание! ОПАСНОСТЬ В НАШЕМ МИРНОМ ТОКИО!Таро Танака: ?Канра-сан??Сэттон: ?В чем дело??Сайка: ?Я ничего такого не замечала?.Бакюра: ?А я-то думал, что все эти годы происходит. Канра-сан, может, вы и источник всех бед назовете??Канра: ?Конечно же, дорогие члены банды ?Долларов?. Мое дело предостеречь вас всех, а как вы будете пользоваться предоставленной вам информацией, не мое дело?.Таро Танака: ?Что происходит, Канра-сан? Какая опасность??Сэттон: ?Все настолько плохо???Ни в сети?.Ни: ?Чем занимаетесь???Шери в сети?.?Торикава в сети?.?Аторасу в сети?.?Юмико в сети?.Шери: ?О чем вы говорите??Бакюра: ?О похождениях Орихары Изаи?.?Бакюра вышел из сети?.?Юмико вышла из сети?.?Шери вышел из сети?.?Торикава вышел из сети?.Таро Танака: ?Канра-сан, пожалуйста, ответьте мне!?Сэттон: ?Если произошло что-то серьезное, нам необходимо все знать, чтобы вовремя исправить положение дел!?Сайка: ?Канра-сан, это связано с Шизуо-саном??Сэттон: ?Что? Сайка-сан, о чем ты говоришь??Сайка: ?…?.Сэттон: ?Этого не может быть, ведь я недавно его видела. Сайка-сан, ты что-то знаешь??Таро Танака: ?Если я не ошибаюсь…?Сэттон: ?Мне это не нравится!?Сэттон: ?О чем вы все молчите??Таро Танака: ?Сэттон-сан?.Сэттон: ???.Таро Танака: ?Я только что нашел у своей двери шахматную фигуру?.Сайка: ?Шахматную фигуру??Таро Танака: ?Красный ферзь. У него на голове небольшая круглая шапочка, которую еще называют короной. Увенчан небольшим шариком и, в отличии от короля, несколько ниже?.Сэттон: ?Ничего не понимаю. Какое это имеет отношение к Шизуо??Сайка: ?Танака-сан, вы уверены, что раскрас фигуры красный, а не традиционный черный или белый??Таро Танака: ?…?.Таро Танака: ?Я не понимаю, вроде…?Сэттон: ?В чем дело, Танака-сан???Бакюра в сети?.Бакюра: ?Канра-сан, это что такое??Сайка: ???Бакюра: ?Надеюсь, что шахматная фигура около моей двери выпала из доски случайного прохожего?.Сэттон: ?Мне крайне не нравится наша переписка. Я должна проверить друга!?Сайка: ?Ферзь белый?.Таро Танака: ?Это не краска?.???вошел в сеть?.Ни: ?Это кто такой??Бакюра: ?Видимо, он и есть та самая опасность в нашем ?мирном? городе?.??: ?…?.??: ?Да?.??: ?Да?.??: ?Да?.??: ?Опасность?.??: ?Ферзь любит свой цвет?.??: ?Ферзь любит свой цвет?.??: ?Ферзь любит свой цвет?.??: ?Ферзь любит свой цвет?.??: ?Ферзь любит свой цвет?.Таро Танака: ?Это…?.?Канра вышла из сети?.?Сэттон вышла из сети?.Игра всегда происходит на доске, поделенной на равные квадратные клетки или поля, и заключается в том, что игроки поочередно делают ходы. Первым действо остается за владельцем белых фигур. Изая не сводит глаз с шахматной доски, на которой отсутствуют три его светлых ферзя совместно с фигурой полномасштабной важности, самой ценной на его шахматной доске, повышенной до короля пешки, и сам не знает, как так получается, но в следующий раз, когда он снова возвращает взгляд на поле, видит только пустую поверхность стола. Слышится нервный смешок. Изая встает с дивана на подкашивающиеся ноги и смотрит на послевоенную анархию, оставленную его провалившейся задачей о восьми ферзях на полу. Одна фигура впивается ему в стопу, стоит только сделать пару шагов к выходу из офиса. Он даже не замечает, кому она принадлежит, и презрительно отшвыривает ее в глубь коридора. Всегда доставляет проблемы, даже думать не стоит, кто прячется под ее покровительством.—?Это было бы слишком просто,?— усмехается, накрывая ладонью лицо и наклоняя голову вбок. Его плечи сотрясаются в беззвучном смехе. —?Просто, просто, просто, просто!Обобщение задачи?— расставить таким же образом ферзей на произвольном прямоугольном поле, в частности, квадратном со стороной ?n?. Кто-то опередил его с использованием ?живого поля?. Изая, не отнимая руку от лица, садится в затормозившую у обочины фиолетовую тачку и называет адрес, который в жизни не говорил вслух. Глотку словно сжимает пятерня, и он усмехается:—?Даже одним своим упоминанием порождаешь насилие.—?Что? —?переспрашивает водитель, перегоняя тонкую сигарету к краю обветренных тонких губ. Он ставит локоть на открытое окно автомобиля, и Изая безучастно наблюдает поверх его руки, как мимо проплывают высокие безликие дома, затянутые цветными переливающимися щитами, как проносятся мимо них лихачи на дорогих авто с тонированными корпусами, как тяжело смещается палитра неба?— от сероватого месива окраин к густому кобальту центральных районов.—?Да так,?— Изая пожимает плечами, отворачиваясь и доставая телефон, никак не перестающий вибрировать всю дорогу от Синдзюку до Икебукуро, из кармана куртки. —?Наслаждаюсь спокойствием, пока могу.Дальше дорога через город пролегает в желобе подземного тоннеля. По его бетонному брюху расползлась неоновая реклама, в точности повторяющая сотни плакатов, которые токийский провокатор видит изо дня в день. Таксист болтает без умолку про то, что в современном мире даже в сортире не найдешь безынформативную минуту, вместо туалетной бумаги натыкаясь на глянцевый журнал и приклеенную к кабине рекламу с холодно улыбающейся девушкой. Изая практически его не слушает, вылавливая из потока своеобразного пресс-релиза, заранее отправленного на помойку к остальным маловажным исходным данным, получаемых им ежесекундно, ничтожные слова, которые несут в себе зачатки полезной информации. При любом другом раскладе он обязательно вытащил бы на берег крупную рыбу, а не только ее голову с отталкивающими мертвыми глазами, но только не в ближайшее будущее. Макото, судя по лицензированной бумажке, пылящейся который год в бардачке, некуда не денется, в отличии от его восьми ферзей на шахматной доске и короля, отсутствие которого вызывает пульсирование жилки на лбу.Изая скрепит коронками зубов, хмурит тонкие брови и поджимает губы в ровную линию. Карман не отяжеляет привычно главная проблема его жизни, и сама мысль, что она находиться в других отверстиях, вызывает плохо скрытое отвращение на лице. Водитель такси тормозит прямо под вывеской Русских суши, как всегда тускло мигающей под слоем городской пыли, и принимает деньги от клиента, стараясь лишний раз на него не смотреть. У входа маячит одинокий мусорщик, соскребающий пепел со стекол и неторопливо подбирающий обертки из-под фастфуда. Изая никак не комментирует, что доставили его не в место назначения.—?Счастливого…Дверь за парнем захлопывается, отсекая остаток притворного чистосердечия. Изая прикладывает раскладушку к уху, на ходу отсалютовав возникшему в проходе Саймону. Лукавая улыбка во всю красуется на его губах, когда по ту сторону провода он слышит такую привычную, не несущую в себе ни намека на информацию, от того и люто ненавистную ему тишину. Меж его сощуренных век зловеще мелькают два карминных огонька, горящих во мраке, подобно хвосту кометы.—?Да-да, Селти, я внимательно тебя слушаю.Вприпрыжку вышагивая по затхлому Отаку кварталу, где полно любопытных зевак в любое время дня, Изая насвистывает веселый мотив и терпеливо ожидает с дьявольски довольным лицом несуществующего ответа. Он чувствует, как в его знакомой вскипает гнев, царапается в ее горле крепкими ругательствами, которые могут быть воплощены в жизнь только при помощи подаренного человеком ей, злобному мифическому существу, карманного персонального компьютера, и наслаждается звенящей тишиной, вспарывающей ему барабанные перепонки. Селти злиться. Вернее, она во всепоглощающей ярости, и, вероятно, ее хрупкие плечики дрожат, а дым, клубящийся над местом, где должна быть голова, сгущается в воздухе угрожающим облаком. Изая жалеет, что упускает возможность стать свидетелем гнева чудовищного безголового всадника и на практике изучить все возможные последствия.—?Ладно, мне надоело,?— он говорит так, будто делает ей одолжение, нарочито устало вздыхая в трубку. Свободная рука сама вскидывается вверх в театральном жесте, и информатор принимается хаотично мотать ей из стороны в сторону, подтверждая правдивость всех своих дальнейших слов такими затейливыми действиями. —?Ничего я не знаю про ваши цветные фигуры и нашего таинственного любителя шахматной теории с ограниченной фантазией и хорошими отмычками. Ан нет,?— спохватившись, чуть ли не подпрыгивает на месте и вдруг останавливается, оглядываясь назад через острое плечо. —?Бессовестно вру и не краснею, Селти. Про задачу о восьми ферзей я знаю все и даже больше, вот только нужна тебе эта драгоценная информация? Прейскурант я вышлю тебе по почте, только попроси или напиши мне. Для тебя как всегда действуют скидки! Любая информация, вплоть до любовных интересов Кишитани Шинры, предоставлю в сжатые сроки и с самыми невинными мотивами. Ну все, пока-пока!Не успевает он сделать и пары шагов по направлению к нужному месту, как на его телефон приходит сообщение, содержание которого подло игнорируется. Селти рвет и мечет, рассекая своим лихим Шутером окрестности ночного города, потонувшего в ярких вывесках торгово-развлекательных центров.На часах лишь девять вечера, но в баре уже не протолкнуться. Шумная компания в дальнем углу играет во взрывной покер, многие обыватели ужинают после рабочего дня, кто-то пытается толкнуть нелицензированный товар под столиком, нагроможденным выпивкой. Между ног людей услужливыми тенями шастают девочки-подростки, сбежавшие из дома готовиться к докладу со своими близкими друзьями — насколько близкими, можно судить по расположению их рук, взглядов и вспухших языков, пытающихся связать пару вменяемых предложений о продолжении в специально подобранном месте. Но даже так в самом ужасном зрелище есть что-то необъяснимо притягательное. Когда ты видишь алкоголика, когда ты видишь наркомана, когда ты видишь человека, который потерял все и больше не может потерять ничего, ты ненадолго, но завидуешь ему. Завидуешь его улыбке, такой счастливой, беззаботной, настоящей. Свободной. Улыбка же Шизуо?— оскал загнанного в угол зверя, обороняющего беззащитную спину. Он прячет ее в стакане с виски на очередную шутку Тома и мужественно терпит на себе его созидательный взор?— ободряющий, не понятно из-за чего поддерживающий и по-своему ласковый. От него хочется бежать, сверкая пятками, без права быть пойманным охотничьим арканом за шею.—?Ты сегодня более напряженный, чем обычно,?— в голосе Танаки сквозит ничем не прикрытое беспокойство. Он наклоняется вперед, вопросительно вскидывая брови, и Шизуо вдруг чувствует себя не то что не в своей тарелки, а в принципе не в том месте, времени и даже не тем человеком, которому следовало бы говорить подобные вещи с таким выражением на лице. С ним все нормально. Он всегда напряжен. Шизуо как натянутая струна?— концентрация напряжения и ожидания ножа, метящего в спину.—?Порядок.Ему не нравится внимание. Он отмахивается от вопрошающих карих глаз, пытается принять вызывающую позу. Шизуо возвращает взгляд на компанию старшеклассников, таившихся от полиции в темном углу, и снова тянется к почти опустевшему стакану с крепким виски. Том следит за его действием с понимающей улыбкой и, также пригубив свой напиток, продолжает повествовать о какой-то смешной истории, суть которой Шизуо потерял еще до того, как начал внимательно слушать.Все это кажется ему странным?— особенно сейчас, когда город настолько сильно потрясен убийством губернатора. Днем. Вечером о его существование забывали даже самые отъявленные патриоты, направляя всю свою нездоровую любовь в русло безбожных ночных пьянок и драк с цветными группировками. О том, что произошло, практически ничего неизвестно?— СМИ предпочитают скрывать важные детали, красиво врать и вовсе иногда умалчивать правду, игнорируя заданные им вопросы в прямом эфире. Шизуо, имея индифферентные взгляды на политическую обстановку родного Токио, к случившимся событиям относился без особого интереса, но игнорировать их, когда на все его вполне спокойные поначалу обвинения местный информатор смеялся, как умалишенный, не мог. И вот сейчас, стоило мыслям забрести не в ту сторону лимбической системы и напомнить о малейших признаках бытия несносной ?блохи?, как довольно крепкий столик трескается пополам под его сжатым до натяжения кожи на костяшках пальцев кулаком. Том подскакивает на месте, в только-только начавшемся формироваться пьяном угаре пытаясь отыскать сквозь повернутых в их сторону голов голову самую важную, с которой ему предстоял короткий разговор и изрядно похудевший бумажник. Шизуо провожает его с тяжело вздымающейся грудью и огромной виной, сосущей под ложечкой. Он понимает, что ночь безвозвратно испорчена, понимает, кем выглядит в испуганных глазах завсегдатаев бара, понимает, что натворил, — и позорно сбегает, не дожидаясь возвращения друга, его слегка недовольного взгляда, но всегда понимающей слабой улыбки на губах.Шизуо глухо рычит, вырывая первый попавшийся на пути домой дорожный знак. Холодный воздух ударяет в нос, заставляя ненадолго отвлечься, закрыть глаза, нахмуриться, крепче сжать зубы. В Токио не бывает снега. Влажные хлопья чистого цвета соды, тающие при соприкосновении с кожей. Парящие, маячащие на фоне серого неба, если задрать голову, как блестящие осколки, взметнувшиеся в воздух после взрыва. Ничего такого нет?— только дожди, под которыми тонут дизельные тачки, процветают коррозией стены плотно примыкающих друг к другу зданий и не зажигаются сигареты. Шизуо не нравится дождь. Ему также не нравятся солнце, ветер, холод и насилие. Он сминает дорожный знак, словно банку из-под газировки.—?Проклятая блоха! —?удачливый прохожий уворачивается от летящего в его сторону тяжелого снаряда, унося ноги к толпе, собравшейся около круглосуточного универмага. Шизуо лишь нервно коситься ему вслед, выискивая признаки нанесенных им травм, и, удостоверившись, что не покалечил невинного человека, обрушивает зачесавшийся от новой вспышки гнева кулак на многострадальную стену соседствующего с его домом здания. —?Даже одним своим упоминанием доставляешь неприятности!Глухие удары раздаются будто бы у него в голове, они кажутся дешевой имитацией обрушившейся на мирный городок невидимой бомбардировки американских истребителей. Стена под таким напором совсем скоро покрывается сетью трещин, схожей с паутиной, в которой совсем просто застрять, и Шизуо застревает, позволят гневу взять над собой вверх, чтобы позже не тратиться на ремонт своей квартиры, квартиры соседей, городских знаков и на моральный ущерб очередной чувствительной дамочки, вышедшей прогуляться в узкий беспроглядный закоулок с коляской для чихуахуа.Надоело. Надоело извиняться перед людьми, их разочаровывать, пугать, заставлять идти десятой дорогой мимо него, лишь бы не пришиб, не убил ненароком. Надоело видеть мягкое выражение на лице Тома, слушать обеспокоенное молчание Селти, многозначительное Касуки и свое собственное, упрекающее, ненавидящее, съедающее его, когда вокруг не остается ни души, способной отвлечь и утихомирить. Надоело. Это все страшно надоело ему, и последний удар у Шизуо выходит на удивление жалкий, словно и не удар вовсе, а похотливый шлепок по заднице симпатичной официантки. Он, не отнимая руки, прислоняется лбом к стене, закрывает глаза и тяжело дышит. Выглядит не ахти?— дрожащие конечности, взлохмаченные волосы, очки на кончике носа, смятый жилет, выбившаяся из брюк некогда идеально выглаженная рубашка и бабочка, державшаяся из последних сил на шее, не добавляли его образу привычной солидности. Шизуо был похож на сбежавшего из клиники реабилитации наркомана, который грабанул первого встречного бармена и под воздействием ломки испоганил городское имущество своей сверхчеловеческой силой. Ему было стыдно. Как всегда, не вытерпел, как всегда, сломал, покалечил, испортил. Со всей возможной тяжестью на него наваливается тоска, сковывающая грудь ненависть, привычное разочарование в своей силе, несдержанности и, соответственно, самом себе. От недавней вспышки гнева не остается и следа. Она перетекает в производные от производных, становится намного сильнее и мешает спокойно жить, отравляя это самое ?жить? неустойчивым его организмом ядом. Шизуо отталкивается от стены и, не глядя не причиненный зданию ущерб, идет к подъезду, засунув разбитые руки в карманы брюк.На улице темно. Все благовоспитанные граждане находятся в постелях со своими женами или женами их коллег и приятелей. В их окнах не горит свет. Они не сметают все подряд с лица земли и не надрывают душу в самоугрызениях и невпопад взявшемуся самоанализу. Шизуо хотел быть одним из них, но вслух об этом никогда не скажет. Он в принципе никогда и никому не скажет о гложущем его, сразу опалиться гневом, если о таком спросят, и все, что было сегодняшним днем, повториться.Гнев.Ненависть.Презрение.Ему срочно нужно отвлечься от этого колеса судьбы со сломанными спицами, и, так как дымить в квартире запрещено им самим же, остается только единственный продуктивный способ. Шизуо сворачивает на кухню, на ходу сбрасывая с себя форменный жилет, очки и некстати всплывшее наваждение. Уставшие инстинкты начинают вопить о невидимой опасности, но благополучно забываются, стоит только опуститься на стул, поднести стакан к губам, закрыть глаза и сгорбить вечно напряженные плечи. Спастись от донимавших его мрачных, пессимистичных мыслей у него выходит, стоит взять в руки оставленный на день дома телефон. Десятки сообщений от взволнованной байкерши и несколько звонков от оставленного в одиночку разгребать его, Шизуо, проблемы босса подчистую смели все негативные эмоции, кроме шока и вновь зарождающегося гнева. Он вскакивает с места, кидается к выходу, по пути стараясь не смять в руках телефон, и напряженно вслушивается в гудки по ту сторону провода. Когда они сменяются взволнованным голосом, Шизуо лишь угрожающе шипит, тяжело дыша из-за свалившегося на его парализованные мышцы внезапного марафона:—?У тебя есть минута, чтобы объяснить мне, что происходит, или я разнесу твой дом.Из динамика сначала доносится невнятное шипение, а потом оно и вовсе замолкает, доводя Шизуо, послушно ожидающего ответ, до белого каления. Он с хрустом сжимает корпус телефона, подносит его к лицу, всматриваясь в светлый экран. Вызов идет, и не успевает местный фортиссимо со злостью отправить средство связи в полет, как шипящие звуки возобновляются, давя на мозг, заставляя скривиться от начавшейся головной боли.—?Шизуо-кун, наконец-то, ты на связи! Мы все так переживали…—?Шинра! —?помехов становиться меньше, и голос взбудораженного некстати подпольного доктора начинает приводить в себя, усыпляя взбешенного зверя и являя миру его привычное чрезмерное раздражение. Шизуо чувствует облегчение от того, что ему ответили, и напряженные пальцы слегка ослабляют хватку на треснувшем экране мобильника. —?Где вы? Что происходит?—?Это хорошие вопросы, ответы на которые необходимо знать заранее, прежде чем неосознанно вляпаться в неприятности, но боюсь, Шизуо-кун, говорить нужно с глазу на глаз, и у тебя уже не будет выбора, совсем как у нас с Селти,?— в голосе Шинры слышится плохо скрываемая печаль прервавшейся тихой и спокойной жизни. —?Я слышу, ты бежишь, так что лучше остановись. Ты же не знаешь, где мы, верно?Шизуо послушно останавливается, тяжело дыша, и в следующую секунду звенящую тишину прерывает громкий металлический лязг ударившегося об асфальт фонарного столба. Кишитани нервно дергается, сглатывая подступивший к горлу тяжелой комок, и поднимает упавший на пол телефон, осторожно, будто из него может вылететь вырванный из земли дорожный знак, прислоняя его к уху.—?Шинра,?— от того, как его имя звучит нарочито спокойным голосом вечно вспыльчивого друга, уже становиться страшно представить, что за этим последует. Шизуо, примостившись на лавочке в суетный, несмотря на поздний час, сквере, вытягивает ноги и запрокидывает голову назад, делая частые вдохи и выдохи. —?Ты что, забыл… —?он сосредотачивается на дыхании. Все его существо?— входящие и исходящие потоки холодного свежего воздуха. На какое-то время ему кажется, что практика, о которой он когда-то вычитал в интернете, поможет справиться с гневом, и старается не сбиваться с подначенного такта. Шизуо резко наклоняется вперед, сгибаясь пополам, и, прежде чем со всей силы швырнуть раскладушку о землю, кричит так, что практически все присутствующие в маленьком парке оборачиваются в его сторону:?—?…с кем ты разговариваешь?!О потерянной связи подпольному доктору сообщает механический голос юной девушки, холодно информирующей его о том, что абонент недоступен или находиться вне зоны доступа сети. В это же время Шизуо слышит громогласный рев мощного двигателя Шутера, разрубающий балюстрады старых зданий и лихо рассекающего городские магистрали.В баре становится людно и еще более шумно. Бармен разливает дешевый виски по рюмкам, и завсегдатаи пьют на спор столько шотов подряд, что победитель алкогольного забега скорее закончит, выбив зуб при падении лицом на стойку, а то и вовсе в сжимающей сердце боли на полу, в забытьи шепча: ?Выкуси, я смог!?. Изая улыбается сияющей обаятельной улыбкой наивного?— ?ничего себе!?. И все же в этом мимическом жесте, в самых уголках губ, таится жесткость. Том видит ее невооруженным взглядом. Он всегда был слишком глазастым для человека с плохим зрением.—?Шизуо тебя убьет.—?Я же говорил… —?Изая отставляет вновь опустевший бокал на барную стойку. Его слегка подташнивает, пить давно не хочется, а в голове клубиться вязкий дым, наподобие воображаемой головы дюллахан. Он нащупывает своего пропавшего с шахматной доски короля в кармане куртки, любовно гладя фигуру. —?Это было бы слишком просто.