1 часть (1/1)

Тишину нарушает только монотонный ход часов.Тик-так.И это биение, словно биение сердца, пульсирует в голове?— но сердце Каспара бьётся почти размеренно.Он лежит в темноте и тишине, разбавленной одними этими стуками. И ему больше не хочется встать, включить свет, придать осязаемости происходящему, не хочется вскочить и мерить торопливыми шагами комнату?— из угла в угол и обратно, только вот всё равно он загнан?— и прижимать кулаки к груди.Он спокоен монументально и, наверное, почти мертвенно. Он почти ощущает, как кожа его лица бледнеет?— свет луны не падает из окна — и истончается, высыхает, а кровь, что ещё недавно резво бежала по сосудам, билась, с шумом взрывалась в голове, начинает походить на охлаждённый и бессовестно разбавленный розовый портвейн.Но нет, это совсем не тот случай, когда кровь стынет в жилах. Он не чувствует ужаса, боль же булыжником бухнулась куда-то на дно груди и ноет оттуда, но как бы издалека. И вообще всё вдруг начинает казаться ему нереальным и совершенно далёким.Тик-так.Он почти мёртв, и это даже не аллегория. Завтра всё кончится, завтра он пустит себя пулю в голову?— они пустят?— но только после того, как изрешетят тех, которые…Как, интересно, это вообще всё будет?Каспар не знает.Он прикрывает глаза и пытается представить себе завтрашнее?— последнее?— утро; напрягается и сосредотачивается, и человечки начинают мелькать перед глазами, извергаться выпущенными мозгами и кишками, издавая при этом нечленораздельные звуки. Они мало похожи на реальных людей, скорее на персонажей из шутера, в который он как-то играл, да и кровь, на самом деле, какая-то бутафорская.Как всё это будет по-настоящему?Каспару всё же немного страшно.А ещё тошнота начинает подкатывать к горлу?— то ли из-за брызжущих кровью человечков, то ли от голода, то ли от всего сразу,?— и во рту, помимо мятного вкуса зубной пасты, ощущается что-то вязкое и липкое.Не-думать-тик-так-не-вспоминать-тик-так-не-думать-не-думать-не-думать-не…Но у него не получается, и воспоминания наваливаются всё равно. Не цельной картинкой, а обрывками цветов, звуков и запахов?— голоса, крики, голоса, хохот, шум волн, остриё ножа упирается, больно, хохот, ?Не надо? шёпотом?— это Йозеп, почти не слышно, под рёбрами саднит, больно, кровь шумит в голове, голоса и…?На колени! На колени, урод!??Ну давайте, изобразите что-то нибудь!??Мы хотим посмотреть гей-порно!??Давай, Каспар, снимай с него штаны!Ниже! Возьми в рот, Каспар, ну же, не заставляй меня нервничать!?…вкус чужого члена во рту.И это мерзко. Не настолько член даже, хотя и это само по себе отвратительно?— а гогот, и коленями на песке, вся ситуация, о которой, он думал, можно увидеть разве что в фильме каком-нибудь, и которая никак не могла случиться в реальной жизни, да ещё и с ним. Мерзко до осклизлого комка во рту, который он сплёвывает прямо на пол.Всё-рав-но.Всё равно завтра?— да нет, сегодня, совсем скоро?уже — всё закончится.Стрелки часов стучат, в соседней комнате посапывает ни о чём не подозревающая бабушка, и всё настолько правильно и нормально, что Каспар на некоторое время забывается, убаюканный привычными звуками и теплом. А когда приходит себя и вспоминает, ему вдруг становится себя жаль.Если бы не Йозеп и это бессмысленное заступничество, он бы сейчас ждал смс от Теи, улыбался бы, глядя в тёмный ещё экран. А может, и гулял бы сейчас с ней?— по переливающемуся огнями ночному городу, чувствовал её руку в своей руке, а потом бы долго стоял у её подъезда, оттягивая прощание?— она бы смеялась и ?Каспар, поздно уже?, а утром бабушка бы опять ворчала, что пропадает допоздна, и что из школы опять звонили, и что не рассказывает ей ничего, и морщинисто бы улыбалась, и ставила перед ним тарелку с омлетом, и наливала горячий чай.Вот только всего этого больше не будет. И вместо того, чтобы ждать смс от Теи, он думает, спит ли сейчас Йозеп.А потом берёт телефон и торопливо жмёт на кнопки:?Всё готово??А ещё через полминуты:?Не передумал??Хотя прекрасно знает, что нет.Тея всё видела, и по идее ему должно быть перед ней стыдно. Но ему не стыдно, ему никак. Только теперь Каспар понимает, что Тея на самом деле далеко?— её образ практически стёрся, отдалился за последние дни, съёжился до размеров раздавленной на стекле мошки. Даже её голос — то насмешливо-колокольчиковый, то ласковый?— больше не звучит в его голове.Она говорит: ?Каспар, поздно уже?.Пишет возмущённое: ?Каспар, что ты творишь??И кричит: ?Значит, он тебе дороже меня?!?Она могла бы потребовать: ?Прекратите!?Могла бы побежать, попросить о помощи.Закричать, что это неправильно, что они перегнули палку уже давно, что это слишком, так не должно быть, так не…Но она молчала.Он и сам уже с трудом понимает, как всё это могло случиться. К Йозепу поначалу он испытывал только?— это он помнит?— безразличие и немного презрение, которые потом сплавились в сочувствие. И даже сейчас, после случившегося, после того, что их заставили сделать, он не чувствует к Йозепу отвращения. Только не к нему.Тик-так, тик-так, тик…Кажется, стало светлее.А потом как-то само собой приходит осознание, что на собственный вопрос, поступил бы он так же, если бы мог начать всё сначала, он бы, скорее всего ответил ?да?. И от неожиданности Каспар ещё больше замирает, прислушивается к себе в попытке препарировать собственные чувства, узнать, докопаться до сути.И понимает, что никогда в жизни ещё не ощущал ни с кем такого единства, как сейчас.И?— Йозеп не был ему даже другом, и за всё время они сказали друг другу всего пару сотен слов?— но, чёрт возьми, как же непередаваемо было стоять с кем-то вот так, плечом плечу, и знать, что вы пойдёте вместе до конца, и понимать друг друга без слов, и даже делить чью-то боль?— бескорыстно, неоправданно, так, как он разделил.И в благодарность?— едва слышимое ?спасибо?.А ещё Каспар знает, что был прав. Только вот не нужно было ему делать то, что приказывали отморозки, когда под горло, а после?— в бок,?— ткнулась холодная сталь. Как можно было так смалодушничать, испугаться? Не боли даже, а смерти, хотя сознанием в тот момент понимал, что его не убьют?— точно не при всех, максимум?— полоснут по коже, не нужно было, не… Но тело среагировало по-своему, рефлекторно, руки сами расстёгивали штаны и тянули вниз, пока разум съёживался в черепной коробке забитым псом, а кровь пульсировала в висках. Наверное, страх перед смертью оказался сильнее, но он пересилит и его тоже — уже сегодня.Всё-таки он очень боится смерти, и ему совсем не хочется умирать……но выхода не осталось, потому что это всё равно уже будет не жизнь?— без уважения к себе, и возмездие……просто похоже на дурное кино.С каждой минутой поверхность монумента покрывается трещинами, что расползаются сеткой по оболочке, а из открывшихся пор начинает сочиться страх.Часы безучастно отмеряют время, оставшееся до рассвета.