1 часть (1/1)

Сколько бы раз Ироха не пыталась нарисовать какой-нибудь пейзаж с острова, смотря на бьющиеся об золотистый песок волны моря или на ночной вид из Монокруиза, она рисовала только портреты.Ярких красок было хоть отбавляй. Хоть бери тёплые оттенки, что напоминали осеннюю палитру листьев, хоть холодные, что как раз напоминали вид летнего моря и запах бриза.Но она их даже не трогала, и всегда брала тёмные краски.Потому что таким был вдохновитель на эту картину.Тёмным и холодным.На белом полотне мольберта появляется чёрный штрих. За ним ещё один, и ещё, пока не выйдет что-то на подобии немного длинных волос, что падали на плечи, нарисованные карандашом.Потом коричневая краска, смешанная с тонким оттенком белого.Совсем чуть-чуть, а то выйдет слишком светло.Брав тонкую кисточку в свои миниатюрные ручки, она старалась выделить каждую часть шляпы, чтобы показать тени и свет, падающий на нарисованного человека.Хотя хотелось нарисовать в его темноте, но девушка считала, что лучше показать его во всей красе, а не в депрессивной окраске.Потихоньку вырисовывались черты лица. Потухшие, фиолетовые глаза, один из которых прикрыт прядью чёрной чёлки. Слегка поджатые, бледные губы. Серьёзные, нахмурившиеся брови. И всё лицо слегка прикрыто шляпой, что он натягивал на портрете…Сколько бы раз Ироха не старалась вырисовывать точно черты, идеальнее всего было в настоящем мире. Когда Никей, злобный и уже совсем уставший от дибилизма Воидов в принципе, и считая себя самым адекватным, кричал о предательстве Микадо и что тот помрёт в мучительных муках.Что скоро все перемрут, как маленькие таракашки.И художница плакала в своё клетчатое пончо, пытаясь не бояться.А как это выйдет, если ты такая трусиха??Харе ныть. Лучше делом займись.? – Слышалось от журналиста тихим, глубоким голосом, и цокнув, он уходил в свою каюту. Видимо отоспаться.А девочка слышала лишь удаляющиеся шаги и смотрела на фигуру в плаще.Она хотела выглядеть сильной, уверенной в себе, но всё катилось коту под хвост.Она останется на дне.Сколько бы Ироха не пыталась нормально заговорить с журналистом, всё равно выходил холодный диалог.И то, это было похоже на монолог, так как она именно болтала без умолку.А парень, закатив глаза, уходил.И это так ранило сердце, что художница всхлипывала носом и чувствовала, как ком подкатывался к горлу.Но портрет отдать на большом мольберте ей удалось.Покрасневшая, то ли от смущения или слёз, с зажмуренными от страха глазами, она протягивала ему его же портрет, а журналист, удивлённо вскинув бровями, взял в свои холодные руки мольберт и тихо рассматривал его. Она нарисовала его в точности. Никаких не нужных деталей, никаких лишних мазков.Будто это он в другом мире.– Неплохо. – Послышался холодный вердикт, отчего открыв свои глазки и заморгав, она посмотрела на журналиста.Улыбка?Он…Улыбается?– Правда? – Тихо спросила художница, шмыгнув носом. Она не могла поверить своему счастью. Ему и вправду понравилось?Ритм сердца стал быстрее, а улыбка быстро расцвела на её лице, отчего она уже улыбалась в ответ. Щёки покрылись жутким румянцем.– Даже не вру. Мне нравится. Прикольно нарисовала, мелкая. – Наклонившись, парень потрепал её по голове, отчего послышалось хихиканье девушки. – Могу забрать себе? – Спросил он, указав на портрет, на что получил одобрительный кивок и яркую улыбку.Это так приятно, что ему понравилось.Что тепло быстрым течением разливалось по телу, заставляя чувствовать такое расслабление.Она впервые почувствовала счастливой.И сколько бы раз Ироха не вспоминала те самые деньки, единственное что она запомнит из них – это Никей.И сколько бы раз Ироха не пыталась нарисовать что-то другое, она могла рисовать только портрет того, кто умер, пытаясь спастись и того, кто смог помочь ей влюбится.