Часть 17 (1/1)

Скуало опять наткнулся на Каваллоне там же, где натыкался вторую неделю подряд – у палаты Занзаса. Каваллоне таскался сюда каждый день, как на каторгу, и пытался достучаться до Занзаса, умотанного в бинты. Хотел то ли прощения, то ли наказания – с этими католиками не поймешь. Скуало бы орал от восторга, если б удалось так исполосовать противника, а Каваллоне страдал и томился. Он здорово умел возводить что-нибудь в абсолют. На этот раз – вину.– Ну, что? – насмешливо поинтересовался Скуало, всем видом выражая презрительное сочувствие. – Опять выгнал?Кожа Занзаса зарастала неохотно и вся покрылась жуткими бугристыми шрамами, темными, как котлы преисподней. Или что там в преисподней – ураганы, болота, гарпии какие-то… да, выглядело, будто Занзаса подрали гарпии. Для Каваллоне каждый этот шрам был как пощечина. Ему же вечно надо было взвалить на себя все грехи, таскать их, как долбаный Сизиф – Сизиф ведь что-то таскал? Все лекции Тимотео по мифологии и религиям Скуало проспал. Он не телепат, чтобы разбираться в этой херне. Запомнил только Прометея – потому что там было про огонь. – Я бы мог! – глаза Каваллоне страстно вспыхнули. – Если бы он сразу разрешил! Я бы их зарастил как следует, и следов бы не осталось, честно…– Отъебись ты от него, – посоветовал Скуало. – Дались тебе эти шрамы. Можно подумать, Занзас без них был красавец! – Он меня теперь ненавидит, – Дино горестно закрыл лицо руками и съехал по стене. Скуало четко осознавал, что виноват на самом деле он. Не просри он бой, Занзас бы так не взбесился. Но вины не чувствовал. Все-таки гордость – странная штука. Ей бы болеть и кусаться, а вместо этого Скуало думал только: это был тупой, бесполезный и последний бой. Уже завтра они вырвутся отсюда, и там, снаружи, его ждут совсем другие сражения. Он нарубит всех берсерков мира в мелкие кусочки, и пускай Занзасу из этих кусочков натушат жаркое. Совесть Скуало была легка.– Каваллоне, ты самый хреновый эмпат, которого я видел.– Я вообще не эмпат!– Тем более не лезь. Это ты себя ненавидишь, – Скуало постучал костяшками пальцев по лбу, потом по стене, демонстрируя глубину тупости. – Мир не вокруг тебя вертится, – надо же, еще недавно Каваллоне говорил ему то же самое. Они будто местами поменялись. – Ты на себя злишься, а Занзас – на себя. Не виноват ты, что он проебался. Это его, блядь, вина и его проблема. И шрамы – его вина. Хотел бы помощи – силой бы заставил, ясно? Ты тут вообще-то не один ошиваешься, Луссурия вон тоже рвется морду ему подрихтовать. И прикинь, тоже на тебя не обижен!Каваллоне вытер лицо рукавом.– Но эти шрамы, они же всегда будут напоминать…Ну да, напоминать, что иногда – обалдеть, сюрприз! – надо убивать. Особенно если на тебя прет танк. Но такой уж этот придурок уродился, искренне жалел, что Занзас не развеял его пепел над Тибром. Вечная блядская жертва.– Ничего, переживешь. На исповедь вон сходи, помолись, покайся, что ты там обычно делаешь. А Занзас сам разберется.Каваллоне медленно кивнул и встал. Скуало хлопнул его по плечу.– Радуйся лучше, что живой. И больше сюда не таскайся, ладно?Каваллоне опять кивнул. Он почему-то перестал говорить – замер, будто задумался. Скуало подождал секунду, не дождался ответа и взялся за ручку двери, как вдруг Дино позвал:– Эй, Скуало.Он повернулся.– Чего еще?На лице Каваллоне была незнакомая сумрачная решимость. Даже глаза потемнели, и рот стал неприятно жесткий. Скуало подспудно не нравилось, когда он такой.– Чего? – повторил он нетерпеливо.Каваллоне шагнул к нему, толкнул к стене, глубоко вдохнул, решаясь, и сказал шепотом:– Занзас – сын Тимотео.Слова грохнулись камнем. Повисла пауза. Каваллоне стиснул его плечо до белых костяшек.– Ты башкой ударился? – наконец натянуто спросил Скуало. Дино покачал головой.– Это правда. Занзас – не сирота. Он сын Тимотео. Просто поверь.И Скуало поверил.– Блядь, – выдохнул он беспомощно. – Блядь.– Ага, – согласился Дино.– Он знает? Занзас.– Нет, – Каваллоне отпустил его плечо. – Я не говорил. А больше никто не догадывается.– Но тогда откуда ты…– От своей семьи. Там, снаружи, многие знают. Ну, у кого хорошие связи с руководством.– И давно ты…– Давно.– Блядь.Скуало потер лоб. Его так оглушило, что в ушах звенело. Он целую минуту ничего не соображал, потом наконец сообразил. Теперь была его очередь хватать Каваллоне за грудки.– Не вздумай ему говорить, понял?! Если узнает… – и так было ясно. Пиздец им, Занзасу, всему живому.– Да я же не идиот, – Дино поморщился, отводя голову подальше.– Угу, – Скуало его уже не слышал. Колени тряслись, как тянуло скорее туда, за ту дверь, вот прямо сейчас было дико, смертельно нужно увидеть Занзаса. Просто увидеть.– Иди к нему, – сказал Дино и сам отцепил его от воротника. Скуало смазанно глянул на него бешеными глазами, опять взялся за ручку, потом с трудом выговорил: – Спасибо.Дино сложил два пальца, поцеловал ногти, клянясь на невидимом распятье.– Ладно, – сказал Скуало и дернул на себя дверь.С Занзаса сняли почти все бинты, оставили только вокруг груди, где ожоги были самые сильные. Он валялся на кровати потухшим поленом и при звуке открывшейся двери привстал на локте, готовясь слать настырного Каваллоне нахер.– Привет, – сказал Скуало, чувствуя себя полным идиотом. Занзас бухнулся обратно, и Скуало сел рядом на кровать. Занзас молчал. Скуало вдруг подумал про все его дни рождения, может, они и настоящими-то не были, так, выбрали дату наобум – Скуало так и не разобрался, а Занзас особо не трепал. Когда его притащили чумазым, злым, диковатым пацаном откуда-то со свалок, он ничего не помнил, кроме слетевшей с катушек матери. Теперь, наверное, и ее забыл. Зато старый говнюк знал и помнил. И за все эти годы – ничего. Даже слова не сказал, оставив Занзаса жить бродячим псом.– Тебе лучше? – он вдруг забыл, как вообще разговаривать с Занзасом.Занзас глянул, как на юродивого, а потом вдруг начал хохотать. Все громче и громче, пока голова не запрокинулась.– Ты чего? – растерялся Скуало, но Занзас никак не переставал ржать.– Как думаешь, мне лучше?! Неудачники! Сброд ебаных лохов! Знатно обделались, а?! Против пидора, бабы и блаженного! Вот это я понимаю – просрались! Да, мне лучше!– Прекрати, – Скуало нахмурился, и смех оборвался лаем. Занзас уставился на него горящими мрачными глазами и спросил хрипло:– Чего ты приперся? Торчишь тут, ебаная мать Тереза. Видеть тебя не могу.Скуало разозлился.– Можно подумать, твоя рожа – большое удовольствие! Хочешь, чтобы я ушел, так и скажи!– А если хочу? Давай, вали, – Занзас вдруг опустил веки, будто устал. – Ты же лижешься со своим Каваллоне, как муха с говном, вот и иди к нему. И педика захвати.– Что ты городишь вообще! – Скуало вскочил и заходил туда-сюда по палате, начиная впадать в бессилие. – При чем тут Каваллоне?!– Ну, может, с ним не будешь таким лохом, – оскалился Занзас. – Нахуя тебе неудачник вроде меня? Да еще урод. Парад инвалидов, блять.Скуало остановился и несколько раз глотнул воздуха. Просто немыслимо, немыслимо, какое дерьмо варилось у Занзаса в башке.– Заткнись, – сказал Скуало.От удивления Занзас даже открыл глаза.– Что ты вякнул?..– Я сказал, закрой рот, – тихо, но отчетливо повторил Скуало. – Сил больше нет слушать всю чушь, которую ты несешь.И решительно нажал на выключатель.Палата рухнула в кромешный мрак. Зеленая лампочка какого-то прибора робко мигала, ничего не освещая. Скуало не нужен был свет. В темноте он слышал хриплое, напряженное дыхание Занзаса – и пошел на него, как слепой к бездне, как сраный мотылек на гиблый огонь. Только он видел этот огонь. Только он мог потрогать, не сгорев.– Какого хера, – пробормотал Занзас неуверенно.– Помолчи, – теперь Скуало просил, а не требовал. Наткнулся пальцами на что-то шершавое, огладил линию шеи вдоль свежего шрама. Занзас дернулся. Наверняка было больно, но Скуало было больнее. Хуже, чем рубануть мечом по яйцам. Дольше и глубже, чем падать в кроличью нору. Да еще нора такая тесная, то и дело бьешься башкой о стенки, пока в кровь не разобьешь. Грудь Занзаса тяжело вздымалась. Скуало нащупал пересекавший ее бинт, погладил где-то возле соска, мстя за каждую секунду непонимания. Потом сказал: ?шшш!? и перекинул ногу через бедра Занзаса, нависая сверху. Глаза почти привыкли к темноте, он почти различал, видел искры глубоко в адском пекле, там клокотала страстная ярость, Занзас был готов убивать, но Скуало знал, что не убьет. Он нагнулся и неуклюже поцеловал шершавые губы, жгучие, как спирт. Занзас неуступчиво мотнул головой, потом вдруг сгреб его пальцами за загривок и дернул обратно, подставляя открытый рот. Скуало затрясся, беззвучно смеясь.– Пусти, – сумасшедше шепнул он, выпростал из-под себя руку и полез под больничные штаны, сразу и без раздумий стискивая ладонью твердый раскаленный стояк. У Занзаса дернулось горло, Скуало услышал, как он сглатывает, и торопливо завозился, другой рукой расстегивая свои брюки.– Охренел, что ли! – возмутился Занзас, дыша, как раненый зверь.– Ты сначала с койки слезь, потом командуй, – еле-еле выговорил Скуало, путаясь в пуговицах, и рвано выдохнул от облегчения, когда все-таки получилось. – Давай, ну.Занзас стиснул его член так, что глаза заслезились. И начал дрочить. Они сталкивались руками, неловко, дергано, у Скуало дрожали бедра и что-то взрывалось в голове нелепым счастьем. Извергался годами томившийся вулкан, и только в его жерле можно было выковать Эскалибур, только его жара было достаточно, чтобы плавить самую крепкую сталь. – Твою… м-мать! – выдохнул Скуало, а Занзас вдруг вцепился в него, чуть не опрокинув на себя. По ладони потекла сперма, плавя ее вместо оружия в бесполезное желе. Занзас кончал, сдавленно рыча сквозь зубы, и Скуало не выдержал – проглотил каждый рык губами, кончая вместе с ним.– Всегда знал, что ты напрочь отбитый, – сказал Занзас после нескольких минут молчания. Скуало с трудом потянул на себя затекшую ногу, которую немедленно закололо мурашками. Испарина на шее остывала, сперма тоже, но это не было худшим ощущением в мире. Руку он вытер о простыню. И вдруг предложил первое, что взбрело в голову:– Хочешь, не буду стричь волосы, пока твои шрамы не сойдут?Занзас опять умолк. Наверное, решил, что Скуало тоже юродивый.– Идиотство какое-то. Зачем?– Буду уродом вместе с тобой, – Скуало ухмыльнулся. – Раз уж мы такие неудачники.– А если никогда не сойдут?– Тогда еще бриться перестану.Занзас кашлянул и расхохотался.– Да хер с тобой, господи. Делай, что хочешь.– Спасибо, благородство-то какое, ебануться можно.– Язык придержи… и тряпку, бля, дай какую-нибудь. Чешется все.Свет включать не хотелось. Скуало пошарил в темноте, сунул Занзасу в руки край простыни, тот завозился, вытираясь. Я всегда буду делать то, что хочешь ты, – думал Скуало, слушая его выравнивающееся дыхание. – Потому что хочу тебя. Только встань уже с этой койки. Встань с нее, ради бога. И иди.***На закате дверь в кабинет директора распахнули пинком. Реборн прервал разговор с Тимотео. Вошел Занзас, одетый и гудящий напряжением, как оса.– Да? – любезно спросил Тимотео. – Что тебе угодно?– Мне угодно свою команду, – сказал Занзас. – Я беру Скуало и Луссурию. Больше никого.И умолк, набычившись. Смотрел с вызовом, ожидая отказа, готовый сжигать запертые двери. Реборн поправил шляпу и испытующе уставился из-под нее на Тимотео.– Хорошо, – сказал Тимотео просто и мягко.Занзас беззвучно щелкнул, как вхолостую спущенный курок – согласия он не ждал. – Ладно, – сказал он наконец обескураженно. Тимотео кивнул, снял очки и принялся их протирать.– Что-нибудь еще?Занзас пожал плечами, недоверчиво потоптался на месте еще секунду, потом развернулся и вышел, захлопнув дверь с таким же грохотом.– Тимотео… – начал Реборн.– Все хорошо, – прервал его Тимотео, надел очки обратно и дрожащей старческой рукой подвинул к себе папку. – Давай вернемся к делам. Надо составить приказ.Солнце уже погасло, когда Реборн прогремел каблуками по коридору, без стука открыл дверь в комнату Занзаса и сказал:– Пошли.– В жопу все, – лениво отреагировал Занзас, не выпуская изо рта сигареты.Реборн подошел, выдернул сигарету из его зубов и затушил о подоконник.– Ты хочешь свою команду? Тогда пошли.Он собрал всех телекинетиков в одной комнате – жалкие огрызки, не подобранные оракулами и командирами других команд. Малохольные неудачники повжимались в стену при виде Занзаса, подсознательно надеясь оказаться в какой-нибудь другой мясорубке, где смерть будет быстрее и легче. Только Леви возвышался среди них – как гигантский нелепый богомол среди муравьев. Увидев Занзаса, он задышал часто-часто, шагнул вперед, едва сдерживаясь. Реборн шикнул на него.– Выбирай, – предложил он, щедро поводя рукой, в которой держал папку с приказом. – Любого.– Нахер! – взъярился Занзас. – Я же сказал: только Скуало и Луссурию! – Не надо со мной спорить, – резко оборвал его Реборн. – Втроем вы просто бесполезное пушечное мясо. Первый же телекинетик размажет вас по земле. Я бы предложил для защиты телепата, но их уже разобрали, так что выбирай из этих. Все, что есть. Вот этот, например, – Реборн указал на Леви, – хорошо сдал экзамен. Убил недоумка Дэйзи раз двадцать, потом просто держал и даже не запыхался. – Умоляю! – Леви все-таки не выдержал, схватился руками за сердце, потом всплеснул молитвенно, подпрыгивая так, что стекла в окнах затряслись, готовый в любую секунду бухнуться на колени. – Занзас, босс, прошу вас, умоляю, возьмите меня!– Только не этого, – сказал Занзас быстро и с отвращением.– Отлично! – воскликнул Реборн. Размашисто вписал имя Левиатана последним в приказе и смачно шлепнул печать. – Готово.Леви застонал, закрывая лицо ладонями. Занзас, онемевший, смотрел на него.– Ладненько, – удовлетворенно подвел итог Реборн. Отсалютовал Занзасу из-под шляпы, сунул приказ под мышку и пошел прочь. Дверью за собой он не хлопал.