Глава 10 (1/1)

Хуайсан проснулся, когда солнце было уже довольно высоко.Открыв глаза, он с недоумением некоторое время смотрел перед собой, стараясь понять, где именно находится. Вокруг не было привычной серой комнаты, с разбросанными на всех доступных поверхностях бумагами, книгами и чашками с недопитым чаем, остывшем миллионы лет назад.Нет, эта комната на неё была совершенно не похожа. Большая и светлая, она больше походила на картинку с каталогов, нежели на жилое помещение. Но, если присмотреться, то всё же можно было заметить, что это место?— не пустой дизайнерский каркас, вокруг было полно самых разнообразных деталей, в которых читалась личность.На стене возле кровати висела картина с изображенным на ней горным пейзажем. Несведущий в этом человек сказал бы, что это типичный пример китайской живописи. Но знаток с первого бы взгляда заметил, что перед ним рисунок новичка?— линии не уверенные и местами обрывистые, тона переданы недостаточно точно, будто художник только-только начал осваивать это направление и ещё только пробует свои силы. Но также не возможно было не заметить в этом контрасте чёрного и белого явную страсть к тому, что рисующий хотел изобразить.Кроме этой картины, было ещё множество деталей, по которых можно было узнать характер хозяина комнаты. По светлым тонам, в которых было выполнено само помещение, по множеству книг по изобразительному искусству, по целому строю кистей на специальной подставке на столе и по многим другим мелочам.И ещё можно было заметить, что в комнате почти не было фотографий, изображающих её хозяина. Только на широком комоде, выполненном из светлой породы дерева, в тонкой тёмной раме с серебряный кантом, стояла одна единственная фотография.На ней был изображён высокий стройный мужчина в строгом костюме и с серьезным выражением лица.Он положил свою широкую ладонь на плечо сидящей рядом женщины с приятными и изящными чертами лица, одетую в красивое ханьфу молочно-серого цвета с серебристым узором на широких рукавах, ниспадающих почти до самого пола. Глаза, изображённой на фото леди, не смотря на нежную улыбку на тонко очерченных губах, были лишены какой бы то ни было эмоции, будто своими мыслями женщина была где-то не здесь, впрочем, почти такое же выражения можно было прочитать и лице мужчины, стоящего позади.На руках у леди сидел мальчик лет шести-семи с очаровательным румянцем на пухлых щеках и широкой улыбкой от уха до уха. Во ещё по-детски мягких чертах лица было что-то неуловимо схожее с сидящей рядом женщиной. Аккуратно вздёрнутый носик, изящная линия губ, красивый разрез глаз.Уже сейчас ребёнок был прелесть как хорош, и было ясно, что пройдет ещё несколько лет и на смену милой детской красоте придет благородное изящество. То самое, что так любили изображать и воспевать многие художники и поэты. И то же самое, ради которого творятся как самые невероятные подвиги, так и самые отчаянные злодейства.Справа от мальчика, практически зеркаля отцовский жест, положив ладонь на маленькое круглое плечо малыша, стоял юноша. На вид ему было не больше пятнадцати.Смотрящий мог бы с уверенностью сказать, что в чертах лица мужчины и юноши было просто невозможно не заметить сходство.Были ли они оба красивы? Да, конечно, но красота эта не считалась с общепринятыми стандартами нового времени, она была строгой и опасной.Так можно описать только красоту старинных мечей или сабель, сделанных мастерами древних эпох. Они будто завораживали своей холодностью и остротой, вызывали желание прикоснуться, но в то же время опасный блеск метала или, в случае этих двоих?— холодных глаз, на дне которых, казалось, бушевал штормовой океан, предупреждал, что не считаться с этой силой опасно.Прикоснись?— порежешься.Недооцени?— проиграешь.Хуайсан так и просидел несколько минут в кровати, смотря на это фото и всё ещё не понимая, как и почему оказался в своей комнате. Но проснувшийся наконец мозг напомнил о том, что он наконец-то дома, в родном Пекине. Наконец-то рядом с братом.Парень улыбнулся этой мысли и откинулся обратно на простыни.Судя по тому, как настойчиво солнце пробивалось сквозь не до конца задёрнутые шторы, было уже довольно поздно. Поэтому парень не стал больше залёживаться среди мягких простыней и подушек, а поднялся, про себя думая, что совершенно не помнит, как добрался до своей комнаты, и направился в душ, на ходу вспоминая.Вот он прилетает в Пекин, вот садится в машину, а в следующее мгновенье?— провал. Очевидно, что он всё же слишком устал во время перелёта. Так что возмущённый организм, хоть уже и привыкший к вечным недосыпам, но всё же решил затребовать положенный отдых и потому усталость взяла своё.И, возможно, в силу всё той-же усталости, ему сегодня не снились уже привычные кошмары, поэтому он и смог спокойно проспать почти до часа дня?— он посмотрел время на часах, пока искал свежие вещи.Стоя под горячими струями, Хуайсан смутно вспоминал сегодняшний сон, но ничего кроме неясных обрывков и смазанных образов в голову не шло. Сон был странным и каким-то спутанным. Складывалось впечатление, что смотришь на картину, нарисованную каким-то сумасшедшим.Кажется, был в нём какой-то город, ни то Пекин, ни то Лондон?— нельзя понять точно. Оба города будто смешались между собой. Серые мощёные улочки аристократической столицы Альбиона, какой-то сумасшедший сюрреалист переплёл с полными цветов и огней улицами никогда не спящего Пекина.И ему снилось, будто он бродит по этим улочкам и улицам на которых, что странно, не было ни единой живой души.Звуки, царящие вокруг тоже казались странными, складывалось впечатление, что какой-то маленький ребёнок баловался с радиоприёмником?— гоняя переключатель громкости то до максимума, то выключая звук вовсе.Поэтому мир вокруг то оглушал своей тишиной, то мгновенно взрывался сотнями голосов, звуками сирен и гулом автомобилей, то снова замолкал, и лишь где-то вдалеке, словно сквозь толщу прошлогоднего льда, доносились голоса. Хуайсану казалось, что они ему знакомы, и он поскорее хотел дойти к их источнику, ведь он знал тех людей. Знал, что они ему помогут.?Кто поможет???В чём поможет???Тебе нужна помощь??Но проходило мгновенье и молчание вокруг снова было разорвано. И так до бесконечности.Но, что было странно, его не пугали эти перепады, будто он уже привык и к этой тишине, и к этой непонятной какофонии звуков.Он всё шёл и шёл вперед, не обращая внимания, что город вокруг, до этого вполне реалистичный и живой, вдруг стал напоминать дешёвые декорации к дурацкому детскому спектаклю: картонные домики, которые подпирались сзади деревянными палками, бутафорские деревья с плохо закрашенной зеленью, и тускло-отсвечивающий прожектор, заменяющий солнце, а вместо прозрачной синевы неба?— уже выцветший голубой занавес.И сам он уже какой-то неправильный, будто ненастоящий. Да. Он ведь просто марионетка, деревянная кукла, к рукам и ногам которой привязаны тонкие, но крепкие, полупрозрачные нити. Они всё тянутся и тянутся вверх. Хуайсан пробует присмотреться, кто же кукловод, кто дергает веревочки, но тщетно?— сверху всё темным-темно, и не рассмотреть.А спектакль идёт полным ходом. И невидимый кукловод следует по только ему известному сценарию, заставляя свою марионетку то присесть в шутовском поклоне, то драматично воздеть руки вверх.И Хуайсан покорно выполняет каждое действие, не может иначе?— нити крепкие и больно впиваются в кожу, но не режут её, будто тот, кто держит их, бережёт свою куклу, ведь с ней ещё столько спектаклей нужно отыграть.И вдруг он наконец замечает, что улица вокруг уже никакая не улица, а просто обитая изнутри красным бархатом витрина с освещённым по кругу стеклом, на котором виднеются чьи-то отпечатки. Ящик, в котором он закрыт и послушно играет свою роль.А представление продолжается. Кукла не прекращает свой несуразный танец, нелепо вскидывая шарнирные руки под фальшивящий аккомпанемент расстроенных много лет назад латунных молоточков в музыкальной шкатулке.Он не обращает внимания на проходящих мимо витрины зевак. Они сменяют друг друга, будто слетевшая со всех предохранителей карусель, бросая мимолётные взгляды на него.Кто-то кривится от фальшивых нот, кто-то равнодушно проходит мимо, а кто-то стоит некоторое время перед витриной и, смеясь, наблюдает за представлением, оперившись грязными руками на холодное стекло?— они то и оставляют жирные следы на нём, каждым своим прикосновением лишая марионетку возможности видеть мир вокруг чистым и ясным.Но вдруг среди десятков чужих лиц, которые, теперь это отчётливо видно, и не лица вовсе, а лишь бумажные маски с кривыми гримасами, появляются знакомые. И кукла сбивается с ритма, прерывая свой механический танец, будто в заведённый механизм попадает случайная песчинка, заставляя шестерёнки застрять.Хуайсан пытается рассмотреть сквозь залапанную витрину и бьющий в лицо свет ламп, кто же эти люди, а присмотревшись?— обмирает.Перед ним стоит брат, обнимая за талию Гуанъяо. И в глазах Минцзюэ ни грамма узнавания, он лишь смотрит на витрину без капли интереса, пока человек рядом с ним что-то рассказывает, тоже бросая незаинтересованные взгляды перед собой.Они стоят так некоторое время, а потом просто разворачиваются и идут дальше, будто увиденное не стоит их внимания.Хуайсану хочется подойти к стеклу, ударить по нему руками, чтобы вырваться из этой плохо-написанной пьесы. Он хочет быть рядом с братом, держать его за руку и говорить о разных глупостях.Да, хочет. Но не может. Точно, он же кукла, у него не может быть своей воли.Кажется, механизм наконец справляется с помехой и все детали вновь приходят в движение. Кукла пытается сопротивляться, чтобы вновь посмотреть в любимое лицо, но она не в силах сделать хоть что-то.Шестерёнки неумолимо двигаются вперёд и по кругу, заставляя механизм работать.?Танцуй же! Танцуй…?И он не может сопротивляться этому голосу, который зазвучал из неоткуда и одновременно отовсюду. Не может потому что знает. Нельзя! Иначе… Иначе случится что-то плохое.?Но ведь я потеряю Минцзюэ… Разве это я могу допустить???Но что ты можешь сделать? Разве у марионетки есть силы, чтобы разорвать нити? Нет, ты слишком слаб для этого. Не проще ли следовать предложенному сценарию. В одиночку… Неужели ты способен на это? Что ты вообще можешь? Ты…??Но ведь я не один…?Внезапно музыка замирает. Обрывается звенящим гулом разбитого стекла.Кто это сделал? Кто спас его?Хуайсан не видит их лиц, свет ламп всё ещё сильно бьет в глаза. Но он точно знает, с ним теперь рядом друзья. Люди, которые помогут разорвать нити, помогут найти по ним того, кто всё это время держал за них.И на этом моменте сон тает.Толпа, до этого тупо сбившаяся вокруг, расплывается, будто капля чернил в прозрачной воде.А свет, ранее казавшийся светом ламп в витрине, оказывается лучами солнца, пробившимся сквозь неплотно задёрнутые шторы.Он проснулся.—?Такой странный сон…