1 часть (1/1)

Он много раз видел ее в Бедламе задолго до того, как Лондон сумел запомнить имя Ванессы Айвз, видел ее, безумную, влажную, сбредившую, мечущуюся в кошмарах собственных видений, но не находил ничего, кроме рваной нервной тени. Полинялый драный ситец больничной робы и сутулая спина одержимой. Ванесса Айвз в стенах Бедлама – призрак с черными колтунами волос, болтающихся за спиной, с узловатыми цепкими пальцами, сбитыми в костяшках, и желтушными гематомами-синяками на теле, цвет которого – хит сезона среди дам, трупное окоченение или аристократическая, мать ее, бледность. Ванесса скребет обстриженными до мяса ногтями по замшелой могильной плите и рычит нечеловеческим голосом, скалится, цепляя выступающими клыками сухую как пергамент верхнюю губу. От Ванессы Айвз несет скорой смертью, этот свойственный обитателям здешних мест душок разложения, зловонное дыхание и кислый пот.Тогда-то Джеймс Делейни, пришедший, как и в любое другое воскресное утро, к материнской могиле – к Салише, ? приподнимет черную шляпу за мятый край и, не мигая, уставится угольной темнотой глаз на падаль, вьющуюся под его ногами. На ее щеках красуются ранки и потертости, расходящиеся параллельно уголкам тонких губ. Когда пациентам без их ведома предлагают экспериментальную терапию, всем надевают намордники, Джеймс видел. Женщина у его ног опускает тяжелую голову к груди, смотрит исподлобья и, вскинув немощную руку, подбрасывает в воздух плотные комья грязи. Немного попадает на его пальто, полы которого отсырели и с концами потеряли форму. ? Склонись.Этот голос когда-то пел ему с глубины, тянул к поверхности мутной воды и смотрел из-под толщи. Белое мертвое лицо, стянутое трещинами рассохшейся сажи и глины, исчезающий в тишине монотонный шум камышей и тяжесть в ногах, не чувствующих дна. Она говорила ему: ?Я сломаю твои кости?.Делейни склоняется ниже, чтобы услышать.Язык прародителей в ее владении, с языка – колючие проклятья, в его руках – адская трель сокрытого знания. Проклятья. Ему, ей, всему миру, но в первую очередь – тем, кто пленил. Сдохнут. Они все сдохнут. Захлебнутся кровью, выплюнут легкие и утонут в мутных водах Темзы, наполненной вздувшимися трупами. Бредни.? Ночь сожрет этот город и сломает твои кости, Джеймс Делейни, твою сестру и твоего ублюдка, сломает их всех. Подойди, подойди, подойди… ? на каждый повтор ее рот, тронутый коркой заедов, странно дергается, а лицо, испещренное тенями, искажается в гримасе. Ей богу, старуха. Ванесса Айвз подносит пальцы к губам, согнув указательный, прихватывает молочно-белыми зубами костяшку и раз покачивается на месте, уставившись на него, точно на него, прямым осознанным взглядом. Джеймс Делейни видел безумие (он сам – безумие, чума и холера, выжигающая жаром раскаленного солнца все, что живет), клиническое и ложное, выдуманное мужьями и лекарями, но в ней, рокочущей и плюющейся ядом грядущей кары, этого по-настоящему нет.От могильной пустоши Бедлама всегда пахнет влажной землей, болезнью и сырым камнем. Туман стелется следом, когда Джеймс Делейни – Джеймс в ее устах – скрывается за ржавым железом скрипучих ворот.***То никогда не была истерия или любой другой выдуманный недуг. С ней всегда говорили, нашептывали в ухо, смеялись, доводили до слез и требовали не просто голоса в ее голове. Сделай, Ванесса. И ?Отче наш?, срывавшееся с пересохших губ, покрытых коркой, не пугало Дьявола. Он был в ней. Против ее воли. Просил на чужом языке – Ванесса не слышала такого наяву – и метил, как если бы она была дворовой сукой. Выдирал из снов и заставлял судорожно хватать ртом воздух, дергал на себя и вколачивался, пока она, перестававшая быть собой, не просила больше, не обхватывала его за бугрящуюся мышцами спину и не откидывалась на сбившиеся простыни. Дьявол – как ни назови, а у него было много имен – не уходил бесследно. Кроме того, что оставалось на ней. Незаметные сразу пятнышки крови на хлопке ночного платья, смазанные следы на предплечьях и бедрах, в коллекцию к темнеющим синякам и резким теням, пролегшим под глазами сине-черными впадинами болезненно блестящей кожи осунувшегося лица. Иногда – крошечные дохлые белые черви, будто бы из могильной земли, у подножья кровати.Изодранные до розоватой кожицы пальцы в ее бесконтрольном приступе вгрызаются в сбитую шерсть. Иногда – лоснящуюся янтарную кожу, испещренную кривыми шрамами и блекнущими чернилами тайных знаков чужого народа. Ванесса не знает, откуда именно он пришел – приходит – к ней.Все внутри стремится к распаду умирания. В конце концов, любая борьба – движение против течения, и Ванессу сбивает с ног. В его нечеловеческих зубах, покрытых желтым налетом, ? ее сердце. Джеймс-то уж всем за нее заплатил, видят Боги. ***? Мисс Ванесса Айвз. – на ней бархатное платье с воротником-стойкой, тугие кожаные перчатки и крошечные бриллиантовые серьги, и все зовут ее ?мисс?, перед тем непременно кивнув в знак уважения и симпатии. Ее собранные на затылке волосы – сам шелк, красиво блестят в приглушенном теплом свете тающих восковых свеч. В церкви пахнет ладаном, гнилыми цветами, застоялой водой и пыльной тканью – очевидно, присутствующие дамы и почтенные господа давно не находили повода для сундуков с траурным черным. Мистер Мальком Мюррей, их общий знакомый в осином гнезде Ост-Индской компании, слег – о, жестокая ирония беспощадной судьбы – с холерой. Пуля промеж седых бровей и оплаченный протокол вскрытия одним из парней еврейской коммуны, целиком и полностью подмятой под американцев, затягивается с помощью волшебной листовки с громогласным ?Осторожно! Буйствует холера!?.Джеймс, впрочем, знал, что эта женщина рано или поздно не сможет оставить его сообщения без ответа. Третий раз они видятся на похоронах, не во снах, как случалось ночами и ночами до этого, но с глазу на глаз. Две ночные твари – скорпион и дикий пес, поедающий людскую плоть, вгрызающийся с остервенением во все, что дышит, лишь бы выжить.Она, сама того не подозревая, угодила не к Дьяволу, как думала, как хотела думать, стоя на коленях перед распятием, стирая пальцы о четки, заучивая псалмы и продолжая искать свой собственный путь к Богу. Там, куда Ванесса попала, думал Джеймс, прокрадываясь к ней ночью безликим, безымянным и пугающим зверем, нет ни Бога, ни Дьявола, и веры тоже быть не может. Есть только они. Подойди.? Джеймс Делейни. – по всем правилам этих цивилизованных варваров, зовущих себя сливками общества, Джеймс склоняется перед дамой и отпечатывается коротким поцелуем в ее кожаную перчатку. Они скрещиваются взглядами, цепляются дольше, чем то может быть положено, так происходит, когда двое владеют одним секретом, но не имеют права говорить о нем. Тайное знание, подобное камню, привязанному к шее.Она берет рваный вдох, и бархат платья жмет в сдавленной груди. Гигантский черный пес уже приходил к ней. Ванессе не хватает воздуха.