Утешение (1/1)

Эвелин Барретт боится спать. И дело даже не в том, что с момента… ухода Стэна спать новый шериф не особенно-то и может. И даже не в том, что по ночам внизу всхлипывает и зовет кого-то окончательно осиротевшая и чуть-чуть спятившая Дэниз. (Ночевать в одном доме было идеей Эвелин: казалось, что это правильно — держаться первое время вместе. Правильно — присматривать за дочерью покойного друга.) В последнее время Иви часто работает в темное время суток, а если ночь застает ее дома — сначала долго бродит по комнатам, напряженно прислушивается и подозрительно поглядывает на улицу. Перед тем как закрыть глаза, обещает себе не думать о расплывающемся по одежде Стэна кровавом пятне… и о снотворном не думать тоже. Таблетки, несомненно, могли бы избавить ее от темных кругов под глазами, но нет. Эвелин Баррет боится проспать. Что-то. Хотя Стен говорил, что такое проспишь хрена с два. Ну, в те редкие моменты, когда получалось его разболтать, — запасался пивом и, уставившись в одну точку, отрывисто и достаточно неохотно рассказывал о преследовавших его когда-то галлюцинациях. О том, как все закончилось с возвращением Иви из мертвых, и том, как едва не поехал кукушкой, ночь за ночью обнаруживая в своей спальне чей-то распахнутый гроб. Закончив длинную, пространную и по-стэновски эмоциональную тираду, бывший шериф косился на Эвелин — настоящая ли, живая, на этот-то раз? Сама она, если честно, не смогла до конца осмыслить ту свою смерть, поэтому откровения друга казались ей мрачными сказками. Теперь Иви упорно находит в них утешение. Ее не должны были сжечь четыреста лет назад, а его — застрелить на могиле жены. Он обещал, что будет рядом. Безумно язвительный, но неизменно надежный. Одним только своим присутствием отрицающий, что что-то может пойти не так. Они столько раз разбирались со всеми этими действительно жуткими штуками! Столько раз выкручивались в последний момент! Наставляя ружье на ту рогатую тварь на кладбище, Иви даже не думала, что от выстрела может пострадать кто-то еще... И не думает до сих пор. Какой-то своей частью уж точно. Поэтому, хотя эйфория от гибели Экклса давным-давно улеглась, скорбь по Стэну — настоящая, от которой сводит горло и зубы, — прийти к Эвелин Барретт так и не может. Это изматывает. Будит посреди ночи, заставляя содрогаться от отвращения к собственному спокойствию. А еще, почему-то, дарит надежду.Во время очередного дежурного круга по дому Иви сначала долго крутится у комнаты дочери и только потом, собравшись с духом, спускается к подозрительно тихо и ровно сопящей Дэниз. Краем глаза приметив в тенях позади девушки что-то… знакомое, шериф отрепетированным движением тянется к пистолету, припрятанному в складках одежды. Что-то в тенях, фонтанируя раздражением, беззвучно всплескивает руками. Эвелин улыбается — впервые за много-много последних дней и ночей.