6 (1/1)
Звенели колокола. Они приветствовали "Громовой ястреб", который по случаю празднества сделал несколько кругов над столицей, чтобы о сошествии Ангелов узнали даже самые нелюбознательные и ленивые. Десантный челнок приземлился во внутреннем дворике губернаторского дворца, и когда Астартес ступили на декоративную каменную плитку среди облагороженных кустарников и карликовых деревьев, то первым делом услышали общий восторженный вздох. Люди – знатные люди – опускались на колени, не боясь испачкать дорогую одежду. Некоторые потупили взор. Другие позволили себе только один-единственный самый первый ослепляющий взгляд. Третьи же наоборот застыли, боясь не просто пошевелиться, а даже моргнуть. Отовсюду – из беседок, с балконов поместья, с площадок каменных лестниц – за десантниками наблюдали десятки и сотни людей. Кому не хватало остроты собственного зрения, пользовались биноклями. Священники Экклезиархии вместе с телохранителями стояли между толпой и дорогими гостями, но даже они не могли скрыть восторга. Некоторые раскачивались из стороны в сторону, будто были пьяны, и тихо шептали молитвы под нос. – Вот ради такого я и воюю, – прошептал Торгнюр. Десантники построились следующим образом: впереди капитан, Анрайс де Ле Стат, за ним клин. Первый ряд – Геральт. Второй – Итаро и Торгнюр. Третий – Угэдэй и Варлам, с лицами, скрытыми наличниками шлемов. – Слава Ангелам Императора! – очнулся наконец один из святых людей. Толпа разразилась радостными криками. Люди стали осыпать тропу, по которой собирались пройти космические десантники, лепестками цветов и целыми букетами. – Выдвигаемся, – едва слышно произнёс Анрайс. Десантники собирались преодолеть путь почти в три километра. Преодолеть так, чтобы каждый их шаг надолго остался в памяти граждан Литуаны. Даже Торгнюр, сроду не участвовавший ни в одном параде, следил за боевыми братьями и повторял каждое действие. Однако все опасения Анрайса, что его отряд покажет себя не лучшим образом, как ветром сдуло, когда стало ясно настроение народа. Это состояние даже "религиозным трепетом" нельзя было назвать, настолько сухо словосочетание передавало происходящее. Если знатные люди ещё как-то сдерживали чувства, то народ за стенами поместья затянул праздничные песни или молитвы. В ином случае слова толпы слились бы в неразборчивую какофонию, но в тот миг, под аккомпанемент колокольного звона, народ Литуаны стал единым и звучал разборчиво и оглушительно громко. Ради сошествия Ангелов власти столицы перекрыли главный проспект, оставив только одну дорожную полосу для богоподобных гостей. Людей было так много, что Геральт даже не думал прикидывать, сколько десятков тысяч взглядов сейчас сосредоточены на нём. Кодицию приходилось глушить собственную силу, чтобы не страдать от мириада мыслей, проносившихся вокруг. "А ведь их станет только больше", – подумал Геральт, глядя на ребристые линии конденсационных следов на небе. И вот ещё один пассажирский самолёт показался на горизонте. Люди позабыли о делах и спешили присоединиться к паломничеству. – Мурашки по коже... – проговорил Варлам. – Никогда не думал, что стану объектом поклонения. В самом деле, а не на расстоянии. Угэдэй хмыкнул: – Пока тебя возят от одной мясорубки к другой, привыкаешь к роли смертника. Одноглазый добавил спустя несколько секунд: – А такое не сравнится ни с чем. За первым валом верующих, которые лезли друг на друга, чтобы увидеть Ангелов, Геральт увидел, что на искусственных возвышениях находятся автомобили новостных служб. С усмешкой заметил, что ближайший оператор забыл о долге и снимает разве что лес поднятых рук, но никак не Ангелов Смерти. На полпути к храму металлические решётки оцепления рухнули под давлением людей. Священники и храмовая стража с некоторой задержкой, но оттеснили народ. Однако одной молодой девушке удалось прорваться и опуститься на колени перед Анрайсом. – Прошу! Прошу, лучезарный Ангел! Благослови кровинушку! Она оторвала от груди запеленатого младенца. Сначала Анрайс двумя едва различимыми обычным человеком движениями отбил в сторону дубинку одного стражника и оттолкнул другого, отчего тот сел на дорогу. Потом капитан опустился на колено и ухватил ребёнка так, что он ровно уместился в громадной ладони сверхчеловека. – Как зовут ребёнка? – прогромыхал Анрайс. Капитан говорил намеренно громко и с каким-то невероятным, необычным для себя воодушевлением.Геральт ухмыльнулся. – О… Оль...герд, – произнесла незнакомка, с опаской оглядываясь на ошеломлённых стражников. – Ольгерд! – произнёс Анрайс. Ребёнок не понял, какую честь ему оказывают. Продолжал улыбаться Ангелу Смерти так же, как и остальному миру вокруг: тепло и искренне. – И да принесёшь ты счастье семье своей и славу народу Литуанскому! Император знает твоё имя! Анрайс вернул младенца. Девушка дрожала, но всё-таки взяла себя в руки и ушла с пути десантников. Отряд "Лестат" продолжил путь. – Анрайс, а Анрайс, – проговорил Торгнюр, не опасаясь, что его расслышит кто-нибудь ещё кроме боевых братьев – шум стоял невероятный, – Ты это… только не привыкай. Я от такого переизбытка пафоса перестану тебя серьёзно воспринимать. – Цыц! – только и ответил капитан. На горизонте показался позолоченный купол нового храма. Ничего сверхъестественного и поражающего воображения, но Геральт уже получил за этот день достаточно приятных впечатлений, чтобы не ждать ничего лучше. Кодиций отметил довольно обыкновенные решения: однонефное здание с трансептом, из которого вырастали две небольшие колокольни, купол над хором и выпуклой апсидой. У врат храма отряд космических десантников ждал экклезиарх Литуанский со свитой, а чуть в стороне инквизиторы – чета Энлилов. – Так парни, сейчас без шуток, – сказал Анрайс. – Надеюсь, все помнят, что надо делать. Космические десантники остановились и опустились на одно колено перед экклезиархом. Пожилой старик, опираясь на трость, подошёл ближе и подозвал помощника с чашей, наполненной святой водой. – П… – старик встряхнулся, вздохнул глубже и продолжил, – перед кем вы преклонили колени? Перед Богом-Императором? – Перед человечеством, – ответил Анрайс фразой заученного обряда, – ибо в каждом верноподданном отражается Он. – Нужна ли Ангелам помощь Его? – спросил экклезиарх. – Чтобы уничтожать врагов Его нам не нужно ничего кроме отваги, но с помощью Бога-Императора мы сдвинем горы с места, – ответил Анрайс. Первосвященник достал кропило, окунул в чашу и побрызгал святую воду на Ангелов Смерти. – Следуйте за мной, первые воины Его!Экклезиарх как будто бы всем естеством прочувствовал важность мгновений. Он приосанился, расправил плечи и даже позабыл про хромоту, хоть и не отпускал из руки трость.Внутри Храма Сошествия Ангелов набилось вдвое больше людей, чем он мог принять. Но ни одного лишнего человека не было – только священнослужители: монахи, монашки, дети из церковных хоров. Последние тянули песнопения после каждого молебна, прочитанного пресвитером у статуи Бога-Императора.Ангелы Смерти встали полукругом за алтарём, будто бы ограждая Повелителя Человечества от толпы. Капитан остановился у подножия статуи и повернулся к подчинённым. Те сначала салютовали изваянию и тому, кто собирался говорить от лица Его, а потом снова опустились на колени.– Пришло время обновить клятву нашему Повелителю, – произнёс Анрайс.Благодарственные молебны завершились, и хор высоких голосов смолк. Люди затаили дыхание и застыли. Только огонь запалённых свечей двигался: мерцал и танцевал, ничуть не страшась нарушить торжественной обстановки.– Во тьме… – начал Анрайс.Простые слова отразились от стен храма невероятным магическим воздействием, хотя Геральт и не чувствовал поблизости псайкера. Свет, который шёл сквозь разноцветные витражи, побледнел и удалился, словно во время отлива. Внезапный порыв ветра задул все свечи.Геральт отсчитал положённые секунды и ответил:– Я стану светом!Кодиций потянулся к своей силе и постарался, чтобы морозные молнии покрыли мерцающей паутиной его психический капюшон. От явления чуда кто-то позади рухнул без сознания.– В темнице сомнений… – прозвучала следующая фраза обряда.– Я сохраню веру! – произнёс Торгнюр чуть раньше положенного времени.Однако волшебная атмосфера ничуть не пострадала от такого несоответствия. Разве что вокруг больше не пахло ладаном."Только… озон?!" – Геральт с шумом втянул воздух ноздрями.Он был потрясающе свежим, очищающим помыслы.– В пасти ярости…Лицо Анрайса превратилось в маску. Он сам стал памятником только куда более искусно высеченным.– Я останусь хладнокровным, – ответил Итаро.Мастер клинка не обладал никакими сверхспособностями, но от острия его меча, прикоснувшегося плитки пола, потянулись ледяные иглы.– Поглощённый местью…– Я не буду знать пощады! – ответил Угэдэй, и Геральт почувствовал жажду убивать и умирать.– В сердце битвы…– Да не познаю я страх!Фильтры шлема изменили голос Варлама. Он стал металлическим, безжизненным и совершенно неспособным проявлять какие-либо чувства.Анрайс обернулся к Повелителю Человечества:– И я встречу смерть… без сожалений!В Храме вновь стало светло, разве что свечи пришлось зажигать заново. Молчание затянулось на целую минуту, пока экклезиарх наконец не собрался:– Славься, Император! Ты явил нам свою истинную силу! Отныне даже те, кто трусливо молчал и проявлял предательское сомнение, почувствуют Твоё пламя в своих сердцах! Отныне народ Литуаны будет с уверенностью смотреть в будущее, ведь Твой свет озаряет нам путь! Отныне у этой измученной земли появились свои Ангелы-защитники, и горе тому, кто придёт сюда с мечом! Славься, Император!Экклезиарх подошёл к алтарю и сдёрнул покрывало.– Бог-Император предвидел ваше появление, Ангелы! А поэтому сохранил для вас реликвии, которыми вы защитите богобоязненных людей Литуаны от ужасов космоса!Многие из этих вещей могли привлечь внимание Ангела Смерти, пусть и выглядели они не лучше проржавевшего после сражения в Варпе оружия. Взгляд Анрайса остановился на крупном цепном топоре, рукоять которого венчала железная волчья голова. Итаро не мог не отметить искусности кузнецов, выковавших парные силовые когти, а Угэдэй с трудом подавил желание взмахнуть искусной саблей с драгоценными камнями в гарде, но Геральт не почувствовал ни удивления, ни тяги к какой-либо реликвии.Только сковывавший холод.Потому что от крупного фолианта, чья обложка была выполнена из человеческой кожи, веяло порчей. Настолько смрадной, что Геральт не решался сделать к книге хотя бы шаг.