1 часть (1/1)

blue, blue, bluebluer than the nightyou can't change the colour of your pretty eyesbut I, I, II have seen the cluesleaving something dirty on me, like tattoosу чанмина смуглая кожа. подернутая летним солнцем, цвета густого каштанового меда, а каждая неровность?— лунный кратер. сухие кисти, грубые подушечки пальцев, ободранные костяшки и ожоги по запястьям по глупости. на ногах по три шрама, прилипших еще в детстве, и на бедре сзади едва затянувшийся?— он пытался переиграть уличного пса и завалился назад. у чанмина яркий смех, сильные и полные отдачи движения, энтузиазм и энергия в каждом шаге, и все же.у чанмина ребра расписаны искусно-мерзко. черным по его смуглой коже выведены слова, видя которые в зеркале каждое утро, он хочет лишь прикрыться. скрыть длинные надписи, несменно появляющиеся каждый раз. вот еще одна?— спускается вниз по руке, огибая мышцы и лунные кратеры. аккуратные родинки перекрывают безобразные определения.?думаю, ему лучше убить себя??губы-то какие. видно, много сосет??он отвратителен?белым мелом по его ключицам струится такое привычное ?какой красивый?, а по животу и бокам туманом расплывается уже знакомое каждым штрихом ?он так хорошо танцует?. пока зеркало?— единственный друг и враг?— отражает комплименты, а тело чанмина движется в такт биту приевшейся песни, на стопах застревают ?шлюха? и ?урод?. сняв ближе к двум часам ночи обувь со стертых ног, он с досадой обнаружит то, чего не хотел бы сегодня видеть.—?что с твоим соулмейтом не так? —?хичан, сидя рядом, в очередной раз лишь ухмыляется, открывая бутылку с водой. по его шее, поверх фона из багровых пятен, вальяжно спадают к груди самые важные для него слова. ?я так удачно ошибся адресом?.—?это просто тебе свезло.чанмин, выхватывая из рук друга полупустой пластик, не может думать ни о ком, кроме своего соулмейта. интересно, а у того на теле сколько смолы? ему ведь завидуют многие?— его движениям, его таланту, его танцу. у чанмина много недоброжелателей, но, оглядывая свои руки, он не уверен, что имеет право говорить об этом. либо отброс, либо слишком известен, а иначе не были бы руки ли забиты так сильно, словно он отсидел десяток-второй.пытаться оттереть всю ненависть со своего тела?— совсем бессмысленно, но он бесцельно пытается. нескончаемо, каждый вечер. будто ему поможет что-то, кроме любви. кто-то, кроме его соулмейта. чанмин стирает лишь кожу в кровь, но чужая грязь въедается глубоко под нее, и сильнее?— в сердце. где-то меж желудочков давно скребет желание спрятать не слова, а предначертанного ему судьбой человека. тот вообще знает, сколько о нем говорят таких вещей?чанмину нравится осень. та, что еще теплая, но уже прячет по горло в любимой худи и кроет тротуары яркими листьями. правда, до осени еще далеко. апрель встречает его с распростертыми объятиями и резко скакнувшей на термометре шкалой, а коллегам на работе приходится видеть все те черновики, расползшиеся по его шее. никто не берется шутить: в ситуации, где каждый твой друг читает со своей кожи красный или синий текст, в отличие от самого тебя, нет ни капли смешного. есть лишь сожаление и сочувствие, более того?— похлопывание по плечу, горящему от нового ?пидор?.—?тебя даже никуда не тянет? —?соншик, поправляя бейдж, прицепленный к своей рубашке, спрашивает будничным тоном. он привык. все привыкли.—?а куда-то должно? —?за стойкой в обеденный перерыв совсем скучно, и лишь поэтому чанмин не отказывается от лишнего разговора, пусть и пустого. —?если ты имеешь в виду, не тянет ли меня к моему соулмейту, то нет.—?мне жаль, мин.соншик его старше на полгода?— грубая формальность, но и тот не может похвалиться поэмами и одами о ненависти к своему соулмейту?— у него меж ребер перманентно-синее ?раздражаешь? и губы в кровь искусаны не им. у соншика дома два кота?— пухлые манчкины с рыжей шерсткой, теплые объятия и две коробки фруктовых колец вместо одной. чанмину тошно, до дрожи в коленях тошно наблюдать за тем, как друг целует своего парня в щеки по вечерам, когда тот приходит забрать его с работы. тошно и больно где-то по сосудам, кровь в которых пульсирует с каждой буквой все сильнее. гванхен смеется над ним, называя ?завистником? и приглашая на вечер фильмов в субботу, но чанмин лишь пожимает расписанными плечами, и впрямь завидуя. чистой коже, пусть даже и синим словам, но такой истинно красивой любви?— им суждено было сойтись. синий?— не приговор, но черный, разливающийся по грудной клетке прямо сейчас, им кажется.?как уродливо выглядит его стрижка??он походит на скелет, не видишь разве? страшилище??у него, кажется, не все дома?колокольчик на двери противно звенит, заставляя чанмина отвлечься от своего отражения в телефоне?— по его скуле ползет прогнившее насквозь ?что за педик??, которое он спешит прикрыть ладонью.—?извините, мы закрыты. —?на часах уже полдевятого. сегодня ему приходится закрывать художественный магазин, и напоследок он протирает полки от пыли.фарфорово-белая кожа, будто подсвеченная изнутри. легкий румянец покрывает чужие щеки?— кажется, он спешил так сильно, что теперь даже не может отдышаться. ровная и совсем без кратеров, его кожа абсолютно чистая, а на тонких запястьях что-то вроде рисунков. миниатюрных картин. произведений искусства. локоны, по-вороньи черные, спадают на аккуратное лицо, закрывая половину глаз, и мешают видеть ясно?— парень поднимает руку, чтобы заправить их за ухо.—?тогда, вы не поможете мне?чанмин весь состоит из противоречий?— что эти слова, что спутанные в голове мысли, но он не может отказать. наконец, он убирает так и застывшую ладонь от лица, обнажая отвратительный вопрос на своем лице, и откладывает тряпку куда-то в сторону, опираясь легонько на полку позади себя.—?чем могу быть полезен?—?мне нужна гуашь.на чужих аккуратных бледных губах стынет улыбка, когда чанмин наконец находит краски той самой нужной покупателю марки и выставляет их на стол перед парнем. ?ворон? тут же хватается за закрытую упаковку, рассматривая их, будто видит впервые, и это не у него вдоль рук тянутся вселенная и закаты морей.—?что ты собираешься делать с ними?это же очевидно, чанмин.—?рисовать. —?он смеется, вновь поправляя волосы. —?кажется, у тебя что-то на лице. —?он и сам знает. —?хочешь, я нарисую тебе целое поле подсолнухов, чтобы ты не видел этого?его зовут сонмин. его бледная кожа?— идеальный холст, на котором чанмин находит все, кроме слов. ни белых, ни черных, ни синих, ни красных?— он не находит ни буквы. он признается?— закрасил их все, лишь бы не видеть. слова причиняют боль, и чанмин с ним согласен?— и потому хочет. а у сонмина в сумке вдруг оказываются кисти, а позже?— в руке, когда он смешивает нужный цвет в старой, найденной на складе палитре. у художника в глазах восторг и четко по зрачку?— восхищение, а чанмина дрожью пробирает, когда холодная краска касается его щеки.—?сиди смирно, а иначе не получится у тебя подсолнухов. —?он сосредоточен и даже не замечает заинтересованного изучающего взгляда против себя. —?не нужны тебе эти слова. у тебя красивая кожа.у чанмина красивые, четкие движения. когда он танцует, его руки огибают нужный круг, ноги принимают положение и каждый шаг?— расчитан до миллиметра и секунды. отточен настолько, что ошибиться невозможно. каждый вздох учтен. каждая оплошность?— предусмотрена. движения сонмина красивые тоже, и четкие?— абсолютная правда, но совсем спонтанные. его подсолнухи разные, но живые?— будто здесь, рядом. больше осени чанмину нравится лишь позднее лето, когда солнце в зените и приходится носить панамки. когда небо чистое, прямо как на картинке, что расцвела на полотне его кожи.сонмин откладывает грязную кисть, когда чанмин вдруг подносит свою ладонь к чужому лицу и позволяет себе провести большим пальцем от виска к уху, а затем заправить темные локоны, что мешали видеть и рассматривать.—?у тебя тоже красивая кожа.чон, касаясь теплой руки своей?— тонкой и ледяной, тихо хмыкает, закрывая глаза.—?у тебя шершавые подушечки, чанмин. это забавно.приятно.красный. поперек его горла?— красный, но сонмин ему не говорит, чуть наклоняя голову в сторону и целуя прямо в ямку в чужой ладони?— чем не кратер?щекотно.чанмин боится спешить. страх сковывает его по запястьям, и точно каждое легкое?— в кольцо. он не шевелится, наблюдая за тем, как на фарфоровой щеке проявляется красный. он не ошибся. красный, синий. красный, красный. он смеется, отмалчиваясь точно также. лишь подается вперед?— ему тут всего пару сантиметров.сонмин не дает пути сбежать, опуская худые руки на чужие плечи и заставляя прижаться, когда его губ наконец касаются чужие?— сухие, но теплые-теплые. кажется, половина подсолнухов с чужой смуглой щеки остаются на его собственной?— желтым, зеленым, синим пятнами. лишь бы не черным. слова на медовой коже обращались к нему, и он не замечает, как чувства переходят целиком на отчаяние. а чанмин, не желая возвращаться, лишь напирает сильнее, обнимая и прижимая крепче?— никаких больше черных слов. у сонмина губы мягкие и теперь не такие бледные, а румянец?— тот самый румянец, снова горит на ушах и щеках.—?пожалуйста, не думай об этом.у тебя красивая кожа.—?ты защитишь меня, да?у тебя красивая кожа.—?да. от всех. от всего.у тебя красивая кожа.—?у меня тоже?нет.у тебя красивая кожа.—?сонмин.произведение искусства.