Часть 15 (1/1)

Дино проснулся от грохота и ощущения утраты и помчался вниз, слепо натыкаясь на стены.В гостиной Юпитер изрыгал молнии, Сатурн пожирал своих детей, титаны бились с богами. Хаос скручивался вокруг Бьякурана – исполинской фигуры, подпиравшей головой потолок, – а сквозь хаос смотрело множество глаз. Бледная расстроенная Бьянки, неколебимый, но натянутый Скуало, Савада с его рисовыми плошками, Лонгчемп, грызущий губу. Все уставились на Дино, оглушив его секундной тишиной.– Что происходит? – спросил Дино, замирая с ногой, занесенной над порогом. – Осторожно, Дино-сан! – крикнул Савада.– Ты! – у ног взорвалась осколками и метелью лепестков ваза белых гортензий. Грани реальности опять поплыли.– У него наконец-то съехала крыша?! Где Юни?!– Юни в госпитале, она тоже отравилась, – виновато сказал Савада. – Это я виноват, не предупредил…– Отравилась?! – ахнул Дино. – Как же…– Ты сядь, Каваллоне, – посоветовал Скуало.– Мукуро сбежал, – одновременно с ним сказала Бьянки.Титанов низвергли в Тартар, земля провалилась дырой, и Дино провалился вместе с ней.– Нет, – сказал он.Смерч вдруг рухнул на него, дыша в лицо безысходной, исступленной яростью, хватая за воротник, будто пытаясь задушить. – Слышали?! Он говорит ?нет?! Идиот! Ты все похерил! – Дино машинально вцепился в холеные пальцы, которые трясли его, стиснутые, как клещи, они едва не завалились вместе с Бьякураном, но Бьякуран оторвался сам – закашлялся рвотным позывом. – Все из-за тебя! Чтоб тебя… – Пока он держался за грудь, Дино толкнул его с дороги и побежал по осколкам и обломкам, не чувствуя ног.– Каваллоне, постой! – крикнула Бьянки.– Пусть идет! – лающе захохотал Бьякуран. – Он уже проиграл, а я нет! Нет, я еще не проиграл!– Каваллоне!Дино вырвался в сияющее утро. Сзади грохнула дверь.– Каваллоне!Его нагнала вязкая, как патока, телекинетическая волна. Он на бегу взмахнул рукой. Зеркальный доспех широко развернулся в воздухе, замерцал мириадами солнечных отражений, вернул удар, и голос Бьянки стал вскриком боли, а Дино даже не оглянулся.Когда он распахнул дверь в комнату Мукуро, сразу стало ясно, что это место необитаемо. И не было никогда – здесь жили только призраки. Осиротевший Фран неприкаянно сидел на кровати. Дино схватил его за плечи и встряхнул с такой силой, что чуть не оторвал голову.– Где он?!Фран заморгал. Когда-то в детстве в маленькой рыбной лавке Дино видел аквариум с хвастливой табличкой ?живая рыба?. Рыбина там была всего одна. Она еще не всплыла брюхом кверху – висела у самого дна в мутной воде, хвост был ободран, чешуя облезла и обнажила уродливую мягкую кожу. Дино тогда так щемяще жалко стало эту рыбину, что он расплакался. Фран был точь в точь та одинокая рыба. Он ничего не знал. И Дино отпустил его. Бросился к шкафу, распахнул дверцы в никуда – только безликие крахмальные рубашки болтались на вешалках, – потом сдернул одеяло с кровати, перевернул подушку, заглянул под кровать, ища хоть что-нибудь. Записку, прощальный подарок, пусть даже синий платок, пусть бы Мукуро бросил его, это значило бы, что он помнил о Дино, когда уходил. Это объяснило бы что-то. Конечно, кровать была стерильна и безжизненна.– Я же только недавно все застелил, – вяло пожаловался Фран. – Почему где вы, там всегда хаос?Дино взглянул на него неузнавающе и вышел из комнаты. Акация тоскливо пахла осенью в садах Персефоны. Все сады должны были умереть с уходом Мукуро, но они цвели – цвели как никогда, даже шиповник, который Дино обломал собственными руками, отрастил новые ветки, и по этому мировому древу Дино спускался, через тернии и школьный двор, к самым корням. К основе, с которой все началось, к своему сакральному месту. В парке было много фонтанчиков с питьевой водой, но только один рос из земли большим мраморным цветком, разбрызгивая прохладу в глубокую чашу. Вода текла по замшелым, источенным временем уступам, несла с собой плесневый запах истории. Возле этой чаши ноги Дино подогнулись.Он будто повис вверх тормашками в перевернутой, искореженной груде железа, горячий металл еще дымился, колеса медленно вращались, воняло кровью и гарью, но боли не было. Внизу, над головой, струились радужные спирали галактик. Одинокие кометы вспыхивали и гасли, где-то там наконец обретая покой. Дино отрешенно чувствовал фантомную нехватку – словно ему оторвали руки и ноги, и брешь в ткани бытия больше не затягивалась.Он опустился на колени, ткнулся головой в каменный бортик и замер.***Три года назад на Феррагосто, пока вся Италия любовалась звездопадом, Дино высадили у ворот академии. Его всегда отпускали добираться до корпуса самостоятельно – в темноте, подальше от любопытных глаз. Коменданты были предупреждены и не лезли. Но той ночью Дино не заметил бы, даже повисни на нем все коменданты разом, такую тяжесть он волок на своих плечах. Он брел нога за ногу, бездумно пиная камни, а в голове вопила истошная пустота.Он остался один. Совсем. Абсолютно.Эти верные люди, что-то вроде семьи, которые проводили осиротевшего Дино добрыми напутствиями и надеждой, из их тел можно было бы сложить Голгофу и водрузить туда крест. Нет, горе не свалилось внезапно, но Дино все равно оказался не готов. К этому ядовитому одиночеству, которое жадно проросло из страха перед будущим и неуверенности, полного, кромешного незнания. Что дальше, кому верить, как со всем этим справиться? Спать не хотелось; Дино сомневался, что вообще теперь сможет когда-нибудь уснуть. Тоска гнала его по темным аллеям без всякой цели, просто не возвращаться туда, ни к друзьям, ни к чужим, никуда. Тогда-то они и встретились.На бортике фонтана сидел незнакомый мальчик, по виду ровесник Дино, и читал, держа книгу худыми болезненными пальцами в черных перчатках. Дино никак не ожидал увидеть кого-нибудь в парке среди ночи, это противоречило законам и здравому смыслу. – Привет, – сказал он от неожиданности. – Ты кто такой?Незнакомец оторвался от книги и посмотрел на него с насмешкой.– Я же не спрашиваю, кто ты такой, Дино Каваллоне.– А, – выдавил Дино. Незнакомец перелистнул страницу. – Значит, твоего отца убили, – заметил он без всякого сочувствия. – Прискорбно.– Кто сказал? – ахнул Дино. – Об этом что, вся школа уже знает?– Нет, никто не знает, – отозвался незнакомец и уткнулся обратно в ?Страх и трепет? Кьеркегора. В эту секунду Дино был мучительно близок к тому, чтобы разрыдаться – так сильно ему хотелось облегчения и понимания. Но он не мог. Не здесь, не при этом человеке. Вместо этого Дино пошел к нему, как к старому падре за своей первой Евхаристией. Сел на землю у ног, готовый принять хлеб и вино. На причастии вино попало ему не в то горло, и маленький Дино долго кашлял, заплевав кровью господней пол и сутану падре. Тогда он уверился, что бог не принял его, и потребовалось много месяцев, чтобы пережить тот ужас.Дино сложил руки и голову на чашу фонтана, как на плаху, и через некоторое время глухо сказал:– Они обещали защитить его.– Чьим обещаниям ты веришь?Возникло чувство, будто незнакомец рассматривает его, но тот не смотрел, поглощенный книгой. Он не обращал на Дино больше никакого внимания, и Дино остался сидеть, сквозь ресницы глядя на резкий полумесяц профиля, высвеченного луной. Спустя вечность ему померещилось, что полумесяц качнулся, спустился ниже и коснулся его лица острым краем. Дино закрыл глаза и позволил себе воскреснуть, а на рассвете проснулся совершенно один – никого и ничего не было у фонтана, кроме горькой, как слезы, утренней росы.Он нарочно прибежал в столовую раньше всех и ждал в пустом зале. Незнакомец явился вместе с телепатами, но броня враждебного высокомерного одиночества окружала его, как темное стекло. И все-таки он существовал, живой, настоящий, ломкий и страшный, и Дино умирал и воскресал снова и снова, глядя, как он заправляет волосы за ухо, как брезгливо касается столовых приборов, на тусклые гроздья его колец.– Кто это? – спросил он у Ланчии, когда тот сел рядом. Ланчия выглядел странно, будто давно не спал, угрюмый и весь какой-то пришибленный, между бровей залегла мученическая складка. Он бросил взгляд туда, куда указывал Дино, и буркнул:– Новенький. Привезли, пока тебя не было. Назвался Мукуро или вроде того. Почему ты спрашиваешь?– Кажется, я целовался с ним вчера ночью, – мечтательно объяснил Дино.– Это вряд ли, – Ланчия покачал головой. – Ты будешь свой круассан? Если нет, отдай, я доем.Дино было плевать на круассан – Мукуро невидяще смотрел в его сторону, не притрагиваясь к еде, и Дино махнул ему, против воли расплываясь в сумасшедшей улыбке. Мукуро заметил. И взглянул на него с такой оторопью, с таким недоверчивым, изумленным презрением, как на конченого безумца, только виском у пальца не покрутил, что сердце Дино сначала ухнуло в пятки, а потом он рассмеялся своей нелепости. – ?И все в тебе – восторг, и все в тебе преступно!? – прошептал он.– Чего? – переспросил Ланчия с набитым ртом.– Ничего, – Дино взял кофе дрожащими пальцами и, конечно, немедленно обжегся. – Это Бодлер. Всегда таинственна, безмолвна власть твоя…Ланчия взял салфетку и бережно обернул его обожженную руку. Даже если бы Дино знал, что это в последний раз, он и тогда забыл бы сказать ?спасибо?.***Мир накрыла тень.– Дино Каваллоне, ты решил врасти в землю? Будешь вечно торчать тут Пьетой, чтобы школьники приходили тереть твой нос перед экзаменом?Слова донеслись диссонансными джазовыми аккордами – ?ка-вал-ло-не?, ?пье-та?, ?эк-за-ме-ны?. Одна какофония, никакого смысла. Он не шевелился.– Посмотри на меня, – еще один бессмысленный аккорд. Как рассохшаяся от старости марионетка, Дино повернул голову, а разбитая машина перевернулась обратно на колеса. Мир не изменился – абсолютно. Неистово благоухал шиповник, политый его кровью. Золотая от июньского солнца вода текла по древнему мрамору и сладко пела. Вся земля была такой старой, ничего не менялось тысячи лет, она крутилась в объятиях вселенской пустоты и жила, цвела, и не заметишь этой мертвой пустоты, пока не посмотришь в небо. Дино увидел небо, где не было ничего, и теперь оно навсегда поселилось внутри.Бьянки покачалась в этом небе черным силуэтом, но потом села рядом на траву. Ее колени были разбиты, на блузке – грязь. Дино ощутил бы вину, если бы чувствовал хоть что-нибудь.– Мне жаль, что тебе плохо. Но ведь могло быть гораздо хуже.– Почему, – хрипло пробормотал Дино. – Почему он ушел, почему, почему.– Потому что выбора не было, – Бьянки положила руку ему на волосы. – Все эти брачные пляски – это же просто игра, развлечение. Конечно, Бьякуран хотел заполучить Мукуро добровольно, но нужно-то было только вписать имя в список – и все. Любое его желание будет исполнено. Он получит, что захочет, даже пальцами не щелкая. Ты сам прекрасно знаешь.– Я бы такого не допустил. Я же предлагал... – Ничего ты не мог предложить, Каваллоне, – неожиданно жестко сказала Бьянки. – Чтобы защитить Мукуро, тебе нужно все пять академий разрушить до основания, всю систему под корень. Для этого нужно быть кем-то. А ты сейчас никто. Дино вздрогнул и поднял голову, посмотрел на нее опухшими глазами больного животного.– А если завтра его поймают и убьют?!– Не убьют. Он не один, его есть кому защитить.– Кто… – голос вдруг пропал.– Двое тех странных новичков из Коа. И Ланчия.– Ланчия.Знакомое лицо взглянуло на Дино деревянными глазами статуи доминиканца в капюшоне до самого подбородка. Страдальческое глухое молчание, складка между бровей, тупая враждебность. Все это началось тогда, когда Мукуро впервые появился здесь. Ланчия никогда не говорил о нем. Ланчия закрыл все засовы на своих дверях, когда увидел, что Дино Каваллоне смертельно влюблен. Это невозможно. Не может быть. Нет.– Почему! – выдавил Дино. – Почему он, а не я!– Ты сам поймешь, – виновато сказала Бьянки. – Так было лучше.– Почему ты так уверена?! Откуда ты знаешь… – Дино запнулся. В его голове с мерзким скрежетом сложился паззл. – Это ты. Ты помогла. Ты отравила всех, вот что ты сделала… – Бьянки молчала, и Дино вскочил, небо сломавшейся каруселью завертелось вокруг, в глазах запрыгали искры. – Что ты натворила! Ты не дала мне даже шанса, ты просто… просто предала меня!Бьянки смотрела снизу вверх, словно не боялась мести и ненависти, ужасно маленькая и твердая, как скала.– Я сделала это ради любви.– Да не было никакой любви! – выкрикнул Дино и задохнулся, пытаясь остановить бешеную карусель. – Я все эти годы гонялся за тенью! Надо мной смеялись, а он даже не смотрел! Может, и его самого никогда не было! Может, мне все это приснилось!– Думай так, если хочешь, – согласилась Бьянки. – Но тогда ты и впрямь идиот. И непонятно, зачем я вообще трачу с тобой время.– Так убирайся, я тебя не звал!– Боже, – Бьянки вдруг встала; больше она не казалась маленькой. – Посмотри на себя. Жалкое зрелище – Дино Каваллоне впервые не получил, что хотел, и расклеился, как сопливый маменькин сынок!– Я в жизни маму не видел, – глухо выплюнул Дино. – Что ты вообще обо мне знаешь?– Я очень хорошо тебя знаю, – сказала Бьянки жестко и с совершенно неожиданной нежностью продолжила: – И Дино Каваллоне, которого я знаю, совсем другой. Он не жалеет себя. Он сияет, и никто не может сделать ему больно. Я знаю, что Дино Каваллоне – это небо, которое разбивает сердца и лечит сердца, а этого ноющего сопляка я впервые вижу.– Иди ты к черту, – запал ушел, джазовая какофония рассыпалась на одинокие тоскливые всхлипы. – Иди к черту, Бьянки. Оставь меня одного.– Оставлю. Но потом ты соберешь свои драгоценные яйца в кулак и справишься с этим. Не доставляй Бьякурану удовольствия видеть тебя разбитым. Это он все потерял, а не ты.Дино долго устало молчал, а Бьянки зачем-то ждала. Не вынеся этого мученического ожидания, Дино наконец отозвался:– Хорошо.– Обещаешь?– Да. Пожалуйста, уходи.Бьянки ушла, унеся с собой ощущение непоправимости. Проклятая карусель, чертово колесо для богов, именуемое вечностью, наконец-то завершило очередной оборот. Океан доисторического хаоса проглотил кусочек безмятежного неба – но его воды закрыли собой пустоту, оставив только страх маячившей на горизонте смутной, апокрифичной смерти. Страх был подвластен Дино, он был понятен, а потому уязвим для золотого доспеха. Дино сорвал немного увядший цветок шиповника, привычно ободрав руки, посмотрел на царапины и улыбнулся. Разрушить до основания.