Пролог. Цепь осмысленных причин (1/1)

Жить собственной жизнью. Слушать музыку, что нравится до головокружения. Заняться сексом с лучшим другом и его парнем. А потом, краснея, смотреть друг другу в глаза и улыбаться. Улыбаться, понимая, что это был лишь треп в аське, милое ни к чему не обязывающее, инцестное. Потому что 17 лет – это много. Словно человека тебе вкололи, как в вену кровь, пустили по проводам ток. И тогда ты ожил, чтобы быть вместе с этим нескладным существом. Чтобы ссориться высокопарными фразами, а мириться односложными словами. И обязательно, чтобы признаваться в любви. Это настоящее, то, что живет в каждой клеточке. Это что-то дышит ацетоном, амфетамином, пьет водку, закусывая грибами. Им невозможно отказаться друг от друга. Словно, если они расстанутся, то кровь растечется по кафельным стенкам, а ток ударит молнией в раковину у нее на кухне. Многие жалеют его и боятся ее, но им до фени, что говорят у них за спиной. Ее ревнуют к нему, а его хлопают по плечу, что словил такую рыбку. А они заливисто смеются, ведь рыбка уплыла, а столбы спилены.

Но что для людей дружба? Свод правил? Или, может, когда есть кто-то, кто спасет в трудную минуту? Или тот, кто порадуется успехам? Нет, я знаю. Это то, кто станет жилеткой-плакальщицей и носовым платочком. А им до фени. Они не живут в этом мире, он слишком тесен для этих двоих. Они мыслят, выходя за рамки предложенного и существуют только благодаря порокам вселенским. Они – дети, которые так и не наигрались в детстве и теперь играются с чувствами многих. Они испытываю на прочность эту планету, человечество. Но живут – не поверите – порознь. И видятся – уже я не верю – только во снах и галлюцинациях. Но мы не верим, а они живут так, потому что по-другому не могут. Иначе, просто, им нельзя.Она не звонит месяцами, он обижается неделями. Она извиняется только перед ним, а ему это не нужно. Он истеричит слишком часто, а она смаргивает пьяный угар. Этим детям скучно, хотят взлететь в высь. Но высь их не манит – там пусто. Вот и сидят в разных городах и пьют пороки людские, потешаются над тараканами в тостере. Живи они в древние времена, носили бы одно имя на двоих. Серьезные шутники – Локки. О дряни вещать возвышенно и громко, а о важном – просто и на бумаге. Или только друг другу, по секрету. Их бабочки уже сгорели, а дым гари пахнет металлом. Письма их надежды утерялись в почтовой службе, ведь дружба в мире людей не исчисляется такой мерой. Она плакала, что он не смог попробовать цвет ее писем. Он грустит, что она не видела красивого огня.Костры инквизиции уже отгорели, а эти двое прореживают популяцию современной молодежи. Зачем? Я не говорила? Им так хочется. Его прихоть, ее лень сплелись в ворох ничего не значащих слов и поступков. К ней хочет вернуться бывший, а он сидит потягивает пиво в ее старой квартире. Он хочет сменить ориентацию на нормальную, а она моет посуду у него в общежитии. И это неведение людей пахнет жареной картошкой и красным вином, оно звучит как грохот грома-не-грома, на вкус как марокканский кофе. А поутру они узнают, что гром был упавшим домом, а марокканский кофе остыл и скис. И от души посмеются своей шутке, обязательно пожарят еще картошки и разольют по чашкам вино. Ведь это и есть то настоящее, что наполняет их жизнь, что оставляет мысли о лезвии дула пистолета во вчерашнем поезде Киев-Одесса.И обязательно признаться в любви, потому что вместе. И далеко друг от друга нельзя. Потому что не выживут, умрут. Она задохнется от японского воздуха, а он утонет в Красном море.