Старые связи (1/1)

Джоана не любила холодный душ, потому что она в принципе не особо любила холод, он ассоциировался у нее с пустотой и безысходностью. А еще она не любила холод, потому что ее руки всегда были холодными из-за низкого гемоглобина, и Джоана ненавидела это, так как с того самого времени от нее всегда веет пустотой и безысходностью. Нет. Она всегда была такой опустошённой, просто Элой научил ее не обращать на это внимание. Просто он всегда грел ее руки, сжимая в своих ладонях лодочкой, и обдувал горячим воздухом. Просто они всегда принимали только теплый душ. И только вместе. Он знал, как его Джо ненавидит сильный холод, знал, как она ненавидит сильную жару, и всегда создавал для нее максимально идеальные условия. А сейчас Джоана стоит под холодным душем, потому что чувствует себя совершенно разбитой. Она ужасно спала эту ночь. Ей кажется, что она вообще не спала. Да, вчерашняя ночь дома у Крис была куда приятней. Если бы ее сон был таким всегда, она бы прыгала от радости, но сейчас она стоит под ледяными струями, в надежде наконец-то почувствовать прилив хоть какой-нибудь бодрости. На часах девять утра, и было бы неплохо поспать до шести вечера, но она не навещала его уже почти три недели, и ей ужасно стыдно за это. Стыдно, потому что Эл наверняка обиделся и смешно надул губы. И Джоана легко улыбается, представляя это. Она выходит из кабинки, шагая босыми, мокрыми ступнями по холодному кафелю в ванной. Снова холод. Подходит к зеркалу, чтобы в очередной раз напомнить себе о том, что это она. И это дается ей с трудом, поэтому она несколько раз повторяет про себя ?Это я?, вглядываясь в запотевшую поверхность. Протирает зеркало рукой, вглядывается, вновь протирает, трогает себя за лицо. Она реальна и в то же время нет. Она вроде бы существует, а вроде бы и нет. Джоана не знает, она уже давно запуталась. Она вдруг неожиданно вспоминает ту ситуацию в новой старшей школе, когда ее попросили представиться классу и задали парочку элементарных вопросов: ?Что ты любишь? Чем увлекаешься? Кто ты?? — после которых Джоана выбежала из класса, истерически рыдая. Она не знала, кто она, что она, и, по правде говоря, до сих пор не знает. Только потом Камилла объяснила преподавательскому составу, что Джоана ?человек без кожи?. Человек с пограничным расстройством личности. Чуть ткни пальцем, и начнет кровоточить. Она как пустая стеклянная ваза, которая разбивается снова и снова, а затем заново склеивается обратно, каждый раз теряя где-то на полу по одному кусочку своей личности. Как будто она находится на дне глубокого колодца и пытается забраться наверх, но как только достигает вершины, то вновь падает. И каждый ее день начинается с новой попытки вскарабкаться как можно выше по этим скользким, холодным стенам, а затем опять упасть. Каждый божий день. Каждый ее день на протяжении большей части жизни представляет из себя вечную борьбу с опустошённостью, страхами, чувством покинутости, тоски, импульсивности, неопределенности и ненависти к себе. Не самый вкусный коктейль. Прокручивая это в голове, Джоана услышала где-то там в подкорке своего сознания тихий, но все же ответ ее разума: ?Это ты? — и, довольно хмыкнув, покинула ванную. Она даже не накидывает полотенце, просто идет нагишом через всю небольшую квартиру, в конце концов, Джоана уже привыкла расхаживать голышом по помещениям. Не хватает только камер и какого-нибудь смазливого парня. И ее перекашивает от этих мыслей. Она стоит посередине комнаты, зевая и вяло почесывая свою задницу, а потом все же накидывает на себя одну из своих безразмерных футболок. Просто одну футболку и проходит на кухню. Открывает полупустой холодильник и достает оттуда позавчерашние недоеденные тосты, ставит чайник, кладет две ложки кофе и столько же сахара, не больше, не меньше. Ждет, заливает водой, зевает, помешивает, снова зевает. Садится за небольшой стол, сгибая одну ногу в колене, упираясь ей в стул, обнимает ее руками и кладет на колено подбородок. Зевает. Кофе слишком горячий, поэтому Джоана ждет. Она знает, что ей нужно совсем немного с утра, чтобы наесться. У нее всегда плохой аппетит по утрам. Она даже не доела омлет, приготовленный Крис вчера, после чего Сото была так взволнована, и ее выражение лица было бесценным. Джоана не скрывает, что ей понравилось это времяпровождение. Она давно не ощущала себя так спокойно, так безопасно, и, по правде говоря, ей даже не хотелось никуда уходить, потому что она не помнит, когда в последний раз могла посмеяться над тем, что чайник похож на слона, если смотреть на него сбоку. И Джоана клянется, что слонов она теперь будет видеть во всех чайниках. А еще она клянется, что до такого могла додуматься только Крис. Она жует медленно, лениво, она всегда так ела: размеренно смакуя, ощущая весь спектр вкуса на своем языке, даже не знает, откуда у нее появилась эта привычка, просто она любит есть не спеша, вот и все. Тем более, что утро вполне к этому располагало: оно было на удивление тихим, не давящим, несмотря на бессонную ночь, приятным даже. В такое утро лежать бы на прохладных простынях в обнимку с любимым человеком и рассказывать дурацкие шутки, изредка прерывая их поцелуями. Но у Джоаны нет любимого человека, а еще ей нужно спешить, ведь на кладбище наверняка уже полно людей, и она не сможет поговорить с ним по душам. Там всегда много людей по выходным, а сейчас воскресенье десятого ноября, если Джоане не изменяет память. Поэтому она допивает кофе, дожёвывает тосты и думает, что ей, определенно, не помешало бы надеть что-нибудь еще. ***Она идет не торопясь, шаркая кедами по тротуару, пытаясь точно попадать шагами в такт The Frights ?Puppy Knuckles?, что играет в ее наушниках. Осматривается по сторонам: людей столько, что не протолкнуться, и Джоана не понимает, почему они не спят в такую рань. Хотя понятие ?рань? для каждого разное. Она доходит до метро, а после сидит в вагоне, погружаясь в свои мысли и слушая музыку. И где-то через минут двадцать она наконец-то стоит перед высокой каменной стеной с аркой. Снимает наушники, небрежно пихая их в рюкзак, предварительно зажав небольшой букет пионов подмышкой. Его любимые. Людей, и правда, много, даже больше, чем она думала, и Джоана так же медленно проходит через арку. Слишком шумно, ну а что поделать. Поэтому она обреченно выдыхает, продвигаясь вдоль стен из захоронений, вглубь кладбища, находя нужную. Минут десять ждет, пока какой-то мужчина уйдет - Джоана не хочет, чтобы ее монолог кто-либо слышал. Она хочет тишины, но здесь это попросту невозможно. Ей кажется, что она стоит слишком долго, поэтому она вгрызается в ноготь на большом пальце, нервно озираясь по сторонам. Глубоко дышит, потому что это начинает выводить из себя. Но вот мужчина поднимает сумку с земли и удаляется прочь. Джоана облегчённо выдыхает, вытирая обслюнявленный палец о джинсовку. — Привет… —Говорит тихо, неуверенно, чувствует себя паршиво. — Это тебе… Джоана неловко кладет пионы на полку рядом с табличкой, ей повезло, что его табличка не слишком высоко, что она спокойно может до нее дотянуться, и молчит еще где-то минуту. Она не знает, о чем говорить. Она знает, что крупно облажалась, и ей стыдно. Ужасно стыдно. Она знает, что он недоволен, очень сильно, а она, словно нашкодивший котенок, смотрит на свои кеды и почти плачет. — Прости… — Шмыгает носом, поспешно вытирая его тыльной стороной ладони. — Я не знаю, зачем я… Я… Я просто жалкий кусок дерьма. — Вновь шмыгает. — Я, правда, пыталась, Эл. Я, блять, рвала на своей голове волосы, но это было выше моих сил. Черт, лучше бы я умерла тогда. Лучше бы они просто позволили мне уйти…, и мы… Мы были бы вместе, Эл.В этот раз она шмыгает слишком громко, чувствуя, как ее щеки становятся влажными. Она не может это контролировать. Она больше не может держать себя в руках. Она и так каждый день держит себя в этих блядских рамках. Она слишком много держит в себе, и ее хрупкая психика этого не выдерживает. — Прости…знаю...что ты…терпеть не можешь…мои слезы, но…блять…больше не могу. — Джоана говорит, запинаясь на каждом слове, губы ее не слушаются, слова выходят невнятными, и она уверена, что кто-то посмотрел в ее сторону не один раз, проходя мимо, но ей плевать. — Мне…просто нужно…нужно выпустить это…я…я не могу…я…Джоана просто опускается на корточки перед стеной из погребальных ниш и плотно закрывает лицо руками, вдобавок прикрывая его волосами. Не хочет, чтобы он видел ее в таком жалком состоянии. Сидит так около десяти минут, громко всхлипывая и шмыгая носом, только сейчас благодаря себя за то, что решила не краситься перед выходом из дома и пошла без макияжа. Словно бы знала, что будет рыдать здесь. Будет сидеть на корточках перед этой стеной и шмыгать так громко, что станет слышно на расстоянии пяти метров.— Прости. — Уже более четко проговаривает она, заправляя прядь волос за правое ухо. — Вчера я была у Крис. Ну, у той жабки, помнишь? И… — Джоана запинается, глядя себе под ноги. На лице расцветает мягкая, еле заметная улыбка, а глаза становятся теплее. — Я давно не чувствовала себя так. Даже не знаю. Уютно, наверное… Мимо проходят двое женщин, и Джоана замолкает, оборачиваясь в их сторону. Они слишком близко, чтобы она могла говорить. Она не хочет, чтобы ее слышали. Сейчас ее имеет право слышать только Элой. Только он и больше никто. — Я надеюсь, ты не ревнуешь. — С легким смехом продолжает она. — Просто, я так ужасно чувствую себя, Эл. Иногда, когда я хожу по улицам, мне просто хочется подойти к кому-нибудь и попросить его поговорить со мной. Неважно о чем. Просто поговорить. — Джоана вновь запинается, пытаясь подобрать слова, ведь в ее голове сейчас так много мыслей, и они наслаиваются друг на друга, смешиваются. Джоана не любит, когда в ее голове такой беспорядок, потому что тогда она начинает сильно нервничать, а когда она нервничает, у нее возникают необоснованная паранойя и тревожность, и она грузит себя этим очень сильно. А когда она грузит себя, то начинаются и панические атаки, и это тот самый круговорот, в который Джоана не хочет ввязываться, потому что она не хочет вызвать у себя очередной кризис. — Я почти каждый день звоню маме и прошу ее просто поговорить со мной. А она всегда зовет меня обратно. Ну, чтобы я вновь жила с ними. Я отказываюсь. — Она вновь запинается. — Потому что я знаю, что через какое-то время это им надоест, и лучше я останусь в одиночестве, чем снова разочарую их. Не знаю… Сильный ветер путает ее волосы, и Джоана поспешно пытается убрать их с лица, из-за этого у нее сползает рюкзак, и она нервно шипит. Слишком много телодвижений. Она слишком нервничает. — Но мне все равно нужно к кому-нибудь привязаться. Ну, ты знаешь. Потому что я снова не знаю, кто я и… Когда ты был рядом, Эл, ты наполнял меня смыслом, я ощущала себя значимой…Ощущала себя кем-то… Пусть даже тобой, но я была… А сейчас… — Вгрызается в большой палец, часто дыша. — И я понимаю, что я не должна, потому что я все делаю только хуже, Эл. Но мне кажется, что… — Джоана поднимает на его табличку виноватый взгляд, громко сглатывая. Наверное, он будет недоволен слышать это, но она хочет быть честна перед ним хотя бы раз после его смерти. — Я уже привязываюсь… К ней… Она молчит. Она чувствует себя чертовски странно. Чувствует себя так, словно бы ее застали за изменой, и она стоит у кровати как вкопанная, закутанная в одеяло, даже не в силах сказать банальное ?Это не то, что ты подумал. Я сейчас все объясню?. Да и нечего тут объяснять, если честно. Она опять за старое, как в старые добрые, когда она привязывалась ко всем, кому не лень, лишь бы не ощущать себя кинутой. Хотя кого она обманывает, они не были добрыми. Никогда.Для Джоаны не существует серого, не существует оттенков и полутонов, только белое и черное: если она любит, то до самой настоящей зависимости, если ненавидит, то до напряженных кулаков и желчи. Она всегда была довольно лабильной в отношениях с кем-либо: сегодня она безжалостный манипулятор, а завтра созависимая жертва. Сегодня ты самый идеальный человек во всем мере, а завтра ты настоящее зло и вообще проблема всех ее несчастий. Сейчас она пошлет тебя к черту, а через секунду накинется с извинениями и будет умолять остаться. И Джоана понятия не имеет, как Элой терпел это. — Ладно, я думаю, что мне уже пора. — Она поспешно поправляет рюкзак и мнется. — Спасибо, что выслушал. Впрочем, ты всегда так делал. Я люблю тебя. — Джоана кивает на прощание и делает шаг в сторону выхода, но медленно оборачивается назад, как-то жалостливо кривя губы. — Прости… Она быстро идет вдоль стен, глядя в землю, случайно задевает плечом какую-то пожилую женщину и невнятно извиняется, выходя с кладбища. Какое-то время просто смотрит в небо, слыша, как бешено стучит ее сердце. Глубокий вдох. Менее глубокий выдох. Достает телефон и набирает номер, который никогда не забудет. — Привет, мам. Поговори со мной. — Внимательно вслушивается в такой родной и хриплый голос, грустно улыбаясь. — Неважно, о чем угодно. Просто поговори со мной…Прошу…И она говорит. ***Джоана сидела на веранде небольшой кофейни, что располагалась на пересечении двух дорог, и если честно, отсюда был неплохой вид на небольшую площадь с фонтаном. Она любила это место, не знала почему, но чем-то оно цепляло. Наверное, потому что здесь всегда было довольно оживленно: за соседним столиком сидела какая-то компания подростков, чуть правее пожилой мужчина со своим мопсом на коленях, на площади у фонтана тоже сидели люди, все о чем-то говорили, шум машин и суета. Да, наверное, это именно то, что привлекало ее здесь. Оживленность. Когда у Джоаны было боле-менее стабильное настроение, она часто приходила сюда и просто смотрела. Иногда заказывала капучино или макиато, иногда пыталась что-то зарисовать, но у нее никогда не получалось ничего кроме мрачных образов, поэтому она просто оставляла эту затею, закидывая скетч бук в рюкзак.Вообще, если честно, то Джоане сейчас жуть как хочется сидеть где-нибудь в парке и перебирать струны гитары тонкими пальцами. Но она не в парке, а гитара в квартире, в которую Джоана не планирует возвращаться в ближайшее время. Лишь ближе ко сну, ближе к полуночи, если быть точнее. Поэтому Джоана лишь продолжает сидеть за своим столиком, наблюдая за оживленной площадью, а потом она слышит, как ее кто-то окликает. Это девушка, сразу понятно, высокий, но не писклявый, а наоборот мелодичный голос, и он кажется таким знакомым, прямо до каких-то непонятных мурашек. Джоана оборачивается и сперва протирает свои глаза, чтобы убедится, что она окончательно не сошла с ума. — Привет. — Джоана не понимает, что происходит, когда ее целуют в обе щеки, в знак типичного испанского приветствия, и все еще не верит своим глазам. — Привет… — Она осматривает с ног до головы, хмурит брови, и только сейчас замечает небольшой круглый живот. — Вероника.— Я могу? — Вероника указывает на один из стульев, и Джоана кивает, не понимая стоит ли ей сейчас злится или радоваться. Акоста садится напротив, внимательно рассматривая ее лицо, и, наверное, Вероника замечает эту кучу вопросов в глазах Бианчи, потому что нарушает тишину первой. — Как ты? — Спрашивает неуверенно, потому что помнит, чем закончилась их последняя встреча. Потому что понимает, что расстройство Джоаны на вряд ли куда-либо исчезло. Потому что понимает, что сейчас можно ожидать всего чего угодно. Но Акоста выглядит абсолютно спокойной, разве что растерянной и удивленной, и Вероника облегченно выдыхает, потому что перед ней сейчас именно та Джоана, к которой она когда-то питала нежные чувства. — Эм, нормально. А ты… — Бианчи кивает под стол, и Вероника понимает, о чем та хочет спросить. — Ах, да, я теперь не Сеньорита Вероника Калво Феррер, а Сеньора Вероника Калво де Ньето. Он, кстати, сейчас выйдет из того магазинчика. — Калво уверенно указывает в сторону магазинчика по другую сторону дороги, но Джоана этого уже не видит, потому что только сейчас понимает чья это фамилия. Диего Ньето Маркес. Воспоминания всплывают слишком ярко и четко: кровь, толпы студентов, размозжённое опухшее лицо, бессонная ночь, приемный покой, крики ее отца, теплая ладонь матери на колене. И Акоста вновь не понимает, что она чувствует. Злится она или боится? Наверное, все-таки боится, потому что резко вскакивает с места, невнятно пытаясь что-то сказать. — Эй, Джоана, все хорошо. — Ньето аккуратно берет ее за руку и пытается посадить обратно. — Не бойся. Бианчи быстро вертит головой, чувствует, как страх накатывает к ней все сильнее и сильнее. Еще чуть-чуть и она забьется под стол парализованная ужасом. Все это слишком неожиданно для нее. Она была не готова вот так вот резко и без какого-либо предупреждения столкнуться со своим не самым лучшим прошлым. Джоана, конечно, понимала, что ответственность все равно когда-нибудь, да должна была настигнуть ее, но не сегодня. Не сейчас. Она не готова. — Джоана. — Вероника слышит, как Акоста начинает дышать чаще, а взгляд ее в панике метается по интерьеру веранды. Калво прекрасно знает это, что это за состояние, и с таким она сталкивалась не раз за их три месяца отношений. Она уже знает, как с этим бороться. Поэтому она встает напротив и обхватывает лицо Джоаны руками, разворачивая его к себе. — Джоана, смотри на меня. Смотри мне в глаза, хорошо? — Ньето смотрит неотрывно, и Бианчи нервно кивает, пытаясь сосредоточится на мутно-зеленых напротив. — Вот так, дыши. Вдох. Выдох. Молодец. Помнишь, как мы делали? — Снова многочисленные кивки. —Хорошо, тогда давай в слух. Раз. Два. Три. Четыре... И Джоана считает. На каждый вдох и выдох по цифре. Вдох и выдох, и Акоста чувствует, как ее медленно отпускает. Чувствует, как сердце биение выравнивает, и кровь перестает бешено бить по вискам. Вероника продолжает смотреть в карие, даже не моргая, она спокойна, и Бианчи успокаивается следом. Калво только что спасла ее от панической атаки. Снова. — Вот, умничка. Все хорошо? — Джоана медленно кивает, и Вероника только сейчас позволяет себе моргнуть. Она знает, что с Акостой иногда нужно, как с ребенком. Это не сложно, если знать, что делать. — Сядем? Они медленно садятся на место, и Джоана вгрызается в ноготь, чем вызывает легкую улыбку на губах Ньето. — Ты не изменилась. — Она тихо смеется, и Бианчи начинает чувствовать себя чуть расслабление. —Все тот же стиль в одежде, та же привычка, ха. Тебе идет этот цвет. — Спасибо. — Тихо отвечает Акоста, чуть приподнимая уголки губ, проводя рукой по фиолетовым кончикам волос, что спадали на ее плечи. — Послушай, Джоана. — Вероника чуть наклоняется вперед. — Я понимаю, наша последняя встреча была не самой лучшей. — Ну, да, ты чуть не прихлопнула мне дверью пальцы на правой руке. — С легкой улыбкой и прищуром произносит Бианчи, и снова Калво чуть растягивает губы.— Мне, конечно, нравится, что ты шутишь, но все же. — Лицо ее вновь меняет выражение. — Я не хочу, чтобы это было точкой, понимаешь? Мы можем сохранить нормальные отношения, если ты не против? Джоана, конечно, могла бы сейчас закатить истерику, резко вскочив с места, перевернуть столик, за которым они сидели, кричать, кидать в Веронику стулья, но она не хочет. Она устала. Правда. Устала уже нести это все на себе, хочется уже сбросить с себя часть своего груза. И Джоана подумала, что не стоит вести себя, как конченая сука, когда предоставляется возможность все разрешить здесь и сейчас. В конце-то концов у нее сейчас не тот период для истерик и скандалов. Она сейчас более-менее стабильна. Джоана кивает. — Хорошо. — Калво принимает исходное положение, отодвигаясь. — Хорошо, спасибо. — Она молчит пару секунд, а после, нежно улыбаясь, произносит. — Я рада, что ты в порядке. И прошу тебя, дай ему шанс. Посте этих слов Вероника резко поднимает голову, направляя свой взгляд куда-то за спину Акосты, широко улыбаясь, а Бианчи не хочет оборачиваться. Вновь вгрызается в палец, вновь бегает взглядом. Все эти эмоции настолько сильны сейчас, что хочется просто убежать куда подальше и больше сюда не возвращаться, но остатком своего чистого разума Джоана понимает, что это будет крайне глупо, поэтому она просто сидит и ждет, пока Диего сам ее заметит. И он замечает. Такой же растерянный и удивленный, он обходит стол и встает рядом с Калво, чуть приобнимая ее за плечо. — Смотри, кого я встретила, Дио. — Калво чуть кивает в сторону Акосты, расплываясь в улыбке.— Я вижу. — Зажато произносит Маркес, но сразу же прочищает горло, более увереннее добавляя. — Привет, Джоана. Бианчи вновь резко вскакивает и когда встречает его взгляд, практически немеет. Ей настолько страшно, что это, наверное, видно то, как ее трясет, и когда Диего дружелюбно улыбается, Джоану резко перещелкивает на другую эмоцию. Она делает резкий выдох и слегка теряется от такой быстрой смены настроения. А еще она теряется от того, как по-доброму Маркес смотрит на нее, и сейчас Джоана не считает его ужасным отморозком, а вполне себе хорошим, даже идеальным человеком. Она, просто, улыбается в ответ и точно также мягко и по-доброму приветствует его. ***Они болтают уже около часа, и Джоане кажется, что она не смеялась так целую вечность. Это действительно странно, но они оба так легко идут на контакт, и Джоане это нравится, потому что она не чувствует себя покинутой. И ей кажется, что слова давно так просто не выходили из нее, и она впервые смогла позабыть то, что она никто. — О, я тоже могу много чего припомнить. — Язвительно произносит Калво, и Диего, приобнимая, заинтересованно смотрит на свою жену. — И чего же? — Джоана растягивает губы в игривой ухмылке, стреляя бровями.Она расслаблена, спокойна, и это видно сразу, потому что Вероника без труда узнает в ней ту самую Джоану, с которой она тогда познакомилась на территории кампуса. Со спокойной Джоаной, которая лениво перебирала струны своей гитары, что-то напевая себе под нос. Джоаной, которая тогда выглядела просто прекрасно в желтых укороченных клетчатых штанах, в красных кедах, в просторной черной толстовке и с небрежным высоким хвостом. И первое, что тогда бросилось в глаза — это выбритый до середины уха затылок. — Ну, например, то, как ты собрала все кусты у моего дома. — Маркес удивленно и чуть смеясь поворачивается в сторону Бианчи. — Да, Дио, не думай, что она была тихоней. Иногда она могла так напиться, что даже не помнила своего имени. — Это было редко. — Утвердительно кивает Акоста, глядя Диего в глаза, и тот странно хмыкает. — Редко, да метко, знаешь ли. Так вот…— Постой, постой, ты что, действительно собираешься рассказать? — Джоана смотрит с некой надеждой, но внутри ей ужас как смешно. Вероника кивает. — Блять. Джоане не было стыдно, наоборот, она смеялась громче всех, когда история становилась все более абсурдней. — И она говорит: ?Я не могу пойти домой, меня трахнут?. А она была ужасно пьяной. Прям внулину, Дио! — Сквозь смех произносит Калво, уже зная исход всей этой ситуации. — Я предложила остаться у меня, но…— Она не могла сделать это через дверь…— Не перебивай! — Шикнула Вероника, и Джона показательно приложила палец к своим губам. Сейчас они напоминали очень хороших подруг, и Маркес смеялся каждый раз, когда они перебивали друг друга. — Да, я не могла, поэтому предложила залезть ей через окно. Оба засмеялись не в силах продолжать. — А потом... — Калво громко хрюкнула. — Потом я слышу шум…— Я ебнулась со второго этажа! — Она почти залезла и просто поскользнулась на карнизе! Карнизе, блять! — История вновь прервалась громким всхрюкиванием. — А я стою и думаю, что моя девушка, по-любому, сломала позвоночник. — И Джоане нравится, как Вероника, не стесняясь, произносит ?моя девушка?. Нравится, потому что Калво не пытается как-то оправдаться перед своим нынешним супругом, а говорит так как есть. Они встречались на тот момент, и это факт. И Джоане нравилось, что Вероника не избегала этого факта, да и Маркес никак не реагировал на эти слова. Лишь продолжал смеяться, кидая на Бианчи взгляды по типу: ?Не знал, что ты так можешь?. — И я в ужасной панике подбегаю к окну, а она лежит на маминых любимых цветах и смеется. — Мне было больно. — Сквозь смех процеживает Акоста. — Ты смеялась, как ненормальная. — Вероника смахивает слезинку с уголка левого глаза. — А потом ее вырвало из моего окна прямо на эти цветы. — Почему как? — Иронично произносит Джоана, все еще чуть смеясь.— Кстати, как твое лечение? — Легко спрашивает Диего, и Бианчи сперва теряется, вновь не понимая, что она сейчас чувствует. Она вновь теряется в своих эмоциях. — Неплохо. — Тихо отвечает, потому что врет. Потому что она не ходит к психотерапевту уже очень давно. Потому что она всем врет. Врет, потому что не хочет быть обузой. Врет, потому что не может по-другому. — Это хорошо. — Совершенно искренне говорит он, и Акоста немного счастлива, что он поинтересовался этим.Ей нравится, что кому-то небезразлично ее психическое состояние. Она радуется этому, как ребенок, но снаружи выглядит совершенно обычно, когда ее распирают эмоции. Но радость тут же сменяется более интенсивным и резким чувством внутренней опустошенности и полного обесценивания. Она ужасна. Она плохая, а мир хороший. Ведь это она лжет, а они нет. Она черное, они белое, и нет никакой золотой середины. Нет, и никогда не было. Потому что так у нее каждый день. Потому что она каждый раз то добро, то зло. Потому что она не может отделять свою личность от своих поступков. Потому что каждый день для нее, как день с амнезией. Потому что у Джоаны нет целостности восприятия мира. Есть только прошлые и настоящие события, хаотично разбросанные вне времени и пространства. Никакой цельности. Словно бы калейдоскоп с красивыми и не очень осколками внутри, которые ежеминутно движутся в полном беспорядке, и Джоана все никак не может собрать их во что-то монолитное и цельное, сколько бы ни пыталась. — Не хочешь заглянуть к нам на этих выходных? — Бианчи от такого неожиданного вопроса выходит из своих мыслей слишком резко. Снова теряется. — Можно было бы посидеть, наладить общение. Они оба смотрят на нее с такой надеждой, что Акоста теряется еще сильнее. — Я даже не знаю. — Честно отвечает она, цепляется руками за коленные чашечки, мнется, бегает глазами. — Если тебе будет удобней, можешь прийти не одна. — Успокаивающе говорит Маркес, и Вероника кивает.— Я подумаю. — Тогда давай я дам тебе свой новый номер. Джоана неуверенно протягивает телефон, и Калво широко улыбается. ***Они говорят еще где-то минут пятнадцать, а потом, попрощавшись, Джоана остается одна. Она еще долго смотрит им вслед, совершенно выбитая из равновесия всей этой ситуацией. Ближе к полуночи она уже подходит к дому, снова шаркая кедами по тротуару. Она знает, что ей придется отказать, потому что она не хочет быть чересчур навязчивой, но если честно, ей ужасно бы хотелось прийти. А может быть, это вовсе не навязчивость, раз они сами пригласили ее — думает. Да, даже если и так наверняка она будет там не в своей тарелке. Она тяжко выдыхает, открывая дверь своей квартиры. Она не любит это в себе. Эту ее чрезмерную замороченность. Эту легкую тревожность и паранойю. Ей ведь даже и звать некого, чтобы чувствовать себя менее неудобно. Хотя она, наверное, могла бы попытаться, но эта мысль звучит слишком глупо. Джоана от нее тут же отрекается. Это будет слишком импульсивно с ее стороны. Хотя вся ее жизнь - сплошная импульсивность. Верно?