Глава 10 (1/1)
Как бы тебе ни было больно, помни, что есть тот,
кто делит эту боль вместе с тобой.(с)(вкл.: 32 Leaves – All Is Numb)POV Author.|Выбежав из подъезда многоэтажного дома, молодой мужчина замер, пытаясь отдышаться. Слезы, что выступали против его воли, мгновенно застыли на холоде, неприятно коля глаза. Ему отчаянно захотелось окунуть свою голову в ближайший сугроб, чтобы остудить её, чтобы привести в порядок мысли и собственные чувства, чтобы не дать голосам, рвавшимся наружу внутри его сознания, вновь обрести силу, власть над ним, над его сознанием и жизнью.
Жалкие попытки восстановить дыхание не приносили должного результата. Томас задыхался. От злости, бешенства, негодования, раздражения и ярости. Казалось, что все самые негативные чувства, на которые способен человек, сейчас испытывал на себе этот парень. Все потому, что самый близкий ему человек ткнул в точку, на которую он сам давил сильнее всего, но одно дело ты…Иногда человек не знает, как сильно ранен, пока кто-нибудь другой не дотронется до больного места. Но боль была не тупая, ноющая… Боль была кинжальная. Как будто без наркоза отрезали какой-то фрагмент не то жизни, не то самого тела. И нестерпимо было ощущать эту боль, так резко возникшую от, казалось бы, того, что и сам прекрасно знаешь. Но вот кто-то указал тебе на твой “недуг”, ткнул мордой, словно напакостившего котенка, в самую гущу, и иллюзия нормальности развеялась, сменяясь самым, что ни на есть, реальным фактом – ты псих. Безумен. Безнадежен. Из всего того, что наговорил Тому брат, он запомнил только это. И сейчас, смотря на черное небо и ощущая как тают на щеках снежинки, Том хотел лишь одного – отдохнуть от себя. От своих постоянных сомнений, страхов, заморочек, фантастических мыслей, воспоминаний. Он невероятно сильно желал выйти из своей больной головы. Ненавидел себя. Ему просто катастрофически было неприятно свое общество. И он вновь предпочел бы отдаться тем, кому его присутствие было важно, нужно. Кто настойчиво долбил по его виску, призывая прислушаться к стуку и обратить на себя внимание. Кто в нетерпении разрывал завесу сознания, постепенно поглощая в мир, где не было страха. В мир, где не было боли. Засасывая туда, где тебе всегда были рады, где тебя ждали, пожалуй, даже больше, чем там – в темной квартире, на высоте седьмого этажа.“Ну наконец-то!”“Я уже и не надеялся!”“Ты что, решил нас убить?”“Каков злодей, мы ему жить помогали, а он вон чем отплатил…”“Так, тихо! Замолчали, у нас новая постановка и на этот раз никаких антрактов!”- Прошу вас, не надо… - молодой мужчина, что сидел за рулем дорогой иномарки у минимаркета напротив, с интересом наблюдал за тем, как смутно знакомый ему парень вскинул голову, а потом медленно опустился на колени, впиваясь пальцами в только что выпавший снег.- Он?
- Похоже на то…- И?- Ну наконец-то, а я уже и не надеялся на его появление без сопровождения Вильгельма…- Эй, парень, с тобой все нормально? – Томас поднял голову, встречаясь взглядом с высоким, худощавым брюнетом, - помощь нужна?“Нужна, нужна, не видишь, у нас главный актер пропадает”, - твердил режиссер.- Нужна, нужна… - тихо повторил за ним парень.- Вставай тогда, - брюнет протянул ему руку, и Трюмпер неуверенно схватился за нее, поднимаясь на ноги, - пошли в машину, - незнакомец потянул Тома за собой, но тот в сомнениях упирался.“Иди, иди… Давай, не трусь!”, - подначивал сценарист.- Давай, не трусь, - снова скопировал Том.- Чего встал? Пошли!- Иду, иду…***Тоже время, квартира Вильгельма…Пока один крушил свой мозг, другой крушил свою квартиру. На пол летело всё, что попадалось под руку: прикроватная лампа, телефон, книги и любимый братом ноутбук разбился вдребезги. Вильгельм был в бешенстве. Злился на Тома, на Симону, что сдохла так не вовремя, на Гордона, что бросил всех, кто любил его, но больше всего он злился на себя. За то, что наговорил. За то, что позволил всему этому начаться. За то, что не удержал. За то, что не сказал, что любит, ведь правда любит. За то, что где-то в темноте этой ночи его брат. За то, что сейчас, смотря в окно и ища знакомую фигуру,нашел и даже две. За то, что одна из них – ненавистная - сажала в черный Lexus другую – до боли любимую.- Твою мать! – Вильгельм рванул из квартиры, как только до него дошел смысл происходящего. Схватив из сумки пистолет, он на ходу заряжал его, мечтая высадить этой твари мозг.- Сука! – как только за ним захлопнулась дверь подъезда, иномарка рванула с места, увозя его наказание в неизвестном направлении и оставляя после себя вихрь снега и боль утраты. Не уследил. Не уберег. И о чём только думал?
- Молись, сволочь! Я тебя из под земли достану! Ты у меня эту землю жрать будешь, запивая собственной кровью…