IV. (from afterlife to afterlight) (1/1)

Второй день не многим отличался от первого?— Рентон, скрутившись в клубок и обхватив руками колени, жалобно завывал, время от времени прерываясь на бестолковую брань.Последний приём пищи?— бичпакет с синтетическими кусками говядины, щедро залитый кипятком, был совершён прошлым вечером?— и уже через десять минут после еды Рентона, в немой мольбе прилипшего к ободку унитаза, выворачивало наизнанку.Отравленный последствиям чудовищного отходняка мозг сдабривал малоприятный процесс красочными галлюцинациями, добавляя к разрастающейся кислотной луже мясистый перекрут пульсирующего кишечника, скрючённую в скрипичный ключ селезёнку, нашинкованные в тонкую соломку фрагменты печени и, конечно же, обильные осадки из зубов, отскакивающих от фаянсового трона, как градинки с покатой черепицы.Опорожнением желудка сюрпризы не закончились?— Дохлый, доползший до сортира часом позже, обнаружил Рентона скулящим от боли уже на полу, согнутым ещё больше, сжатым в иссушенную зноем гусеницу?— бледную, как смерть, с выпученными глазищами, проблесками синих вен на лице и шее, всем тельцем содрогающуюся в надвигающейся агонии.Дохлый. Ледяные руки Дохлого. Отзвуки голоса Дохлого?— преисполненный отчаяния Рентон цеплялся за них из последних сил, полушёпотом запускал пластинку про выпавшие зубы, боль, смерть, свет к конце, то и дело отрубаясь и снова приходя в себя, чтобы возобновить своё маниакальное ?зубы, боль, смерть и свет?.Существуя в нездоровом анабиозе, вливая в себя минералку, залпом глотая горсти панкреатина, закладывая под язык и за щёки разъедающий слизистую парацетамол Рентон пережил вторую по счёту одинокую ночь без своей любимой ?героини?.Так в извращённом хитросплетении боли, ломки и голода прошли сутки. Следом, не давая времени на передышку, пошли вторые.Желудок постепенно перетягивал всё внимание на себя, заставляя кричать, метаться в мокрых простынях, в молитвах хвататься за полуобморочного Дохлого, казавшегося не более чем предметом интерьера?— медленно умирать, не надеясь на чудо, не думая ни о чём, кроме уготованных килотонн кристально чистой, без добавок и примесей, боли. Без права на искупление, без права на второй шанс.Под вечер третьего дня Рентон, в бессилии ползая по полу, наткнулся на рюкзак?— распотрошив тот, как удачно подстреленного гуся, он обнаружил там то, что заставило его взвыть от счастья?— пакет размятого в крошку овсяного печенья с кусочками шоколада и заправку из заранее запасённого и напрочь забытого им же диазепама.Крики подняли на уши Дохлого, катапультировали за пределы комнаты до полусмерти напуганную кошку, но тем не менее?— жизнь продолжалась. Велением благосклонной судьбы Марк Рентон был спасён от голодной смерти.Этот исполненный дикого, почти звериного счастья вопль арматурой пробил распухшую от бесконечной боли башку Дохлого, отчего тот дёрнулся, будто в предсмертной конвульсии, и зарыдал так тихо и так жалобно, как только может рыдать человек, глубоко измученный самой жизнью. Почти вся его ломка напоминала катание на тарзанке: Саймона то затягивало в пучину долгих, страшных и болезненных полуобмороков, то с чудовищной силой выбрасывало в реальность — и так по кругу бесконечное количество раз.К концу недели они оба стали похожи на актёров массовки из ?Рассвета мертвецов?, а дом напоминал поле битвы. Позабытая всеми голодная кошка нашла способ выбраться через окно в сад и с энтузиазмом принялась ловить маленьких полевых мышей, совсем скоро превратившись в натуральную чупакабру от бесконечного валяния в траве и грязи.Выживая на смеси таблеток и поверхностного, но частого сна, Рентон начал приходить в себя.Судорожные припадки, панические атаки, крики во всю глотку в середине ночи, поднимающие весь квартал, постепенно сходили на нет, оставляя лишь побочные эффекты?— треть предыдущих страданий; треть, с которой можно расчитывать на нормальное существование.Рентон выглядел просто ужасно?— за какие-то шесть дней кожа бледной лоснящейся мастикой облепила череп, оттеняя каждую косточку, прочерчивая лоб преждевременными морщинами и осыпая щёки бутонами зудящих воспалений.Трогая себя перед зеркалом дрожащими пальцами и не узнавая представшее воспалённым глазам отражение, Рентон готов был рыдать навзрыд?— он выглядел абсолютно больным, неестественно старым и немощным человеком.После такого любой, находящийся в здравом уме и трезвом рассудке, трижды пошлёт нахуй все наркотики мира?— теперь в Рентоне не осталось ни капли сомнения.***Дохлый пришёл в себя на день раньше?— удивительного в том был мало, ведь Дохлый не сидел на игле так, как сидел Марк.Дохлый больше баловался, Дохлый закидывался всем и помногу, но вены свои щадил больше, чем всё остальное.И этот самый Дохлый принёс ему в постель горячий чай?— настолько сладкий и настолько горячий, что тут же получил добротный чайный плевок в лицо, но и это его не отвернуло.Дохлый сварил ему подобие каши?— несколько пресных слипшихся комков, залитых сверху тёплым молоком?— так, будто сам он и не страдал вовсе; будто Марк был единственным полуживым человеком в этой огромной квартире.Рентон всё ещё не мог говорить, но принесённое принял, как самый дорогой в своей жизни подарок?— не жуя проглотил жёсткие комья овсянки и, компенсируя отсутствие сахара пересахаренным чаем, жадно залил съеденное, выдавив из себя самую тёплую улыбку и корявое?сп… бо…?.Так прошёл шестой день воздержания от наркотиков, воспоминания о котором навсегда отпечатались в подкорке мозга, как самое доброе и милое, что когда-либо делали для Марка Рентона.В попытках придать мышцам хоть какой-то тонус Дохлый разбавлял уборкой свою вынужденную работу сиделкой для Марка, всё ещё находившегося одной ногой в инвалидном кресле.Уильямсон начал медленно, насколько только позволяло самочувствие, но старательно возвращать дому прежний облик: перестирывать постельное белье, отмывать пол и стены от пятен, приводить в порядок ванные комнаты. Он даже умудрился поймать и вымыть вконец одичавшую кошку.Однажды утром сквозь сон Марк услышал обрывки телефонного разговора и шелест бумаги?— Дохлый беседовал с врачом, попутно записывая его рекомендации ещё дрожащей рукой. Днём за обедом к привычным трём таблеткам парацетамола добавились цветные витаминки, капсулы в блестящих желатиновых оболочках и ещё масса разнообразных достижений современной фармацевтики.Марк понемногу выходил из состояния полутрупности?— выбираться на завтрак он всё ещё не мог, ведь режим сна, обратившийся в натуральнейшую катастрофу, намертво приковывал его к подушке с восемнадцати вечера до одиннадцати утра, но сам спускался на первый этаж к обеду; сам пытался заводить разговор, хоть и натужно, но улыбаясь похорошевшей за некоторое количество попыток каше.Дохлый как-то обмолвился, что сестра в детстве насильно вынуждала его ?лечиться? кашей с маслом, когда тот слёг с нихуёвейшим пищевым отравлением, будучи (по его словам) ?неразборчивым в еде пиздюком?. И хоть его целебная каша всё ещё была далека от совершенства по многим параметрам, теперь она уже больше походила на овсянку должным видом и консистенцией.Рентону начинала нравиться фирменная овсянка.***Марк даже сумел самостоятельно затащить себя в душ, отмахиваясь от предложений помощи?— Дохлый был удивительно настойчив в своём искреннем рвении посодействовать, хоть время от времени и отпускал неубедительно-шутливые оскорбления в попытках держать никому не нужную марку.Дохлый спал с ним в одной кровати, пихал под нос таблетки, тащил таз, если Марка вновь тянуло проблеваться и сидел до победного жеста ?убери?, не смыкая глаз?— хоть в час, хоть в два; хоть ночью, хоть утром.Рентон как-то ляпнул ?из тебя бы вышла отличная сиделка??— на что тут же получил бодрящую оплеуху и псевдо-раздражённое ?а не пойти ли тебе нахуй, немощный??. Рентона это рассмешило.Восьмой день, когда Марк Рентон впервые за неделю рассмеялся, был негласно отмечен финальной точкой завершения его реабилитации.Заслышав этот негромкий смех, Дохлый тут же позабыл свои надуманные обиды, побросал все тарелки в раковину и в своей привычной околотеатральной манере воздел руки к небу, сотрясая ладонями.—?Мать честная, поглядите, кто тут наконец восстал из мёртвых! Да я просто гребаный Виктор Франкенштейн! Если ещё раз уколешься,?— он склонился над Марком, пригрозив сковородой, как образцовая мамаша,?— я, бля, тебя угондошу так, что ни один травматолог не соберёт, усёк?..И Марк усёк, поглядывая на него с каким-то тайным, по-детски трогательным обожанием.За несколько дней он вполне окреп даже на незамысловатой стряпне Дохлого, подружился с кошкой, которая казалась не такой уж и уродливой, когда тёрлась о его руки, урча, как пылесос, и с горечью осознал, что намертво породнился с этим местом и его немногочисленными обитателями.Десятый день реабилитации подкрался незаметно?— а вместе с ним пришло посасывающее под ложечкой чувство вины перед брошенным в неведении семейством и недовольное бурчание Дохлого о скором возвращении отсутствующих домочадцев.Одиннадцатый день был спущен на генеральную уборку следов непредумышленного погрома, наведённого за время гостевания, и хотя от Марка толку было ожидаемо немного, общими усилиями управились они за пару часиков.—?Сестрица будет утром, часам к десяти. —?подытожил Дохлый, пробегаясь глазами по спальне, оставшейся единственным неубранным и окончательно обжитым местом во всём временном пристанище.—?Угу. Я уйду. Могу прямо сейчас, могу утром?— как решишь. —?пряча вздох за треском пластиковой полторашки и жадным глотанием минералки, ответил Марк.Слова дались ему тяжелее, чем должны были?— уходить не хотелось, возвращаться домой не хотелось, оставаться одному пиздец как не хотелось. Но выбора не было.—?Да оставайся до утра,?— небрежно проронил Дохлый, с трудом признаваясь самому себе, что он уже изрядно привык закидывать ноги на сопящего под боком Марка, утыкаться лбом промеж его лопаток, каждый вечер смотреть случайные фильмы по телеку и даже варить кашу на двоих каждое утро.Полночи они пролежали на одной кровати, ведя какие-то совершенно глупые, отвлечённые беседы, а потом ещё долго вздыхали, усиленно пытаясь убедить друг друга, что каждый из них уже видит десятый сон.Марк не спал всю ночь.С первыми лучами солнца тихо поднялся, запихал в рюкзак остатки раскиданных шмоток, по-быстрому принял душ и снова замер у зеркала в ванной, через силу выдавливая жалкое подобие улыбки своему чуть посвежевшему отражению.Ночь пролетела за бесполезным продумыванием сценариев его, блудного сыночка, возвращения домой?— от ?в каком темпе постучать и как широко улыбнуться? до ?что делать, если на пороге будет ждать и полиция, и катафалк, и ещё хуева куча неприятностей?.Единый, достойный называться удачным, сценарий складываться никак не желал?— так или иначе какое-то мелкое ?но? дробило в крошку надуманную идиллию.Он не ясновидец, да и с предсказаниями никогда не клеилось, но богатая фантазия всегда находила выход в самых интересных для этого местах?— и сейчас эта фантазия играла отнюдь не на руку. Решено было запастись двумя вариантами, идущими от ?открытая дверь?— счастливые родители? до ?закрытая дверь?… ну и дальше само понятно.В конце концов теперь котелок получше варит?— слова найдутся, был бы кто готов услышать.Отражение в зеркале не радовало, гнёт нарастающей тревоги капал на мозги, а Дохлый дрых как убитый. Помытый и собранный, Марк снова незамеченным нырнул под одеяло, кутаясь с головой.К тому моменту солнце окончательно затопило комнату. Часов в спальне за всё время проживания так и не появилось, потому довольствоваться оставалось лишь интуицией и солнечным ориентиром?— ?где-то девять-тридцать или к десяти?.Хотя-я… стоп!А разве сестрёнка нагрянет не в десять?..Пробуждение в планы Дохлого явно не входило?— вместо того, чтобы трепетно сдувать пылинки с каждого предмета мебели, он повернулся лицом к Марку и сгрёб того в охапку, не размыкая глаз. Тот даже и забыл о том, что ещё недавно решительно собирался будить своего заспавшегося товарища.Сквозь утреннюю дремоту Саймон отчётливо чувствовал, как кто-то осторожно гладит его по голове.—?Эй… кх-х… Сай… —?Рентона охватила внезапная ответственность и недоброе предчувствие неизбежного при проколе фатальных масштабов нагоняя,?— Дохлый, эй!.. Время… Дохлый, блин!—?М-м?.. Сколько?..—?Да хуй знает, часов десять, наверное!..От таких новостей Дохлый рывком поднял своё всё ещё сонное, ватное тело с кровати и кубарем скатился по лестнице на первый этаж. Часы над раковиной показывали без пяти минут десять утра. Громогласное ?блять!? пронеслось по всему дому, намекая Ренту на то, что ему пора валить, да пошустрее, во избежание крайне неприятных последствий.Смазанно простившись, Марк покинул участок через задний двор, и весьма кстати?— ровно через десять минут после его ухода Дохлый уже кряхтя таскал чемоданы на второй этаж. Карлотта, растрёпанная после долгого перелёта и утомлённая тряской в такси, лежала на диване прямо в одежде и размеренно покачивала свисающей с подлокотника ногой.—?Саймон,?— начала она, когда брат изволил спуститься на первый этаж и занять кресло напротив неё,?— ты не заболел? Выглядишь паршиво. И корни совсем отросли.—?Знаем без сопливых,?— по-доброму огрызнулся он. —?Да я просто... соскочил.—?Что? В смысле?!—?В прямом?— не колюсь больше. В завязке. Тотальной.—?О, Господи!.. ***Самоуверенность?— хорошо, но не когда ты дряблый наркоша с сомнительной достоверности приставкой ?экс-?, решивший, что перемахнуть через полутораметровый забор для тебя?— плёвое дело.Самоуверенности Марку Рентону, съебавшему через задний двор, не занимать, а вот ловкости подсыпать было бы неплохо.Неокрепшее тело, едва ли готовое к пешей ходьбе без опоры и ежеминутных передышек, с перелётом не справилось?— потому остаток пути до родных стен проделан был не самоуверенной походкой человека, оставившего в прошлом все пагубные привычки, а шагом подбитого в жопу гуся, подволакивающего левую ногу и потирающего ушибленный крестец.Стоило очертаниям ?уютного гнёздышка? замаячить на горизонте, Рент, присев на обочине в попытках успокоить расшалившееся сердце, собрал всю волю в кулак: спину прямо, на лицо?— улыбку, ?мама, я дома!?.***—?Ну вот как-то так и получилось… Я не стал говорить, знал, что вы бы не пустили, так что пришлось из окна ночью прыгать. Я хотел записку оставить или весточку послать, но потом понял, что… ну не моё это?— писать, решил, что расскажу уже, ну… как дело сделано будет…Отчёт перед семейством прошёл не так, как значилось в сценариях?— да оно и к лучшему.Рентона встретили объятиями, причитаниями и слезами (не счастья, нет) испуга. Его втащили в дом, расцеловали у порога, усадили на диван, сунув в руки остатки диковинного рататуя, и лишь потом, ближе к обеду, собрав всех членов семейства за накрытым столом, дали слово.Момент чистосердечного в фантазиях Марку виделся скорее допросом, однако на деле оказался обратным от оного?— никто не давил, не охал и не ахал; его терпеливо выслушали, не встревая с расспросами?— потому беседа с лихвой уложилась в двадцать минут.В тот день Марк испытал сразу шестикратное облегчение, компилируя в памяти произошедшее за последнее время?— он слез, семья рада, все живы, его не прогнали, ломка отошла, ну и… Дохлый. Ему не пришлось объясняться с Дохлым. Этого хотелось меньше всего.Будь у Рентона выбор: +1 день страшенной ломки или пять минут выяснения отношений с Саймоном Уильямсоном, он бы без раздумий выбрал первое. Даже на два бы помножил для пущей твёрдости своих намерений — настолько он не хотел.Да что вообще этот Дохлый?Последние четыре года вместе их держало только одно: нар-ко-та.Вписки, тусы, посиделки, ширяния, кумары.Иголки, ложки, порошки, таблетки…Теперь, когда на всём вышеперечисленном поставлен жирный крест, едва ли кто-нибудь из них вообще захочет поддерживать контакт.Наверное…Марк предпочёл бы об этом не думать, но оно упорно думалось. С чего его вообще заботит Саймон Уильямсон?Ну дружили с детства, ну подумаешь. Он своих друзей детства, коих променяно было немало, уже и по именам не вспомнит?— так почему же Саймон Уильямсон с какого-то перепугу должен особенным статься?Исключить факт ебли в жопу по обоюдному согласию Рентону тоже хотелось бы, но именно этот злоебучий факт мешал паззлу срастись в целостную картинку.Собрать, оценить, разобрать и в дальний ящик?— совсем как паззл. Вот, чего сейчас больше всего хотелось Марку.Но кто прячет паззлы на полпути? Наверное, кто-нибудь. Но только не Марк, мать его, Рентон, который ещё много и долго варился в собственных мыслях, медленно, но верно теряя к жизни всякий интерес.***Через несколько дней им вновь было суждено увидеться в баре за привычным столиком и с привычной компанией. Отказ от ширева здорово отбил всяческое желание куда-либо ходить, на кого-либо смотреть да ещё и шевелить языком в попытке сказать что-то более остроумное и содержательное чем, ?пошёл нахуй, урод?.Саймон был мрачен как никогда. Его болтливость затерялась где-то на дне третьго по счёту белого русского и истлела вместе с половинойпачки сигарет. По четвергам они всегда виделись в Jillian's.Привычная компания, не так давно сократившаяся на двух человек, сегодня встретила Рентона приветственным улюлюканьем?— прошлую встречу он пропустил, теперь обстоятельства требовали объяснений, и объяснения эти должны были быть достойными, в противном случае?— проставляйся, по первой пинте на каждого присутствующего за счёт пропустившего; такое вот негласное правило.К счастью, Рентон немного опоздал, застав компашку в лице Бэгби, Молли, Картошки, Гейл, Дохлого и ещё пары незнакомых ему ребят с незнакомыми девчатами за оплаченными Дохлым высокими стаканами.—?Малыш Рентси! —?Бэгби заколотил себя в грудь, поднимаясь при виде Рентона,?— Какие люди, бля!—?Угу. Да. Привет.?Я не хотел приходить, но и платить за вас в следующий раз тоже не хочется? он оставил при себе, одарив собравшихся кислой улыбкой.—?Ты чего полумёртвый такой, а, мелкий? Ладно Дохлый болел, а ты-то чё?—?Я тоже болел.Уповая на то, что никто из присутствующих не заинтересуется историей его ?болезни?, Рентон приготовился опуститься на свободное место для опоздавших?— самое чмошное, неудобное?— на стыке двух столов, совпадающем со сгибом углового диванчика.В этот раз удобства волновали его меньше всего?— главной проблемой был Дохлый, восседавший с подпёртой обеими руками головой слева от вакантного места.?Гов-но!?— делать было нечего.Картофан уже призывно хлопал ладошкой по сидушке рядом с собой.Как будто, блин, у Рентона имелись другие варианты! Подобраться к месту тоже было не так-то просто?— обходить волей-неволей пришлось бы через сидящих (не полезешь же по столу?— тут за разлитую каплю пива глотку перегрызут прежде, чем успеешь сказать ?прости?!), и если ползти через семерых ты в здравом уме не будешь, ползти придётся через одного.—?Привет. Я пролезу?Сначала Дохлый и ухом не повёл?— настолько плохо или настолько похуй? —?но вскоре, откинувшись на спинку с замком из рук на груди, любезно расчистил путь до пункта назначения.—?Ну ок. Я быстро.С этими словами, глубоко вдохнув, Рент боком протиснулся в щель между столом и диванчиком, преодолевая баррикады из раскинутых ног широкими продольным шагами.Шаг… и-и-и!..То ли судьба решила жопу показать, то ли Дохлый преднамеренно коленом дёрнул?— Марк, не удержав равновесия, за несчастную миллисекунду приземлился прямо на Уильямсона, успев раскинуть руки по обе стороны от его лица в спасательном жесте.Компания, раззадоренная зрелищем, тут же потопила все его ?извиниянеспецально? в хохоте и безобидных, почти дружелюбных издёвках.В момент падения Дохлый будто на долю секунды выполз из затянувшегося коматоза, взглянув на опасно близкого Рента совершенно ясным и незамыленным взглядом. Кажется, тогда ему резко приспичило что-то сказать, но вся неловкость ситуации и невыносимый человеческий гам как назло сбили его с пути истинного.—?Осторожнее надо,?— всё, что смогло родиться в глубинах воспалённых извилин.Время пролетело незаметно, и за столиком становилось всё свободнее.Это были самые скучные в его жизни посиделки.Без пива, без вмазки, без шмального шлейфа за плечами?— лишённый привычных радостей жизни собственной инициативой, Рент отстранённо переводил взгляд от лица к лицу, время от времени давясь фальшивым смехом в ответ на чужие шутки.Так прошло три часа.Напрямую он говорил только с Картохой, шёпотом объяснив тому всю кислость своей мины в двух словах. У того, как обычно, глаза на лоб полезли, но тайну он сохранил без вопросов, отложив те для беседы тет-а-тет.Первыми отчалили новички, вслед за ними засобирались было Бэгби с Молли, а там и Картошка с Гейл, начавшие засыпать в обнимку, немного засуетились.Идеальный момент для съёба представился как раз между новичками и Бэгби?— Рентон подскочил и под покровом кипиша отправился пересидеть рассасывание компашки в недрах мужского туалета.Однако его побег не остался незамеченным. Выждав пару минут для никому нахуй не нужной правдоподобности, Дохлый покинул столик и отправился вслед за Рентом, подволакивая одеревенелые ноги и игнорируя все вопросы.Конечно, хитрожопый засранец выбрал сортир в качестве перевалочного пункта для дальнейшего побега, и Саймон вполне разделял его интенции?— он так и не определился с тем, что на данный момент являлось для него наиболее благоприятным вариантом развития событий: провести остаток своих убогих дней в постели или сразу в прыгнуть в гроб. Но сначала?— Рент-бой.—?Эй,?— он стукнул кулаком в единственную занятую кабинку,?— ты тут?..—?Нет. —?отозвалась кабинка.—?Ты бы ещё прямо через стол ушёл, ну чтобы совсем незаметно,?— Дохлый пальцами отстукивал какой-то незамысловатый мотив по крашеному гипсокартону, намекая на то, что разговор даже не близится к завершению.—?У них свои дела, у меня?— свои. Никто никому ничего не должен, и они там уже расходятся, так что похуй. —?кабинка отвечала негромко, с явной неохотой.—?Ну и шёл бы сразу,?не выёживаясь.— Дохлый аккуратно нажал на дверную ручку. Естественно, закрыто.—?Не хочу вопросов. —?Рентон затих на какое-то время, задумчиво вглядываясь то в просвет между дверью и полом, то в собственные частично расшнурованные кеды.Затишье не сработало?— Дохлый оставался за дверью, явно не планируя уходить.—?Если ты отлить пришёл, в соседних кабинках сортир рабочий. Я просто почище выбрал…Привычная дерзость звучала недостоверно, фальшиво?— Рентон это чувствовал, но повлиять на ситуацию не мог.—?Откроешь? —?вкрадчиво поинтересовался Дохлый.Его голос дрожал и срывался на хрип то ли от количества выпитого и выкуренного за этот вечер, то ли от внезапно нахлынувшего волнения.—?Я тут со спущенными штанами,?— соврал Рент, ляпнув первое, что пришло в голову,?— Зачем тебе?—?Это ты кому-нибудь другому попизди,?— фыркнул Саймон. —?Надо мне, надо.—?Пожалуйста, в соседней свободно. А тут занято!..—?Да я поговорить хочу, придурок! —?Дохлый уже начинал выходить из себя.Щелчок щеколды, эхом пролетевший среди кабинок, отворил дверь, открывая взору Дохлого сидящего на толчке Марка?— ожидаемо одетого, с руками, упёртыми в колени, и настороженно-недвольным видом.—?А подождать ты не мог? Или как-нибудь через дверь?—?Нет,?— отрезал тот, закрывая за собой дверь, а после испытывая всю крепость шпингалета собственным весом.—?Чё, депрессуешь?..—?Чуток. А что?—?Да так… ничего,?— обещанный разговор не клеился. Вместо слов Саймон красноречиво пялился на коротко стриженную макушку Рентона, избегая смотреть ему в лицо, примагниченный, как плазменный протуберанец, неспособный оторваться от светила. —?Что-то ты не особо разговорчивый для того, кто хотел поговорить. —?с кривой усмешкой подметил Марк, глядя на Дохлого снизу вверх. —?Случилось чего? За хату огрёб?..—?Да не,?— как-то неловко отмахнулся Уильямсон,?— она и не заметила даже… вроде бы.— М... ясно.Внутри тесной кабинки опять повисла напряжённая тишина. В один момент она стала просто невыносимой: Саймон не выдержал подобного насилия над собственной психикой, чертыхнулся, одним рывком поднял Рентона на ноги и агрессивно впился в его губы требовательным, стоящим на грани откровенной наглости поцелуем.