Пролог (1/1)

Англия, конец лета / август 1193 года.Лето подходило к концу. Крестьяне уже убрали с полей весь сжатый хлеб, тщательно высушенная солома была увязана в снопы, а сено - сметено в стога. Осталось только выгнать на жнивья овец, дабы ничего из плодов земных не пропало даром. В садах поспевали сливы и яблоки, а в церквях служили благодарственные молебны по случаю успешного окончания жатвы.В Лондоне принц Джон страдал от недостатка любви своих подданных; на другом конце света король Ричард предавался своему любимому развлечению – войне, и возвращаться в Англию не спешил. Шериф Вейзи собирал налоги с населения, не забывая и о собственном кошельке, причем радея о нем даже больше, нежели позволяли приличия и совесть. Впрочем, у всех, кто имел несчастье столкнуться с его лордством, имелись весьма большие сомнения в наличии у него таковой. Если не сказать – в полном ее отсутствии.В свою очередь, головная боль шерифа по имени Робин Гуд, объявившаяся в окрестностях Ноттингема около года назад, успешно облегчала кошелек барона в пользу местных крестьян. Причем порой еще до того, как собранные налоги доезжали до города.***Утро началось - странно. Поскольку милорд Вейзи имел обыкновение начинать день с громких воплей, оглашая окрестности не хуже петухов в Локсли-манор, и развивать бурную деятельность в эти летние месяцы, начиная с пяти утра. На этот раз ничто не нарушало привычной рассветной суеты. Замковая обслуга спокойно занималась обычными хозяйственными делами, на городской площади начал оживать рынок. Из покоев шерифа не доносилось ни звука, хотя церковный колокол давно уже пробил "прим". По двору мирно протопали сменившиеся с караула стражники, направляясь на кухню, откуда уже тянулся запах свежеиспеченного хлеба и сытной гороховой похлебки.Гисборн заканчивал завтрак в компании своего оруженосца, пребывая в мрачном расположении духа. Они вернулись в Ноттингем за полночь, а посему сэр Гай не успел толком выспаться после трехдневной поездки по поручению шерифа. Что до Алана - этому прохвосту все было нипочем, и он охотно зубоскалил с толстушкой Уинни, не так давно нанявшейся на работу, пересказывая ей и окружающим дорожные сплетни. Пора было заняться делами. Зайти с докладом к шерифу (при мысли об этом Гай с тоской поглядел на потолок), проверить казармы, пронаблюдать за обучением и подготовкой новобранцев, разобрать кучу прошений, доносов и жалоб от населения, и ворох противоречивых приказов, что еженедельно рассылал своим шерифам принц Джон... Да мало ли забот у капитана ноттингемской стражи, и это не считая ежедневных поручений от милорда. В покоях Вейзи по-прежнему было тихо. Это начинало тревожить. Следовало, наконец, выяснить – намерен ли милорд и дальше валяться в постели (чего прежде за ним не наблюдалось), или же, действительно что-то произошло. Но в таком случае замок давно бы стоял на ушах… И надеяться, что шериф мирно испустил дух, тоже не приходилось – при мысли об этом сэр Гай тяжело вздохнул. Конечно, Вейзи не приходилось жаловаться на преданность своего помощника… хотя, сказать по правде, оный втайне мечтал о том дне, когда дорогого шефа, наконец, не станет.Но после осады Ноттингема, случившейся лишь месяц назад, даже это могло быть весьма чреватым. Поди докажи потом Джасперу, что Вейзи не своей смертью помер…— Милорд? — постучав в дверь, Гисборн вошел в покои шерифа. Комната была пуста, и лишь у стены привычно скалилась коллекция черепов.Роскошный колет и меховая накидка шерифа украшали собой спинку стула, сапоги валялись рядом. И о том, что их обладатель все же ночевал здесь, говорила лишь смятая постель...